Эльфийская сага. Изгнанник

Марлин Юлия

Габриэл выпрямился и с мукой прошипел:

— Просите стать меня палачом?

Звезды резко погасли и по оконным стеклам злобно забарабанили капли.

— Не палачом, — процедил король. — Моей десницей! Докажите, что достойны доверия короля. Свяжите себя великой клятвой повиновения и служите мне сто тысяч лун, как служили моему отцу! Отриньте из сердца сомнение и целуйте мои одежды, как целовали одежды моего отца! Или узрите смерть сестры и племянников.

В черных очах Брегона плясало пламя. Он жаждал поклонения, подобострастия и немого обожания; он искал безмерной покорности

в каждом, кого касался его смертоносный взор. И он не ведал слова «нет».

Над покоями короля пронесся угасающий шепот Габриэла:

— Я исполню приказ, владыка.

Воин послушно опустился на колени и склонил голову. Его легкое, гибкое тело одеревенело, суставы заломило, но он подчинился со стойкостью, высекающей слезы искреннего восхищения.

— Так-то лучше, — удовлетворился безумец в короне и встал.

Из-под тяжелых одежд выпорхнул кинжал. Брегон аккуратно перехватил его двумя пальцами и протянул к коленопреклоненному парню. Крученная рукоять из белого золота посыпалась фонтаном искр. Навершие, венчаное вензелем дракона и змеи, блеснуло солнцем на рассвете.

— Он твой по праву.

Величественно поднявшись, Габриэл принял оружие титулованного шерла и спрятал за широкий пояс цвета зимней луны. Отдав новый земной поклон, он гордо развернулся и чеканным шагом поспешил к двери.

Вкрадчивый зов настиг его на пороге:

— Ты все еще со мной, друг?

Габриэл остановился, но не обернулся.

— Ты со мной? — Настойчивей спросил Брегон.

Раздался щелчок и дверца каюты, отделанная жемчугами и малахитами, открылась и закрылась. В покое стало тихо, лишь потрескивало пламя в хрустале, да за стрельчатыми окнами шумел полуночный ливень. От темноты отделилась тень. Поступью первоклассного убийцы, она перетекла по полу и застыла за спиной короля.

Пожилой голос заметил:

— Ему нельзя доверять. Он слишком долго был со светлыми. Он впитал их дух и стал Вестником Рассвета. Убейте его.

Брегон наморщил лоб, две глубокие складки прочертили бледную кожу.

— Что может один против легионов? Не больше, чем клинок против каменной стены. Нет, лорд Зэхра, опасения беспочвенны.

… Габриэл возвращался тесными тамбурами и переходами, минуя шумные кубрики и кают-компанию, из которой несся смех добровольцев, что повелись на обещания Звездочета.

Высокие, самоуверенные голоса вещали:

— За скорую победу!

— За пленение Теней Запада!

— За короля Брегона, будущего повелителя равнины Трион!

Звенели кубки и хрустальные бокалы, из бутылей с вином вылетали пробки.

Брегон собрал на флагманском «Фантоме» триста верных «псов», чтобы даже под куполом неба не чувствовать угрозу собственной значимости. Если так — далеко не все подданные королевства преданы ему душой и телом. Быть может, из этого получится извлечь выгоду, предположил юный главнокомандующий и пошатнулся — яростный порыв тряхнул корабль точно ураган тонкий ствол ивы. В ближайшей каюте повалились стол, стулья, послышался звон стекла и крики.

Габриэл нырнул в сумрак распахнутого люка, светившегося чужеродным металлом, и заметил высокую, худую тень в серебрящейся мантии лекаря.

Тень прижала левую руку к правому предплечью и уважительно склонилась. В черных волосах сверкнули драгоценные бусины.

— Его Величество прислал осмотреть вашу руку, — со всем уважением молвил врачеватель.

— Лорд Маримор, — Габриэл невесело улыбнулся. В последний раз они виделись в подземной тюрьме Мерэмеделя, когда лекарь прижигал его рану раскаленным прутом. — Не нуждаюсь, — отказался он.

— В таком случае не смею вас задерживать, — попятился лекарь, боясь разогнуть спину и поднять голову, ибо все еще чувствовал свою вину перед шерлом.

Маршал хотел идти, но лекарь вдруг прошептал:

— Простите мою дерзость, но вы должны кое-что знать.

Он позволил себе встретить смертоносный взгляд того, кто по его вине совсем недавно терпел унизительную пытку раскаленным металлом. Сглотнув, Маримор виновато опустил глаза:

— Полгода назад мне поручили осматривать тело покойного короля. Я помню ту ночь. Меня призвал Его Высочество и сообщил: Теобальд умер несколько часов назад. Но он солгал, господин. Тело пролежало в королевских покоях не меньше месяца.

Темный воин настороженно прищурился.

— Уверены?

— Клянусь жизнью. Но это не все. Меня смутил характер раны, — лекарь перешел на шепот, — он был убит прицельным ударом в сонную артерию. Размеры раны точно указали на размеры клинка, а вернее кинжала. Лезвие — длинное, прямое, обоюдоострое, двенадцать дюймов в длину. Сечение линзовидное, по центру узкий дол. Рукоять без крестовины с массивным навершием, скорее всего отяжеленным украшением из серебра. Такие отливают только по специальному заказу и наделяют эмблемой рода.

Габриэл ошеломленно выдохнул. Он понял, о каком оружии шла речь. Из-за пояса выпорхнул кинжал шерла и лег на крепкую беломраморную ладонь.

— Похож?

Лекарь смахнул бриллиантовый пот и плавно кивнул.

— Боюсь, что… да. — Помедлив, он добавил: — Я думаю, вы имели право знать.

Он поклонился и растаял в тьме корабельных переходов.

Габриэл покосился на подарок, венчанный родовой эмблемой. Очевидная истина гремела в сознании грохотом тысячи бурь. Вигго, сын Иарта предупреждал — Брегон коварный лжец, использующий всех и вся ради достижения желаемого. Обманщик, не ведающий чести и сострадания. Убийца, прокладывающий дорогу к трону по трупам врагов и союзников.

«Он предал не только отца, он предал и тебя», кричал тогда граф от отчаяния.

Не только меня, шипело сознание изгнанника. Весь свой род.

Пальцы стиснули рукоять из белого золота. Костяшки налились огнем и побелели — сталь застонала, размягчаясь, как подтаявший воск. Через мгновенье воин бросил кинжал и скрылся — роскошную металлическую рукоять продавили глубокие отпечатки справедливого гнева.

* * *

Тело скрутило горячей судорогой. Руки и ноги оцепенели и задергались в непроизвольных конвульсиях, оглушительно загремели цепи. Голова запрокинулась и забилась затылком о каменный пол. Изо рта брызнула пена, единственный глаз закатился, красивое лицо перекосило от боли, серебристые волосы слежались в комок.