Экзорцист: Проклятый металл. Жнец. Мор. Осквернитель
Шрифт:
Моей?!
Знакомые черты лица исказились, кожа приобрела мертвенно-бледный оттенок, под пустыми провалами глазниц залегли чернильные тени.
Это не отражение, это бесы взирают на меня из глубины зеркал!
Ледяными крючьями вонзилось в душу потустороннее, Скверна хлынула из зеркал, растекаясь по лабиринту бурным потоком, затрещали рамы, пол под ногами прогнулся, пошел волнами потолок, а стекла искривлялись и выгибались. Окружающее начало терять материальность, отражения же бесов, напротив, понемногу
Я зажмурился, вслепую зашарил руками в поисках выхода и вдруг сообразил, что под ладонью плоская гладь стекла. Плоская, не выгнутая пузырем!
Так вся эта бесовщина творится лишь в моей голове?!
Но растворенная в воздухе Скверна жгла все сильнее, заточенные в душе бесы яростно рвались на волю, а тело продолжало наливаться свинцовой тяжестью. Еще немного – и у меня даже рукой пошевелить не получится, какая уж тут иллюзия!
А, пропади оно все пропадом!
И, прикрыв голову руками, я сорвался с места и наугад вломился в первое попавшееся зеркало.
Звяк! Стекло лопнуло и осыпалось осколками, прикрытые им доски тоже не выдержали удара, с сухим треском они переломились, и я вывалился из зеркального лабиринта прямо под ноги опешившему от изумления билетеру.
Паренек испуганно отскочил, но сразу пришел в себя, оценил учиненный мной разгром и охнул:
– Ну, дядя, ты попал…
«Дядя» поднялся, коротко врезал ему под дых и поспешил прочь.
Убраться успел как раз вовремя – когда выходил на улицу, от другого входа уже неслись резкие трели служебных свистков.
Проснулись, соколики, беса вам в бок…
5
Пил весь вечер. Стопку за стопкой вливал в себя полынную настойку, морщился, кривился, но продолжал пить.
Хоть бы чуть в голове зашумело! Но нет – словно водичкой пробавлялся.
Впрочем, не стоит думать, будто я пустил ситуацию на самотек. Все, что можно было сделать, было сделано. Да и сейчас не просто лечил выпивкой расшатанные нервы, а приглядывал за Эдвардом Рохом, который переходил по мертвецкой от одного тела к другому и что-то задумчиво бормотал себе под нос.
– Они были хорошими парнями, – вздохнул я и поболтал остававшуюся в бутылке настойку. – Такого они точно не заслужили.
Лучник оглянулся на меня и поморщился:
– Вот только не надо этого пафоса, Себастьян! Они были жуликами и убийцами, любого из вашей братии прямо сейчас колесовать можно.
– На себя посмотри, – недобро зыркнул я в ответ.
– Речь не обо мне, – возразил Эдвард, стянул матерчатые перчатки и хрустнул костяшками изукрашенных татуировками пальцев.
– Тогда скажи уже что-нибудь о них.
– Я, конечно, не коронер, – произнес лучник, задумчиво глядя куда-то в сторону, – но, сдается мне,
Я только фыркнул от возмущения:
– Как ты себе это представляешь, Эд? Они стояли и ждали, пока их зарежут?
– Тебе виднее, – пожал плечами Рох, вытер руки полотенцем и натянул свои обычные кожаные перчатки. – Каждому был нанесен один точный, хорошо акцентированный удар в горло. Никаких защитных ран, никаких признаков того, что они пытались уклониться. Либо их застали врасплох, либо это был не человек.
– Человек, – возразил я. – Эта сволочь заманила меня в зеркальный лабиринт. Чуть не сдох там.
Грудину до сих пор ломило, словно получил копытом, и при любом резком движении перед глазами все смазывалось и плыло. Впрочем, в этом вполне могла быть повинна полынная настойка.
Эдвард Рох задумчиво посмотрел на меня и вздохнул:
– Если я ответил на все твои вопросы, не мог бы ты оставить меня в одиночестве?
– Не мог, – хохотнул я и вновь наполнил рюмку.
Полынная настойка – это именно то, что мне сейчас необходимо.
– И почему же?
– Здесь меня точно никто искать не станет, – пояснил я, кутаясь в одолженный у лучника теплый плащ. – Надо хорошенько все обдумать.
– А мне надо заняться делом!
– Не терпится ободрать кожу со старика?
– А даже если так?
– Твое право, – усмехнулся я, разглядывая свой испещренный черными точками серебряный браслет. – Только не забудь сделать для меня описание его послужного списка.
– Завтра.
– Хоть так. – Я выпил, улегся на лежанку и, глядя на сырой темный потолок, спросил: – Слушай, Эд, тебе никогда не хотелось сигануть с моста в реку? Или, когда стоишь на краю крыши, шагнуть вниз?
– Нет.
– А меня зачастую будто изнутри подталкивает. Или, бывает, иду по улице, смотрю на людей, и просто руки чешутся достать нож и пырнуть первого встречного. Это плохо, да? Тревожный звоночек?
Лучник отвернулся от мертвеца и попросил:
– Разбирайся со своими бесами сам, Себастьян. У меня своих хватает.
Голос его прозвучал на редкость недобро, да и скальпель подрагивал в руке очень уж нервно, поэтому продолжать разговор я не стал, вместо этого накрылся полой плаща и предупредил:
– Будешь уходить, разбуди. А то еще кого-нибудь удар хватит.
Эдвард пробурчал в ответ нечто неопределенное; я перевернулся на другой бок, закрыл глаза, и в голове сразу завертелись невеселые раздумья.
Леопольд и Луиза… кому пришло в голову свести вместе Тьму и Скверну?
Неужели еретики действительно заинтересованы в появлении на свет Осквернителя? Точнее – в рождении ребенка, который в будущем Осквернителем может стать? Но, если моя догадка верна, то с какой тогда целью похитили Берту?