Эльфийские хроники
Шрифт:
Гамлин повторял эту песнь много-много раз, постепенно повысив свой голос так, что его стало уже хорошо слышно, а затем — также постепенно — понизив его до трудно различимого шепота. Ллиана еще долго видела, как шевелятся его губы, даже когда она уже ничего больше не слышала. Все раненые заснули. Она и сама почувствовала, что ее уже не так сильно мучают голод, жажда и усталость после долгого перехода. Мерзкий запах, исходивший от здания и ямы, больше не тревожил ее. Да и страх, который терзал ее душу, куда-то улетучился.
В конце концов она, конечно же, тоже заснула. Однако несколько
Она произвела на эльфийку угнетающее впечатление, потому что там повсюду пылал огонь. Языки пламени, снопы искр, расплавленная магма, текущая в сделанные в земле формы, едкий черный дым, раскаленный добела металл, опускаемый в чаны с водой. Шум, духота, суета. Вопреки имевшимся у Ллианы ранее представлениям, в мастерских работали не орки, а люди и карлики, причем их здесь было довольно много. А еще она, как ей показалось, увидела среди работающих и гномов. Эльфов же — ни одного.
Когда она вышла из здания, свет раннего утра — пусть даже он и был очень тусклым, — заставил ее зажмуриться. Как только она к нему привыкла, она стала свидетелем зрелища, от которого у нее похолодела кровь в жилах. Пленников быстренько выстроили в три шеренги вдоль стены здания. Прямо перед ними стояла в ожидании с оружием в руках сотня тех, кто поначалу показался ей гоблинами. Орки исчезли, как будто их самих пугал один лишь только вид элитных воинов Того-кого-нельзя-называть. Однако самым ужасным и невообразимым было то, что, как чуть позже заметила Ллиана, в рядах этой сотни имелись эльфы и люди.
Ллиана подумала, что ей это всего лишь показалось, и она закрыла ладонями лицо. Когда же она снова открыла его и посмотрела на своих товарищей, по ошеломленному выражению их лиц она поняла, что не ошиблась. Выражение лиц эльфов, стоящих рядом с гоблинами, было либо абсолютно равнодушным, либо — лишь у некоторых из них — презрительным. Большинство из них держало в руках большие эльфийские луки, однако все остальное их вооружение и экипировка — темные блестящие доспехи, металлические и кожаные кольчуги, кинжалы с искривленным клинком — было явно изготовлено в Черных Землях. Люди же вообще отличались от гоблинов только меньшим ростом и своими бородами. Все они смотрели на пленных эльфов таким презрительным взглядом, как будто эти жалкие пленники, построенные перед ними вдоль здания, не стоили даже и того, чтобы их просто убить.
Пленников, как уже очень часто случалось (по крайней мере, Ллиана, попав сюда, наблюдала такое далеко не один раз), довольно долго продержали выстроенными в три шеренги, не говоря им ни слова, не отдавая никаких команд, почти не обращая на них внимания. Монстры не разговаривали даже друг с другом. Их примитивный язык, основам которого Ллиану когда-то пытался научить Гвидион, ограничивался лишь сотней слов — а может, и того меньше. Те из них, которые не владели общим языком, использовали широкую гамму междометий, а также жесты, мимику и рычание, которых им вполне хватало для общения. Кроме того, молчание, долгое ожидание, неподвижность — все это было частью старинной проверенной тактики. Они благодаря всему этому заставляли противника томиться от неизвестности, нервничать, поддаваться страху. Подобная тактика использовалась ими даже тогда, когда никакой нужды в ней не было — как, например, в данном случае…
И тут вдруг раздавшееся зычное звучание трубы заставило всех пленных эльфов вздрогнуть. Некоторые из них даже инстинктивно встали в защитную стойку — как будто им показалось, что гоблины вот-вот набросятся на них. Монстры же даже и не пошевелились. Несколько мгновений спустя пленники услышали шум приближающегося отряда и затем увидели, как из ямы появляется медленно шагающая толпа каких-то существ. Их было несколько сотен. Группки крикливых орков, вооруженных кнутами и пиками, подталкивали их к проходу, образованному выстроившимися друг напротив друга воинами и пленниками. Ллиана и ее товарищи смотрели на лица тех, кто шагал в этой толпе, с растерянностью, к которой примешивались страх и горечь. В этой толпе, похоже, имелись представители всех народов и рас, населяющих землю, причем обоих полов и всех возрастов: здесь были и карлики, живущие на холмах, и люди, и «зеленые эльфы», и гномы, и какие-то
— Вот что вас ждет!
