Ельцын в Аду
Шрифт:
Шульгин взял слово:
«Государь сидел, оперевшись слегка о шелковую стену, и смотрел перед собой. Лицо его было совершенно спокойно и непроницаемо. Я не спускал с него глаз... Гучков говорил о том, что происходит в Петрограде. Он не смотрел на государя, а говорил, как бы обращаясь к какому-то внутреннему лицу, в нем же, в Гучкове, сидящему. Как будто бы совести своей говорил.
Когда Гучков кончил, заговорил царь. Совершенно спокойно, как о самом обыкновенном деле, он сказал: «Я вчера и сегодня целый день обдумывал и принял решение отречься от престола. До 3 часов дня я готов был пойти на отречение в пользу моего сына, но
«Наконец я смогу поехать в Ливадию».
…Он отрекся, как командование эскадроном сдал».
Я записал тогда в дневнике, - вспомнил Николай: «В час ночи уехал из Пскова с тяжелым чувством пережитого. Кругом измена, и трусость, и обман!»
3 марта я приехал в Могилев и здесь узнал, что Михаил не принял корону и отрекся от царского сана.
9 марта я сделал запись в дневнике: «Скоро и благополучно прибыл в Царское Село... Но, Боже, какая разница — на улице и кругом дворца внутри парка часовые, а внутри подъезда какие-то прапорщики! Пошел наверх и там увидел душку Аликс и дорогих детей. Она выглядела бодрой и здоровой, а они все лежали в темной комнате.
Погулял с Валей Долгоруковым, гофмаршалом двора, и поработал с ним в садике, так как дальше выходить нельзя!».
...И с той самой поры и до близкой уже смерти «дальше выходить нельзя» стало для всех нас приговором, ибо с этого самого дня мы сделались арестантами...
Экс-монарх чуть не плакал...
Давай я тебя, Николаша, утешу!
– радостно осклабил клыки хозяин инферно.
– Ведь все знают: именно я мщу клятвопреступникам по велению Божьему! Кара за нарушение присяги не заставила себя долго ждать! 2 марта 1917 года Рузский с Алексеевым выдавили из тебя отречение, а уже через четыре дня первый телеграфировал второму, что начавшиеся в Пскове, Двинске и других городах в полосе Северного фронта «ежедневные публичные аресты генералов и офицеров, производимые в оскорбительной форме, ставят командный состав в безвыходное положение». Твой отказ от престола, вырванный нарушившими присягу генералами, разложил армию и погубил тысячи офицеров, в том числе пятерых из семи предавших своего государя военачальников...
Командующий Балтийским флотом адмирал Непенин был арестован и застрелен.
Генерал Эверт в марте 1918-го уволился в отставку, рассчитывая дожить свой век на покое. Но через несколько недель его убили взбунтовавшиеся солдаты.
Самой страшной оказалась судьба генерала Рузского, сыгравшего главную роль в искусно отрежиссированной драме твоего отречения. Выйдя в отставку в апреле 1917 года, старик поселился в Кисловодске, где вел тихую жизнь, далекую от политики. Но в сентябре 1918 года, когда по стране прокатилась волна красного террора, власти Северо-Кавказской республики объявили о взятии заложников. Рузского включили в группу заложников из 83 генералов, адмиралов, офицеров, чиновников, купцов.
Рано утром 31 октября 1918 года сторож и смотритель пятигорского кладбища по приказу чекистов вырыли большую могилу в северо-западной части кладбища, Когда заложников повели к могиле, Рузский с грустной иронией заметил, что свободных граждан России ведут на казнь, что всю жизнь он честно служил Отечеству, дослужился до генерала и теперь должен терпеть от своих же русских. Его ударили прикладом и заставили замолчать.
Предоставив
«На мой вопрос, признает ли он теперь великую российскую революцию, - поделился своими воспоминаниями из сталинского сектора Атарбеков, - Рузский ответил: «Я вижу пока лишь один великий разбой!» И я ударил Рузского вот этим самым кинжалом по руке, а потом — по шее...» Он отдал концы после пяти нанесенных ему ударов, не издав при этом ни единого стона.
В 1920 году, - продолжил Люцифер, - погибли еще два военачальника- предателя. Командующий Румынским фронтом генерал Сахаров, поверив обещаниям Советской власти об амнистии, остался в Крыму и был расстрелян в числе сорока тысяч белых офицеров, уничтоженных карателями в декабре 1920 года.
А десятью месяцами раньше в Иркутске расстреляли Верховного правителя России, адмирала Колчака...
Этот человек, не устававший подчеркивать свою приверженность монархическим взглядам, высказался не просто за твое отречение, но счел необходимым добавить в своей телеграмме: «принял безоговорочно». 5 марта 1917 года, всего через три дня после того, как ты отказался от престола, Колчак первым присягнул Временному правительству и организовал в Севастополе парад войск по случаю победы революции! Позднее он санкционировал торжественное перезахоронение останков лейтенанта Шмидта, предводителя мятежа на крейсере «Азов», а также домашние аресты членов императорской фамилии и обыски в их крымских имениях.
За предательство я наказываю предательством! Союзники-чехи выдали его и председателя Совета министров Омского правительства В.Пепеляева так называемому Политическому центру, захватившему власть в Иркутске.
Чрезвычайная следственная комиссия представила в ревком список из 18 политических заключенных, предназначенных к расстрелу. Начать решено было с Колчака и Пепеляева...
Их вывели из тюрьмы рано утром 7 февраля 1920 года и привели на берег заснеженной речки Ушаковки. Командовали экзекуцией председатель этой комиссии Чудновский и комендант города Бурсак. Последний велел Колчаку и Пепеляеву подняться на бугор, после чего предложил смертникам завязать глаза. Но адмирал презрительно отказался.
Бурсак не преминул рассказать о самом значительном событии своей жизни:
– «Перед расстрелом Колчак спокойно выкурил папиросу, застегнулся на все пуговицы и встал по стойке «смирно». Последовал короткий приказ: «Взвод! По врагам революции — пли!» После первого залпа сделали еще два по лежачим — для верности. Напротив Знаменского монастыря была большая прорубь. Там монашки брали воду. Вот в эту прорубь и протолкнули вначале Пепеляева, а потом Колчака вперед головой. Закапывать не стали потому, что эсеры могли разболтать и народ повалил бы на могилу. А так концы в воду».
Господи, прости их, как и меня, грешного!
– взмолился царь.
– Ясам их давно простил!
Это было сделано по моему приказу, переданному секретной телеграммой, - пояснил Ленин.
– «Не распространяйте никаких вестей о Колчаке. Не печатайте ровно ничего. А после занятия нами Иркутска пришлите строго официальную телеграмму с разъяснениями, что местные власти до нашего прихода поступили так под влиянием угрозы Каппеля и опасности белогвардейских заговоров в Иркутске. Беретесь ли сделать архинадежно?»