Эльф из Преисподней
Шрифт:
Тем не менее Изнанка заплатит и за это. Как — я пока не знал. Но когда-нибудь её обитатели ответят за свои фокусы.
Добравшись до будки, я заметил валявшуюся в траве отрубленную кисть. Её очертания напомнили о крабах — как давно я не видел живого краба! Их нитевидные глазки, непропорциональные клешни, привычка пятиться боком — всё это напоминало о нелепости смертного плана и произрастающих из неё возможностях.
Если эволюция допустила появление крабов, пути её воистину безграничны и беспорядочны. Но беспорядочность эта устойчива и стремится к самоподдерживаемости, в отличие
Разве этот мир не прекрасен?
Кисть вспыхнула, сгорая без следа за считанные мгновения. Я взял на себя труд прибраться и вычистил из особняка и прилегающих к нему земель последствия своего визита. Всё верно, господин судья: банда Нагиба в полном составе отправилась в отпуск на другой конец земного шара!
Встретила меня сестра. На лице её были написаны недовольство и подозрительность, но куда сильнее от неё исходило облегчение. Ему она, впрочем, выхода не давала.
— Они живы? Хоть кто-то?
Я пожал плечами, не вдаваясь в подробности, кого именно она имела в виду. Я видел, как по лужайке пробегал заяц. Это считалось?
— Так я и думала, — выдохнула она и покачала головой, — Память ведь не единственная плата? Тебе надо убивать, чтобы расплачиваться за… новые способности? Запределье не выпустит тебя из своей хватки, пока не сломает. Оно будет требовать больше и больше. Пойми это.
Её слова заставили меня задуматься. Как можно преподнести случившееся с наибольшей выгодой для себя? Брат-дурак, который отдаёт память в обмен на могущество — это одно, но брат-маньяк, который крошит толпы разумных (пусть это всего лишь люди) — это величина совсем другого уровня. Хотел ли я, чтобы Лютиэна боялась меня? Что мне это даст? Стоило ли душевное равновесие эрзац-вещи отказа от таких прогулок?
Ведь я, в общем-то, не желал, чтобы всё закончилось именно так. Если бы не обман Ткачей, заставивших меня спасти вазу, я бы не разозлился. А если бы Лютиэна была рядом со мной, я бы сохранил самообладание, которым всегда гордился. Ведь, в отличие от других демонов, я ратовал за милосердие и не разбрасывался жизнями смертных зря.
— У меня был определённый долг, — сказал я и шагнул к Лютиэне. Она скрестила руки на груди, хоть и не отстранилась — верный знак сомнений и тревожности. Пусть она рада, что я жив и здоров, долго ли это продлится, если я продолжу выставлять себя зверем? — Но я выплатил его. Я контролирую себя и выбрал те… цели, горевать по которым не будет никто.
На этот счёт имелись сомнения. Даже у конченых выродков могли быть любящие семьи и хорошие друзья. Но порой недомолвки были настоящим золотом.
— Я не стал монстром и не стану, поверь. Всё закончилось тут. И уж тем более ни один паршивый дьявол не прикажет мне навредить кому-то значимому для меня. Я никогда не наврежу тебе, Люти. Правда. Я не смогу.
Проще заставить меня отгрызть себе предплечье, чем по-настоящему навредить вещи. А ведь для первого нужно быть акробатом.
— Это были всего лишь люди. Плохие люди. Они получили по заслугам, а я освободился
— Хорошо, если так, — слабо улыбнулась эльфийка.
В ней ещё тлело сомнение, и, не сдержавшись, я впитал его. Коснулся ладони сестры, и она не отдёрнула её. Слегка сжал, ощущая тёплую нежность её кожи. Сестра позволила касанию прожить немного и убрала руку.
— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
— Разумеется. А где остальные?
— Прячутся в лесу. Я убедила их, что выходить всем разом на дорогу может быть небезопасно. Но раз ты здесь, время подавать сигнал.
Эльфийка прижала пальцы к губам и засвистела, весьма убедительно подражая какой-то птице.
— А они поймут, что это именно ты, а не простое чириканье?
— Чириканье? Это призывная песнь бурой дроздовой тимелии. Они не водятся в этих краях. Я заранее предупредила, что ждать надо именно её трели.
Казалось, сестру слегка обидело неверие в её силы.
— Дроздовая тимелия, — глубокомысленно повторил я, соображая, кто из моих спутников мог разбираться в тонкостях птичьего языка. По всем прикидкам выходило, что никто, кроме Лютиэны. Наверное, Пётр ошарашенно дёрнул головой, когда сестра сказала про тимелию, а та приняла это за согласие.
Спустя пару минут раздражённого топтания на месте эльфийка повторила сигнал. Ему вторили шелест листьев на ветру и настоящие птичьи песни в отдалении, но долгожданного топота всё не было. Щёки Лютиэны окрасились слабым румянцем.
— Не понимаю, — пробормотала она, — я перепутала бурую и бронзовую? Да нет. Почему они не идут?
Скорее всего, сестра всё делала верно. И, скорее всего, ни Пётр, ни остальные не могли отличить щебет бурой дроздовой тимелии от воробьиного чириканья, которым полнился лес.
Я сложил ладони рупором и заорал во всю мощь лёгких:
— Выходите!!! Всё закончилось!!!
Этот призыв оказался куда эффективнее прошлых попыток. Послышался хруст сминаемых веток, с деревьев снялась крупная стая птиц. Первым показался Пётр, державший в руках Викторию; девушка была без сознания. За Белавин-младшим хвостиком тащилась Кана. Ей путь по пересечённой местности давался куда проще, потому что Пётр оставлял позади себя настоящую просеку.
Внешне Виктория была в порядке. Не считать же за существенный ущерб подбитую губу с коркой засохшей крови и несколько синяков? По крайней мере, грудь девушки вздымалась.
Последней явилась Дженни, которая, судя по встрёпанности, не то где-то заснула, не то подралась с птицами. Вполне вероятно, что она решила занять чьё-то гнездо и закономерно поплатилась за это. Фея уселась на плечо к Лютиэне.
С одной стороны, это неправильно: она же всё-таки мой фамилиар. С другой… кто знает, каких паразитов подцепила пикси?
Вернуться академию было куда сложнее, чем приехать в гости к Нагибу. Попутные машины не хотели подбирать подозрительную компанию, а такси мимо не проезжали. Наконец, я принял волевое решение ловить на живца, которым стала Кана. Её безобидный облик и присущий девушке флер жертвы быстро выманили водителя грузовика, а дальше в ход вступила жадность — устоять против хрустящих купюр он не смог.