Этот голос прозвучал, как раскат грома. Лишь только сейчас пленники заметили, что с другой стороны — лицом к идущим каторжникам — подъехала и остановилась огромная примитивная повозка. Она была покрыта шкурами и снабжена навесом из темной кожи, установленным на столбики, украшенные щитами и черными гривами. Впряжены в нее были четыре тура — диких быка с длинными рогами, которых эльфы называли «даерас». Вокруг повозки стояли многочисленные телохранители. На этой повозке, перемещающейся на шести деревянных колесах, окованных железом и равняющихся по своей высоте росту человека, лежало на мехах около дюжины персонажей, однако все взоры обратились на того, кто только что произнес эти слова и кто не лежал на этой повозке, а стоял. Судя по его доспехам из кожи и почерневшего металла, по его плащу, отороченному мехом, и серебряным браслетам, украшавшим его мускулистые предплечья, это был один из командиров монстров.
— Посмотрите на то, какая вас ждет судьба! — сказал он, используя всем понятный язык.
Затем он заговорил на языке Черных Земель:
— Гюран! Слоргюл гхаасх матуг… Крак илид, крак схараз.
— Что он сказал? — прошептал Тилль, стоявший рядом с Ллианой.
Тилль произнес эти слова, конечно же, для самого себя, но юная эльфийка поковырялась в своей памяти и вспомнила несколько слов, которые ее заставил выучить Гвидион во время занятий под дубом. «Гюран» — это было слово, которым орки называли самих себя. «Илид» — так они называли эльфов. «Схараз» — таким было у них название людей… А слово «матуг» означало «убить».
— Они хотят их убить, — прошептала она.
Тилль, Доран и другие эльфы, стоящие рядом с ней, ее, возможно, не услышали. Орки вытолкнули вперед пять человек и пять эльфов, взятых наугад из общей массы каторжников, и эти несчастные, догадавшись, по-видимому, о том, что их сейчас ждет, стали издавать душераздирающие крики. Когда их подвели на расстояние в несколько шагов от здания — то есть туда, где все новые пленники могли их видеть, — орки поспешно отступили назад и, выставив свои пики, заставили десятерых несчастных сбиться в кучу. Потом все произошло так быстро и таким жутким образом, что Ллиана и ее товарищи даже не сразу поняли смысл того, что произошло.
Один из телохранителей командира вышел вперед, держа в руке факел. Он без малейших колебаний бросил этот факел на сбившихся в тесную кучу десятерых каторжников, и те сразу же вспыхнули: голубоватые языки пламени моментально забегали по их коже и одежде, покрытым желтой пылью.
— Сера, — прошептал кто-то из пленников-людей.
Ллиана закрыла глаза и прижалась лицом к груди Дорана, а затем зажала себе уши ладонями, чтобы не слышать ужасных криков обреченных. Большинство стоявших вокруг нее пленников тоже закрыло себе уши, и все они инстинктивно отступили назад, упершись при этом в стену здания. Однако им некуда было удрать от этого ужасного зрелища, этих истошных криков, этого запаха горелой плоти. Некоторые из них рухнули на землю. Многие люди начали плакать, некоторых из них стошнило. Эльфы закрывали себе лицо ладонями и дрожали всем телом — с головы до ног. После того, как крики обреченных стихли, было слышно еще жуткое потрескивание продолжающих дымиться останков, лежащих на земле, как почерневшие искривленные поленья… Когда Ллиана наконец-таки открыла глаза, ее поразила не только жестокость представшей ее взору сцены, но и — даже в большей степени — отношение к ней других каторжников, которые — в отличие от новых пленников, для которых эта сцена предназначалась — взирали на нее с абсолютным безразличием. Те, кого сейчас убили, чтобы запугать новых пленников, были взяты среди них, каторжников, но они почему-то отнеслись к этому равнодушно. На их отрешенных лицах не появилось никакого выражения: ни отвращения, ни страха, ни даже облегчения от того, что убили не их. Они, видимо, уже смирились с мыслью о том, что их скоро убьют, и не знали только, в какой именно день и каким образом это произойдет. Возможно, они уже видели и более ужасную смерть, чем сгореть живьем…