Элемент Водоворота
Шрифт:
– Я понял, Джирайя-сама, – повесив голову, пробормотал Какаши.
– Надеюсь, мне не придется повторять этот разговор еще раз, – оценивающий взгляд скользнул по всклокоченной пепельноволосой макушке. – Душеспасительные беседы – это не мой профиль, знаешь ли, – голос саннина стал мягче, в нем проскользнули знакомые искорки озорства. – Я тебя понимаю даже больше, чем ты думаешь. И потом, не так уж все и плохо, – загадочно протянул Джирайя, ухмыльнулся, встретив настороженный взгляд собеседника, залпом допил чай, словно это было сакэ, и поморщился. – Ты определенно ей нравишься, – заговорщически понизив голос и ниже склонившись
Затем быстро поднялся, взглянул в удивленно и растеряно распахнутый глаз Копирующего и, хохоча, отправился к выходу, оставив провинившегося платить по счету.
Возможно, это было незаметно по как всегда бесстрастному лицу, но Гаара был крайне удивлен, когда, вернувшись в резиденцию от восточных ворот, он обнаружил дверь своего рабочего кабинета открытой нараспашку. В гостевом кресле у его стола восседал с серьезным видом старик Тсучикагэ, вокруг которого активно хлопотали дежурные чуунины и неизвестно почему обретавшийся здесь же главный ирьёнин Суны. Чуть поодаль у стены расположился Китсучи.
– Явился, наконец? – язвительно проговорил Ооноки. – Долго тебя еще дожидаться?
– Доброе утро, Тсучикагэ-доно, Китсучи-сан. Прошу прощения, но мне и в голову не могло прийти, что что-то могло побеспокоить Вас настолько, что Вы решили обратиться ко мне. Тем более в столь ранний час, – сохраняя спокойствие, юноша прошел к своему креслу и, по привычке сложив пальцы в замок, выжидающе посмотрел на старика. – Чем я могу Вам помочь?
– Ты в курсе, что в твоей деревне из больницы пропадают пациенты? – сурово проворчал Тсучикагэ. – Или это преступный заговор? Не удалось выведать у меня информацию про Биджу, так ты решил взять ее в заложницы и меня шантажировать?
– Не понимаю, о чем Вы, – ответил Гаара, переводя взгляд на Китсучи. Тот хотел, было, ответить, но тесть повелительно поднял с подлокотника морщинистую руку.
– Где моя внучка, я тебя спрашиваю? – с вызовом бросил Ооноки. – Еще вчера вечером была в палате, а утром испарилась! У вас совсем за пациентами не следят в больнице?
– Гаара-сама, мы обнаружили ее отсутствие во время утреннего обхода, – неуверенно проговорил Секка, виновато переминаясь с ноги на ногу под внимательным взглядом бирюзовых глаз. – Канкуро-доно уже организовал поисковую группу, и…
– Эй, ну пусти, я же сама могу идти! – послышался из-за двери возмущенный возглас Куротсучи.
– Нет уж, мне еще дорога собственная жизнь и благополучие деревни. Я сдам тебя твоему деду лично в руки, чтобы потом не поиметь проблем! – сдавленно прохрипел Канкуро, появившийся в дверном проеме с перекинутой через плечо, отчаянно дергавшей ногами и руками девчонкой. – Принимайте свою потерю, Тсучикагэ-сама! – кукольник аккуратно поставил ее на пол, с достоинством выдержав брошенный на него яростный взгляд карих глаз. – Нашел на крыше в двух кварталах от больницы.
– Предатель! Ну, я же просила не говорить! – фыркнула беглянка, поправляя необъятную больничную пижаму. – Эээ… Доброе утро! – Куротсучи неуверенно обвела взглядом всех присутствующих. – Деда, только не начинай, – заметив разгневанное лицо Тсучикагэ, она упреждающе замахала руками, отступив на шаг и спрятавшись за могучую спину Канкуро. – Ничего же не случилось, правда?
– Куротсучи! – прошипел Ооноки, планомерно краснея. – За каким чертом тебя понесло на крышу? Тебя кто-то похитил?
– Нет, я сама вступила в преступный
– Ку, – назидательно покачал головой Китсучи, давая дочери понять, что она выбрала не самое лучшее время и место, чтобы подтрунивать над небольшими слабостями Тсучикагэ.
– Да никто меня не похищал, – обреченно вздохнула в ответ девчонка, тряхнув черной челкой. – Просто я хотела… подышать свежим воздухом, – она залилась краской, почувствовав на себе мгновенно нашедший ее лицо сканирующий взгляд Гаары, и потупилась, не в силах поднять глаза выше стоявшего на столе Кадзекагэ кашпо с кактусом. – У Вас очень душно в палатах, Секка-сан, – пробормотала она, продолжая сверлить взглядом несчастное растение.
– Я надеюсь, все улажено, Тсучикагэ-доно? – наконец отпустив уже алое личико Куротсучи, бирюзовые глаза Гаары обратились к насупленной физиономии Ооноки.
– Улажено, – буркнул старик. – Только не думай, что это что-то меняет. Мы отправляемся в Иву прямо сейчас!
– Что ж, буду рад снова видеть Вас в Суне, – юноша поднялся из кресла, протянув руку и ожидаемо не дождавшись ответного акта вежливости. – Счастливого пути!
Старик фыркнул и, демонстративно вздернув подбородок, направился к двери. Бросив на Кадзекагэ извиняющийся взгляд и кивнув на прощание, за ним последовал Китсучи, слегка подтолкнув к двери продолжавшую стоять, задумчиво рассматривая свои босые ноги, дочь. Девчонка нехотя поплелась за отцом, рассерженно скинув его руку со своего плеча.
Канкуро уже успел облегченно выдохнуть, проводив тяжелым взглядом семейство из Скрытого Камня, как вдруг из-за двери высунулась всклокоченная макушка Куротсучи.
– Классный кактус! – успела брякнуть она, указав пальчиком на стоявшее на столе Кадзекагэ растение, прежде чем твердая рука Китсучи утянула ее за собой, захлопнув дверь.
От дружной и масштабной делегации, пришедшей из Конохи в Деревню Скрытого Песка на Чуунин Шукен две с лишним недели назад, осталось всего несколько человек, ведь выбывшие из состязаний команды сразу же направлялись в Коноху. И хотя они покидали Песок с разным результатом, во всех прощальных взглядах, брошенных через плечо сразу после выхода из восточных ворот, Наруто видел тень сожаления. Несмотря на непривычную жару, отсутствие зелени, вездесущий песок и напряженку с водой, уходить из Суны не хотелось никому. И каждый уносил с собой светлые воспоминания о теплых звездных ночах, аромате пряностей, витающем в воздухе, и запахе раскаленного на солнце песка. Теперь их осталось всего пятеро, и сегодня на закате им также предстояло покинуть гостеприимную Суну.
Вечерняя прохлада подкрадывалась к Деревне Скрытого Песка, выползая из-за дюн, даря долгожданное освобождение от палящих лучей беспощадного солнца и изматывающей жары. Шиноби уже накинули дорожные плащи: пройдет совсем немного времени, солнце окончательно утонет в золотистом песке, пустыня остынет, и можно будет отправляться в путь. Сакура, Джирайя, Баки и Канкуро тихо беседовали, потягивая пряный чай из бумажных стаканчиков и бросая взгляды на окрашенные розовым светом закатного светила барханы. Какаши-сенсей, казалось, спал с открытыми глазами, прислонившись к нагретой за день песчаной крепостной стене и уткнувшись взглядом в песок под ногами.