Элеонора Дузе
Шрифт:
чение семи лет оставалась под властью Австрии.
В семь лет Элеонора Дузе уже изъездила вдоль и поперек Ломбар¬
дию, Пьемонт, Венецианскую область, Истрию и Далмацию. Еще не
научившись как следует говорить, она уже сделала первые шаги на
сцене. В последние годы жизни, обращаясь к далекому прошлому, она
говорила, что из смутных воспоминаний о бесконечных скитаниях в
ее памяти всплывает одно пребывание в Кьодже. Ей было тогда четы¬
ре
Неожиданно какие-то грубияны стали бить ее по ногам, стараясь, что¬
бы она заплакала, меж тем как мать, стоявшая рядом, шептала: «Не
бойся, это они нарочно, чтобы ты поплакала. Надо же повеселить пу¬
блику». Полумертвая от страха, она тогда никак не могла понять, как
эти люди, сидевшие внизу в облаках табачного дыма, могут веселить¬
ся, глядя на ее слезы. Впоследствии она узнала, что выступала в роли
Козетты в инсценировке «Отверженных» Виктора Гюго.
Другое неизгладимое воспоминание Дузе о детских годах связано
с приездом в Дзару. Элеоноре было тогда пять лет. Когда фургон с
артистами въезжал в город, им повстречалась траурная процессия.
Хоронили какого-то мальчика. В памяти у нее навсегда осталась ве¬
реница девочек в белых платьях, следовавших за катафалком на фоне
моря под ослепительным весенним солнцем. В тот же вечер, 12 марта
1863 года, она снова выступила в роли Козетты. Впервые па афише
«Нобиле Театро ди Дзара» в списке «Итальянской драматической
труппы, при аптрепризе Энрико Дузе 19 и Джузеппе Лагунац, руко¬
водимой артистом Луиджи Алипранди20, сезон 1863 года» стояло
также и ее имя. В игре ее не было чего-то примечательного, однако
она исполняла свою роль старательно и со вниманием, за что получи¬
ла много похвал, поздравлений и сластей. В тот же день па другом
побережье Адриатики родился Габриэле Д’Анпунцио21.
Осенью 1863 года в Тренто Элеонора сыграла детскую роль в шек¬
спировском «Кориолане», а в 1865 году вновь оказалась в своем род¬
ном городе, в Виджевано, в театре «Галимберти». В то время это была
грустная хрупкая девочка с личиком землистого цвета и огромными
печальными глазами. Она обладала живым, острым умом и страстно
мечтала учиться, но при бродячей жизни родителей, бесконечных
переездах с места на место нечего было и думать о каком-то система¬
тическом образовании. К тому же, по словам Цаккони, искусство бро¬
дячих актеров считалось в то время позорным занятием, поэтому
школьники с безжалостной
не стесняясь, показывали свое презрение к детям «комедиантов». Ко¬
гда матери Элеоноры с великим трудом удалось устроить дочь в одну
из коммунальных школ, девочке не разрешили сидеть с кем-нибудь из
школьниц за одной партой, а посадили поближе к учительнице —
единственному во всей школе человеку, который с ней разговаривал.
«...В детстве я была предоставлена самой себе, разговаривала со
стульями и другими окружавшими меня предметами. В их молчании
таилось бесконечное очарование. У них был такой вид, будто они слу¬
шают меня, и очень терпеливо слушают, а ответа я у них и не проси¬
ла»,— признавалась Дузе в послодпие годы своей жизни Джованни
Папини .
Она была одинока. У нее не было никого, кому она могла бы от¬
дать свою привязанность и любовь,— ни братьев, ни товарищей по
играм, ни учителей. Все свои чувства она отдавала родителям, глав¬
ным образом матери.
ГЛАВА II
В 1861 году Италия была провозглашена единой, а после войны
1866 года с родиной воссоединилась также Венецианская область.
Замученные нуждой и лишениями, нищие странствующие артисты
едва ли заметили происшедшие перемолы. Труппа Дузе — Лагунац
дошла до того, что стала выступать на деревенских ярмарках, но и
тут нередко приходилось отменять спектакли из-за отсутствия публи¬
ки. К обычным невзгодам прибавилось еще одно тяжелое испыта¬
ние — серьезно заболела мать Элеоноры. После томительных дней, пе¬
реходя от надежды к отчаянию, близкие все-таки решили положить
ее в больницу. А чтобы нищая труппа, состоявшая из десятка чело¬
век, смогла продолжать свое существование, Элеоноре, как дочери ка-
иокомико *, пришлось заменить мать на сцене.
В 1892 году в Берлине, в канун дебюта в драме «Родина», когда
артистка уже стала европейской знаменитостью, Элеонора Дузе пи¬
сала Герману Зудерману23: «Ваша Магда проработала десять лет.
Та, что вам пишет, работает уже двадцать. Если сравнить этих жен¬
щин, то разница будет огромной, ибо, в противоположность Магде,
женщина, которая вам пишет, ждет не дождется, когда сможет
покинуть сцену. Магда начала играть в семнадцать лет, по своему же¬
ланию, у той, что вам пишет, все было иначе. В двенадцать лет ее на¬
рядили в длинные юбки и сказали: «Надо играть». Вот видите, какая