Элантрис
Шрифт:
– Тогда я могу предположить, что молодой джиндосец – барон Шуден с Кайской плантации?
Принц улыбнулся.
– Я думал, что ты всего лишь простой фермер.
– Караванный тракт Шудена проходит точно посредине Дюладела. Не найти такого дьюла, который бы не слышал его имени.
– А-а-а, – только и смог протянуть Раоден. – Нас также посетили граф Эхан и граф Иондел. И что, во имя Доми, затеяла эта женщина?
Как будто услыхав его вопрос, принцесса Сарин закончила созерцание Элантриса. Она повернулась и направилась к задку повозки, отогнав нервничающих дворян нетерпеливым взмахом руки.
Повозка ломилась от всевозможной снеди.
– Идос Доми! – выругался Раоден. – Галладон, нам грозит беда.
Дьюл недовольно повернулся к нему; его глаза горели голодным огнем.
– О чем ты говоришь, сюл? Я вижу пищу, а интуиция мне подсказывает, что принцесса привезла ее для нас! Что тебе не нравится?
– Она, должно быть, решила устроить Кручину вдовы. Только иностранка могла додуматься прийти в Элантрис.
– Сюл – тут же посерьезнел Галладон, – скажи мне, о чем ты думаешь.
– Она пришла не вовремя. Наши люди только-только ощутили независимость, задумались о будущем и начали забывать боль. Стоит накормить их до отвала, и они забудут обо всех планах. Ненадолго они насытятся, но Кручина длится всего несколько недель. А после этого снова вернутся боль, голод и жалость к себе. Моя принцесса своим приходом уничтожит все наши труды.
– Ты прав, – осознал дьюл. – Я почти забыл о голоде, пока не увидел еду.
Раоден в ответ застонал.
– Что еще?
– Что будет, когда о еде прослышит Шаор? Ее люди набросятся на тележку, как стая волков! Я даже представить боюсь, что случится, если кто-то из них убьет дворянина. Мой отец терпит элантрийцев только потому, что давно выбросил их существование из головы. Но стоит одному из нас напасть на дворянина, и король вполне может решить уничтожить город одним махом.
Из переулков вокруг площади начали появляться люди. Громилы Шаор не показывались; пока подходили вымотанные, усталые от жизни элантрийцы, которые до сих пор жили на улицах сами по себе. С течением времени многие прибились к общине, но сейчас, с появлением доступной для всех пищи, ему ни за что не собрать остальных. Они продолжат привычное существование без смысла и цели, заблудившись в лабиринте боли и проклятий.
– Ох, милая моя принцесса, – вздохнул Раоден. – Ты хочешь помочь, но раздать этим людям еду – худшее, что ты могла придумать.
Марещ поджидал их у подножия лестницы.
– Вы ее видели? – нетерпеливо спросил ювелир.
– Видели, – нехотя ответил принц.
– Чего она хочет?
Не успел Раоден раскрыть рот, как над площадью разнесся уверенный женский голос:
– Я хочу говорить с властителями этого города – они называют себя Аанден, Карата и Шаор. Позовите их сюда.
– Как?.. – вырвалось у принца.
– Поразительная осведомленность, – заметил Мареш.
– Вот только сведения немного устарели, – добавил Галладон.
Раоден заскрипел зубами, ломая голову над новой проблемой.
– Мареш, пошли гонца к Карате. Пусть встретит нас около университета.
– Да, господин. – Ювелир взмахом подозвал ближайшего мальчишку.
– И пусть Саолин приведет на площадь половину своего отряда. Ему придется приглядывать за
– Я могу сам их позвать, господин, – предложил вечно горящий желанием услужить мастер.
– Нет. Ты у нас будешь изображать Аандена.
Глава двадцать третья
Иондел и Шуден оба настояли на том, чтобы сопровождать принцессу. Старый граф не спускал руки с рукояти меча (он всегда носил на поясе клинок, несмотря на мнение арелонского двора об оружии) и рассматривал и провожатого, и эскорт из элантрийских гвардейцев с равной долей подозрительности. В свою очередь, гвардейцы изо всех сил притворялись невозмутимыми, как будто посещение Элантриса считалось в их среде ежедневной прогулкой. Но Сарин прекрасно ощущала их страх.
Поначалу все до единого воспротивились ее плану. Казалось немыслимым, чтобы принцесса отправилась в недра Элантриса на встречу с тамошними самозваными правителями. Сарин же упорствовала в желании наглядно доказать, что древний город не представляет опасности. А если начать дрожать при первом посещении, то как потом уговорить дворян войти в элантрийские ворота?
– Мы почти пришли, – раздался голос провожатого.
Высокий стройный мужчина пришелся бы вровень с Сарин, будь на ней сегодня каблуки. Серые пятна на его лице казались более светлыми, чем у прочих элантрийцев, но то ли он отличался более бледной кожей, то ли попал в проклятый город недавно – принцесса не знала. До шаода его овальное лицо могло бы считаться симпатичным, и он явно не принадлежал к простонародью: его походка и осанка выдавали привычку гордо держать себя. Хотя он исполнял роль простого посланца, Сарин решила, что провожатый – один из доверенных помощников элантрийских главарей.
– Как тебя зовут? – нейтральным тоном спросила она.
Он принадлежал к одной из трех банд, которые, по сведениям Эйша, правили городом на правах захватчиков и насильно подчиняли своей власти новичков.
Он ответил не сразу.
– Меня называют Духом, – наконец произнес он.
«Подходящее имя, – подумала принцесса, – для человека, от которого остался только призрак былого».
Они приближались к стене большого здания; по словам Духа, в нем когда-то размещался университет. Сарин критически оглядела постройку. Как и весь город, ее покрывала все та же странная буро-зеленая слизь, и хотя в лучшие времена университет выглядел величественно, сейчас он сливался с прочими развалинами. Их провожатый вошел внутрь, а принцесса замялась перед дверьми. Ее не отпускало подозрение, что верхний этаж вот-вот рухнет им на голову.
Она обменялась взглядами с Ионделом. Граф тревожно оглядывался и задумчиво потирал подбородок. Наконец он передернул плечами и кивнул. Казалось, он пришел к той же мысли: «Не отступать же, если мы зашли так далеко».
Так что, стараясь не обращать внимания на просевший потолок, Сарин проследовала внутрь во главе сгрудившейся вокруг нее свиты из друзей и охраны. К счастью, в глубь здания их не повели. У дальней стены первой же комнаты ожидала группа элантрийцев, чьи темнокожие лица почти сливались с погруженной в полумрак обстановкой. Двое стояли на обломках стола, что возвышало их над остальными на несколько футов.