Эль-Таалена
Шрифт:
Брандт пожал плечами, послушно размякая от ее ласки.
«Ладно, ладно… делай, как знаешь. И все-таки, как-то это странно. Где же вся твоя шайка-лейка? Столько усилий затратили, а теперь даже судно встретить некому…»
Подошел Котофеич.
«Слышь, Димон, ближе к берегу нельзя. Сядем.»
Брандт кивнул на Хефи: «Делай, как она скажет.»
Он тревожно вглядывался в берег, чересчур пустынный для такой прекрасной погоды. За линией дюн, на прибрежном шоссе что-то мелькнуло. Что? Не красно-синий ли фонарь полицейской машины? Брандт повернулся к Хефи, которая
«Хефи…» — начал он и запнулся. Над берегом взвился характерный дымок, а затем примчался и запыхавшийся от опоздания звук выстрела. На баке «Эль-Таалены» разорвался первый снаряд, взметнув в воздух обломки и клочья угольно-черного дыма.
«Это что ж это… — с какой-то детской интонацией сказал Котофеич, удивленно приоткрыв рот и шаря рукою где-то у себя за спиной. — Это что там у меня, Димон, а?..»
Котофеич стал поворачиваться, чтобы показать, но ноги у него подкосились, и он упал лицом вниз, даже не пытаясь смягчить падение, с безразличной неразборчивостью неодушевленного предмета. В спине у него торчал обломок стального прута из разлетевшегося леерного заграждения.
Второй снаряд угодил в рубку. На палубу стали выскакивать растерянные моряки. Брандт схватил Хефи за руку.
«За борт! — закричал он. — Все — прыгайте за борт! Плывите к берегу!»
Повернувшись к Хефи, он увидел выражение застывшего полуобморочного безразличия на ее лице, очень похожее на предсмертное безразличие Котофеича. «Неужели ранена?» — подумал он с отчаянием, попутно успев удивиться этому отчаянию. Третий снаряд ударил в борт чуть выше ватерлинии. «Эль-Таалена» вздрогнула и накренилась. По палубе с криками метались ошалевшие люди. Из обломков рубки свешивался мертвый штурман, болтая неестественно вывернутой ногой с торчащей обнаженной костью.
«Цела? — закричал Брандт, ощупывая девушку и с ужасом ожидая увидеть кровь на своих руках. — Плыть сможешь?»
«Смогу, — спокойно ответила Хефи. — Да не мельтеши ты так. Цела я, жива и здорова. Ничего со мною не случится, не волнуйся.»
Она явно пришла в себя. Прежнее безразличие сменилось какой-то странной задумчивостью; глаза ее светились.
«Что ты стоишь? — закричал Брандт. — Прыгай! Угодит в машину — сгорим!»
Он потащил ее к борту.
«Не здесь, — деловито остановила его девушка. — Прыгнем с другого борта. Поплывем параллельно берегу, на юг, не меньше мили. Прямо к берегу нельзя, застрелят…»
Пулеметы они услышали, когда уже отплыли на несколько сот метров к югу от гибнущего судна. Моряков с «Эль-Таалены» расстреливали прямо в воде.
Когда все было кончено, Вейцман брезгливо сплюнул на лежащего без чувств генерал-поручика Ржевского и подозвал автоматчиков.
«Отнесите генерала в машину, — сказал он. — Пусть доложит в штаб об успешном исполнении… когда проснется.»
От передвижного командного пункта, размахивая руками, бежал радист.
«Полковник! — закричал он еще издали. — Рапорт от группы оцепления! Кому-то удалось вырваться! Двое полицейских убиты! В двух километрах южнее! Машина похищена!»
Вейцман снова сплюнул и вздохнул.
«Жаль, далеко
Часть 9
Они ехали молча. После Умм-эль-Фахма Хефи вздохнула и тихо сказала:
«Все. Здесь мы расстанемся. Высади меня на ближайшей автобусной остановке. Потом ты должен ехать один. Это недалеко. На перекрестке Меггидо повернешь налево и дальше по указателям.»
«По каким указателям?»
«Маунт Меггидо. Хар Меггидо. Гора Меггидо. Армаггедон.»
Брандт резко свернул на обочину.
«Послушай, Хефи, — сказал он раздраженно. — Это уже переходит все границы. В какой-то момент я полагал, что понимаю тебя, но теперь вижу, что ошибался. В чем дело, ты можешь объяснить? Почему мы должны именно сейчас расставаться? И на кой черт мне нужно переться одному на эту самую гору? И где все твои товарищи? Организация? Группа?»
Хефи снова вздохнула, глубоко и прерывисто. В глазах у нее стояли слезы. Брандт впервые видел ее плачущей. Девушка протянула руку и погладила его по щеке. Рука слегка дрожала, и оттого вышло особенно нежно.
«Милый, милый Давид, — прошептала она. — Ты еще ничего не понял? Даже своей прославленной дедуктивной логикой Дэвида Брандта? Мы с тобой одни. Нет никакой организации, никого. Только мы, я и ты. Хефциба и Давид. И наш ребенок, сын.»
«Сын?» — ошарашенно выдавил Брандт.
«Сын. Он еще не родился, но у него уже есть имя. Его назовут Менахем. Твой сын, сын Давида. Машиах бен Давид. Он-то все и закончит. Не мы, он.»
«Машиах?.. — потрясенно прошептал Брандт. — То есть, мессия? Ты что, совсем сбрендила?.. Аа-а… наконец-то я понял… ты сумасшедшая… просто сумасшедшая! Господи! Это ж надо так попасть! Ты, сумасшедшая одиночка, затеяла всю эту историю?.. заварила всю эту кашу? Ты, одна?!»
Хефи печально улыбнулась.
«Конечно, одна. Человек, в конечном счете, всегда все решает сам, один. Машиах бен Давид, твой сын, тоже будет один. Но он-то победит. Он-то все устроит, в лучшем виде. Он-то их всех передавит: и вампиров, и убийц, и всю их темную армию. И все будут счастливы. Все, до одного! Разве это не прекрасно? Ты только подумай: Машиах!»
Брандт перевел дыхание.
«Так, — сказал он сам себе. — Сосчитай до десяти и приди в себя. Главное — спокойствие. Я ведь об этом где-то читал… это называется „иерусалимский синдром“ или как-то похоже… Типичная шизофрения, причем описанная и, видимо, поддающаяся лечению. Но я-то, я-то какой кретин! Сразу не разобрать, в чем тут дело!.. столько людей погибло…»
«Ладно, — произнес он как можно более терпеливо. — Допустим, что ты беременна. Допустим даже, что ты беременна Мессией. Но при чем здесь я, Дэвид Брандт? Ты ведь охотилась именно за мной, не так ли? Иначе, зачем тебе вообще было пробираться в Особый Отдел?»
«Конечно… — ласково прошептала Хефи. — Конечно, за тобой. Ты не думай, я все проверила. Все сходится. И твой отец Джозеф, и дед, и прадед… всё. Ты — это он, без сомнений…»
«Я — это он… — выкатив глаза, повторил Брандт. — Кто — „он“?»