Эльфийская сага. Изгнанник
Шрифт:
— Но вы отправились в Горгано, чтобы спасти Лекса? — Нахмурился Габриэл.
— Я… — она насторожилась. Настойчивость, с которой темный вызнавал сокровенные секреты ее сердца, начинала раздражать. — Почему вы спрашиваете?
— Вас наняли неспроста. В игру вмешался кто-то третий. Он узнал, что Брегон разыскивает Лекса и обратился к лучшей наемнице равнины Трион. В Горгано вы опередили меня на час с небольшим. Я приехал к пепелищу.
— Ох, прощу прощения, что расстроила вашу охоту, — огрызнулась Лебедь.
— Вы помните имя заказчика? Его внешность? Может, другие детали? — Эта история очень обеспокоила
— Я не спрашиваю имен и не разглядываю лиц. Тот, кто хочет нанять меня, вешает на Ведьмин Вяз алую ленту с указанием времени. — Она помолчала. — Откровенно говоря, в последний раз я пошла против воли заказчика.
— То есть?
Арианна наклонила голову на бок и потрепала дремлющего хэллая.
— Я должна была его убить. — Слова дались ей нелегко. — Но не смогла поднять руку на невиновного. Мальчик напомнил мне брата, и я отступила.
Силуэт Габриэла едва читался в черни сумерек. В слабой пляске пламени было не разглядеть лица, но девушка почувствовала, как ошеломлен был воин ее откровением.
— Лекс юн и безобиден. Кому выгодна его смерть?
— Возможно тому, кто… хочет защитить Иссиль Итин, даже ценой крови невинных и сохранить местоположения города в тайне, — пожала плечом Арианна.
— С этим не поспоришь, — кивнул Габриэл и надкусил кислое яблоко.
… Всю ветреную ночь изгнанник провел в дозоре. Пока Арианна крепко спала у костра, он пытался отделить правду от лжи, продумать стратегию нападения, а если удача отвернется, то и линию обороны.
Брегон вел разговор о Лексе и Иссиль Итине исключительно за закрытыми дверями, размышлял Габриэл, наблюдая за течением зеленоватых туманов, освещенных молодой луной.
Наследный принц Эр-Морвэна никогда не скрывал своих притязаний на эльфийский престол, но, как правило, все его деяния ограничивались вялыми интригами или бесполезной возней за спиной великого и грозного отца. Единственным, по-настоящему, заметным свершением Его Высочества можно считать только необдуманный штурм Эбертрейла, повлекший тяжкие последствия, как для эльфов Верхнего Мира, так и для всех Детей Сумерек. В свою кровавую игру он допускал ограниченный и неизменный круг приближенных и посторонних из числа придворных или верных «псов» (какую бы преданность те не доказали) в сокровенные тайны не посвящал.
Так кем же был загадочный наниматель, что требовал от Лебедя убийства Лекса: благодетель Детей Рассвета? Чудом уцелевший Страж Семи Хрустальных Пик? Или убийца, преследующий исключительно собственные интересы? Если он был эльфом, то какого рода и происхождения: лесной, солнечный, высокогорный или темный; если происходил из числа других рас, то кто его подослал — жадные гномы Аскья Ладо, свирепые гоблины Харисумма, затаившие обиду орки Фаруха или, хуже всего, смертные варвары с далеких северных островов?
Габриэл опустил голову и грубо потер виски пальцами в перчатке. Длинные широкие рукава роскошного одеяния замерцали отраженным сиянием луны. Вихри с шумом раскачивали стволы, срывали шлейфы искристых листьев и забрасывали ворохами пряной зелени чернеющие овраги и глубокие расселины.
Как все запуталось в светлом мире Властелина Над Облаками.
* * *
Лютый, свесив набок длинный розовый
Он остановился у переливающегося по камням ручейка и, взмахнув пушистым хвостом, вопросительно оглянулся назад. Арианна и Габриэл отстали на сотню шагов, плывя в гордом молчании вдоль ложбины, оплетенной цепкими молодыми побегами. Тень оттепели, мелькнувшая меж ними вчерашним вечером, с восходом солнца исчезла, и их души снова заледенели.
Хэллай недовольно мотнул взъерошенной головой и зарычал. В кроваво-алых глазах мелькнул отблеск непонимания. Гордые, глупые упрямцы! Ну ладно, исчадие — волк никогда не испытывал к нему теплых чувств, но хозяйка. Отчего она вдруг стала так сдержанна и осторожна, чего боится и почему все время молчит?
В лазури леса закричали соловьи. Лютый навострил уши с темными кисточками и, сбросив бремя размышлений, кинулся в орешник. Наступило время охоты.
… К вечеру чаща изменилась. Дубы стали крупнее и реже. Полянки, поросшие вересковыми коврами или фиолетовыми фиалками, раздались вширь. Шорох птиц и зверей уступил грозному шелесту могучих крон и воющему свисту всемогущего ветра.
Красивое лицо Габриэла заметно помрачнело, непринужденная эльфийская ловкость подернулась налетом напряженного ожидания неожиданной атаки. Обманчиво расслабленные руки приготовились выхватить клинок и скрестить с оружием неприятеля. Холодная тревога парня передалась и юной Арианне.
— Что такое? — Звонко спросила она.
— Прошлой ночью здесь пролилась кровь. — Ответил он, вглядываясь ясно-голубыми глазами в просветы, залитые закатным огнем.
Хэллай вскинул острую морду, выбросил шерсть точенными иглами и заворчал в сторону вечерних зорь.
— Туда, — темный эльф бесстрашно бросился навстречу опасности.
— Упрямый и решительный, — вздохнула девушка и, приподняв жемчужные юбки, поспешила за ним.
Едкий запах настиг их еще на подходе к тлеющим руинам. Чутье темного эльфа не подвело. В свете утренних огней кто-то напал, разграбил и сжег селение лесных эльфов, спрятанное в сердце чащи. Вытоптанная поляна была пронизана множеством самых разнообразных следов: конские копыта перекрывали гигантские отпечатки собачьих лап и едва заметные очертания легких эльфийских подошв. Габриэл обнажил безымянный клинок, блеснувший синевой, и вошел в деревню.
Большое черное кострище испускало беловатые кольца остывающего дыма. По изуродованной и залитой кровью земле были разбросаны вещи поселенцев. Около большого камня лежала груда щитов и несколько обломанных мечей. У сгоревших руин крайнего дома блестели осколки фарфоровой посуды, ваз, чащ, а еще женские бусы и браслеты. Тут и там на выжженной дотла траве валялись обрывки одежды, высокие изорванные сапоги, заколки, гребни и кольца.
Арианна скользила за Габриэлом и ее сердце сжимали ледяные тиски. Истинный же приступ отчаяния накрыл ее, когда она увидела свежий курган обугленных и почерневших эльфийских тел. Рядом на колу торчала голова эльфа с полуприкрытыми зелеными глазами. Серебристые волосы трепались безжизненной седой паутиной, губы были искажены предсмертным криком, лик навек запечатлел печать пережитого унижения и боли.