Эльфийская сага. Изгнанник
Шрифт:
Молодые эльфы-соперники поникли головами. На разгоряченных телах блестели бусинки пота, грудь бурно вздымалась, кисти слегка подрагивали от усталости, но рукояти они держали крепко.
На низенькой тумбе с резными ножками и покрытием из финифти горела лампа. По матовым стенам гуляли тусклые тени. Вдоль пола катились сквозняки. Комната отапливалась лишь теплом дыхания и жаром эльфийских тел.
А тут еще холодный голос темного эльфа катился по залу ледяной океанской волной:
— Вы неверно рассчитываете силу противника. Бьете не прицельно. Элдар, подойди. Запомни, рубящий удар наносят под определенным углом — так, чтобы плоскость
Учитель обернулся к ученикам у стен:
— У каждого есть слабые места! Вам надо учиться их находить. Помните, воин не всегда выходит против врага со щитом и мечом. Порой случается встречать его с голыми руками, — он ненадолго замолчал, вспоминая бой в Мертвом лесу против залитых в металл орков, в то время, как сам был безоружен и связан. — Ваша сила не в оружии, но в вас! Вы и есть смертоносное оружие! Ваша воля — послужит вам клинком! Отвага — будет щитом! Доблесть — станет крепким доспехом! Таков третий постулат Кодекса Воина Иссиль…
Голос Габриэла прервал далекий крик; в нем слились испуг и растерянность, а за ним загудела многоголосица, катившаяся из коридора. Сворки распахнулись — ввалилась толпа. Габриэл прищурился, заметив среди незваных гостей Одэрэка и Ортанса. Первый торжествующе улыбался, второй жег ядовитым уничижительным взглядом.
— Чем обязан, господа? — Ледяной голос шерла остался невозмутим, впрочем, как и он сам.
Остин не тянул, задал вопрос в лоб, и его прямота застала врасплох даже валларро.
— Вы убили Тингона?
Снежное равнодушие лица было не потревожено. В светлеющих глазах стыл лед.
— А как вы думаете?
Среди учеников послышались шепотки.
Остин выступил вперед и, сложив руки вместе, твердо произнес:
— Мне нужна правда, лорд Габриэл.
Темный эльф не двигался, не отвечал, лишь глаза светлели вместе с ясным небом.
— Хватит играть в доброго друга, исчадие! — Одэрэк, раздраженный молчанием дерзкого мальчишки, вышел из себя. — Сбрось маску! Яви суть, убийца! Какой ты воин? Воины знают, что такое честь и с достоинством несут ответ за преступления! Тебе это неведомо!
Видя, как воинственно настроен по отношению к нему медноволосый эминэлэмский эльф, которого и воином то назвать было нельзя, потому как у него не имелось ни выправки, ни стати, ни грозной силы, но который так горячо рассуждал о воинской чести, губы Габриэла тронула ироничная улыбка. В светло-синих глазах отразился холодный утренний свет.
— Вы признаете себя виновным? — Спросил Люка Янтарный Огонь, пряча печаль в сердце.
— Это вы признаете меня виновным.
Ответив без тени раскаяния, Габриэл одним легким движением сорвал с груди серебряную перевязь с узорными пряжками. Обмотав ее о правую руку, он подхватил соскользнувшие со спины ножны с клинком и, уложив оружие на ладони, с поклоном протянул Остину.
Лесной эльф чуть не застонал от горькой правды: в традиции темного народа добровольное сложение оружия значило — признание вины. Остин медленно принял ножны с клинком и прошептал:
— Заковать.
Оставаясь в поклоне с идеально прямой спиной, Габриэл перевернул руки ладонями вниз, сжимая в кулаки; подставил так, чтобы удобнее было надевать кандалы. Длинные и очень широкие
Мардред растолкал эльфов плечами и выступил вперед. Запело тяжелое железо. По комнате покатились вздохи и охи. Ученики переглядывались и шептались; не верили в виновность темного и те, кто пришел с Остином. Щелкнул замок, потом второй — наручные кандалы захлопнулись на запястьях, так и стоявшего в строгом поклоне воина.
— Посадить под замок. — Распорядился побледневший Остин. Полученные ножны с клинком, он поспешил передать Люке.
— Топай, — огр подтолкнул взятого под стражу.
Габриэл выпрямился, пронзил Остина острым взглядом и вышел из комнаты с высоко поднятой головой.
Одэрэк смахнул бисеринки со лба и выдохнул, кажется, пока преступника арестовывали — он и вовсе не дышал. И все же валларро был разочарован. Он ждал от исчадия криков, упреков, борьбы, а тот просто склонился и признал вину. Но, так даже лучше.
— Хвала Всевидящему, вы вняли моим словам. — Обратился он к владетелю замка. — Теперь-то поняли, какое чудовище пригрели на груди? Жаль, Тингона. Он был хорошим воином. Скажу, что его смерть послужила всем нам на благо. Он пал, чтобы жили мы. Теперь, когда исчадие ночи под замком, мы сможем, наконец, почувствовать себя в безопасности. Я рад, что вы прислушались к голосу разума. Не зря говорят, лучше поздно, чем никогда.
Остин процедил колкость, развернулся и покинул тренировочный зал.
* * *
Со склонов сползали вечерние туманы, дул обжигающе крепкий ветер. В сгустившейся ночной мгле бушевала метель. Середина марта в горах все равно, что начало декабря или конец января — весной и не пахло.
… Потаенная дверь тихонько скрипнула и в бешеном танце снежного вихря во двор шмыгнула крупная тень. Незваный чужак прижался к стене и замер, отплевываясь колючей взвесью. Заявился ирч.
Он был коренаст и очень высок, на голову выше самого высокого эльфа; мускулистые руки, свисавшие до икр, сжимали топор. Зеленокожее тело покрывала броня. Низко посаженную голову скрывал грубый шлем холодной ковки — в прорезях для глаз горело два красно-желтых зрачка.
Ирч — разведчик приподнял голову — со стены слышалась легкая поступь дозорных, тускло взблескивали костяные дуги луков, матово переливались навершия и доносились мелодичные голоса.
— … я вижу этот сон каждую ночь. Память возвращает меня в край надежд, край радости. Но города больше нет. На его месте курган, заросший белыми цветами. В блеске восходящего солнца листья горят каплями росы. Я знаю — это могила отца, и всех, кто пал защищая Эбертрейл. Но мне не больно. Нет слез. Я оглядываюсь и вижу свет. Вдоль горизонта тянутся синие хребты Гор Жизни, на севере шумит Белый Лес, далеко-далеко на востоке в пыли идут ажинабадские и аллеурские караваны. В облаках кружатся стаи озерных птиц. Они кричат. Пронзительно. Отчаянно. В душе печаль и скорбь, но не темное горе. Я достаю лютню, сажусь у кургана, начинаю играть и тихо напевать: «тьма еще не покорила меня, рок еще не сломал, не сдамся огню, не сдамся врагам, не страшно уйти, а страшно смириться, не боли боюсь — а судьбе покориться…»