Эльфийский бык
Шрифт:
Надо же, какие страсти.
— … и оттого удар сердечный приключился. Вот… а там и дочка его старшая, Людмила, преставилась после родов. И остались от всего рода старик, Любима, младшая, стало быть, его внучка. Ей на тот раз года четыре было. И новорожденная правнучка, Марусина мать. Василисою нарекли. Дед-то как-то пытался все поправить. И мы помогали, чай, не чужие. Как-то даже выправляться оно стало, да здоровье подвело. Старый он был. И столько вон навалилось. Тут и вода заговоренная не поможет. Но Любиму до восемнадцати дотянул, а там и ушел.
Было странно
— Любима с Василисой вместе росли. Не как тетка с племянницей, сестрами, считай, были… с хозяйством, конечно, пробовали управиться, с малых-то лет при деде, да сам понимаешь, куда им.
Бер на всякий случай кивнул, хотя не очень понимал, в чем проблема.
Матушка его со всем родовым имуществом весьма себе ловко управлялась.
— Там еще год неудачный случился, один, после другой. Земля долго по Вельяминовым горюет, а старик корнями в нее крепко вошел. Вот и пошло, то возвратные заморозки, которые весь цвет побили, и считай, яблоневый сад впустую простоял. Потом еще дожди зарядили в июле, все, что на корню было, погнило… силы-то у девок отвадить беду не хватило. А дальше и в городе не заладилось. Со старым-то Вельяминовым купцы боялись шутковать, знали, что норов крут. А девки? Вот один раз за товар не рассчитались, другой… какие-то там штрафы, санкции выползли… еще от векселя батюшкины появились, которые он вроде как давал, когда еще живым был. Ну и сыпаться все начало дальше.
На дорогу выбралась гусиное семейство. Огромные белоснежные птицы — Бер не был уверен, что нормальные гуси вырастают до таких размеров — важно шествовали друг за другом. И лишь старший повернулся в сторону людей, вытянул змеиную шею и, раскрыв клюв, зашипел, упреждая.
— Не шали, — миролюбиво произнес Серега. — Ну а там еще и женилась Любима неудачно. Хотела найти кого, чтоб, значит, дела поправить. Только оказалось, что муженьку все это хозяйство не надобно… она понесла сразу, а дело это тяжкое, вот и оставила… муженек же скоренько в столицы свалил. А после и из столицы с какой-то там… письмецо только прислал, что, мол, прощай и все такое. За этим же ж письмом и кредиторы нагрянули, и даже следователь какой-то приезжал, искал… не нашли. Но и Любиму это крепко подкосило… Вельяминовы хорошие люди. Только сердце у них слабое…
Гуси проплыли мимо, направляясь куда-то по своим важным, гусиным делам. Бер проводил их взглядом.
— Вот и вышло, что Васька и осталась одна с дитями…
— С какими? — Бер осознал, что, залюбовавшись белыми птицами что-то да пропустил.
— С Марусей. И Таськой…
— Так они сестры?
— Ага… нам он туда… сейчас аккурат сады начнутся. Сады у нас старые… сейчас-то Петрович сказывал, все больше иные сажают, мелкие такие… типа яблони быстро плоды начинают давать, только и живут недолго. А наши-то старые…
— Погоди, — Иван, слегка отставший, догнал провожатого. —
— Что, что… хрень полная. Еще и Свириденко этот…
Глава 18
Где случается беседа в высоких кабинетах
Глава 18 Где случается беседа в высоких кабинетах
«Я проверялась. Вы больны не мною».
Нехорошее начало одной сложной беседы о жизни и ея обстоятельствах.
Кошкин, отложив в сторону папку, достать которую оказалось не так и просто, почесал подбородок — опять пробивалась щетина. И ведь брился же ж недавно, а она опять. Впрочем, щетина была злом привычным, в отличие от бумаг.
Они заставили задуматься.
Крепко так задумался.
Не столько над содержимым, в котором, если разобраться, не было ничего особо секретного, сколько над тем, стоит ли говорить матушке.
— Павел Иванович, — в селекторе раздался голос секретаря. — К вам к вам князь Чесменов. Ему не назначено…
— Пашка, скажи своему олуху, что я и без назначений заглянуть могу.
Чесменов сам открыл дверь и от секретаря отмахнулся, велевши:
— Кофе сделай. Черный. Крепкий. Сливки и сахар можешь не подавать. Лимоны найдутся?
— Доброго дня, Яков Павлович, — Кошкин поднялся навстречу. — Рад премного…
И секретарю кивнул, подтверждая, что сам справится. Вовсе тот даже не олух. Удивительно толковый паренек, пусть и неродовитый, и силой обделенный, но секретарю сила ни к чему.
Главное, голова работает.
А это уже много.
— Вы по делу или как…
— По делу, — князь осмотрелся. — Небогато живешь, Пашенька…
— Да обыкновенно, — Кошкин тоже глянул и плечами пожал. Кабинет, как кабинет. Шкафы. Стол. Кресла. Мебель добротная, а что еще надобно?
— Скорее уж необыкновенно, — Чесменов провел ладонью по спинке стула. — Давно я в таких… не бывал.
— В каких?
— В таких, где ни потолков с лепниною, ни золочения… — он присел в кресло и ногу за ногу закинул. Высокий. Худощавый. Чесменов не смотрелся на свои семь десятков лет. Он не был красив даже в годы молодые, а теперь к излишне крупным чертам лица прибавились седина, залысины и морщины.
Впрочем, взгляд князя был ясен.
Насмешлив.
И внимателен.
— И парня в приемной держишь, а не деву младую, взгляд посетителей радующую… того и гляди, слухи пойдут.
— Какие? — нахмурился Кошкин, ибо если князь о слухах заговорил, стало быть, уже пошли.
— Нехорошие…
— Вы меня за отсутствие девы младой поругать пришли?
— Поругать? Что ты… скорее уж душой отдохнуть. А то давече вот случилось заглянуть к… не важно… главное, по делу… кабинета такая, что впору верховых принимать, причем с лошадями вместе. За столом три девицы, одна другой краше, а на мягких диванах просители томятся. Сразу видать, что важный человек за дверью-то дубовой обретается. А ты…