Эльфийский талисман
Шрифт:
— Словно к ним цирк приехал… — прокомментировал ситуацию Володя.
Юра во все глаза смотрел по сторонам. Бородатые мужики в грубо сотканных, изрядно потрёпанных рубахах и подвязанных под коленями штанах, в долгополых разрезных куртках и коротких, не запахивающихся жилетах, в широкополых шляпах. Безбородые парни в напоминающих будёновки шапочках-колпачках с отворотами. Женщины и молоденькие девушки в долгополых платьях и сарафанах поверх длинных белых рубах, в чепчиках и косынках, в широких чумазых передниках. И шныряющие тут и там босоногие, с чёрными пятками мальчишки — в поисках лучшего места они лезли на
Первый этаж сложенной из дикого желтоватого камня башни оказался полностью глухим. На втором этажа в стене были прорезаны узкие щели. И только выше, начиная с третьего этажа, куда вела широкая деревянная лестница с перилами, имелись расположенные парами шестиугольные окошечки в решётчатых металлических переплётах, застеклённых овальными стёклышками. К углам четвёртого и пятого этажа лепились крошечные балкончики. Над плоской крышей на высоком флагштоке медленно, лениво колыхались два флага — составленный из четырёх прямоугольников с рисунками жёлто-белый и полосатый чёрно-бело-малиновый. Здесь же торчала длинная тонкая антенна с растопыренными лапами.
— Володь, смотри! — ткнув приятеля в бок, Юра показал на антенну.
— Мир хижинам, война дворцам, — еле слышно отозвался не понявший Володя. — Прямо как игрушка.
— Мальчики, как думаете, что с нами сделают? — тоже шёпотом спросила Анечка.
Где-то высоко пропела невидимая труба. Говор в толпе сразу смолк. На третьем этаже словно сами собой распахнулись двустворчатые двери, и по прилепившейся к стене лестнице начала спускаться маленькая процессия.
Первым шёл пожилой представительный бородатый господин с широким лицом, в малиновом кафтане и коротком белом расшитом плаще, в чёрном берете набекрень, над которым колыхалось длинное чёрно-серое перо. Из-под полы плаща выглядывала рукоять меча — прямого и узкого, совсем не похожего на длинные изогнутые мечи «психов с перьями». На груди, на сверкающей цепи висел блестящий кругляш с чеканкой.
За руку представительный господин вёл пожилую даму, тощую, словно карандаш, в пышном синем платье с широкой юбкой-колоколом и узким приталенном жакетике, с косами-крендельками и пышным бантом в чёрных волосах, от которого почти до самой земли спускались две длинные широкие ленты. Следом за дамой, с трудом сдерживаясь, чтобы не побежать, шли двое мальчишек лет примерно восьми и двенадцати — в цветных кафтанчиках и подвязанных штанишках, в коричневых сапожках и даже в беретиках без перьев.
Замыкал шествие пожилой тощий дядечка с пышными усами и остроконечной бородкой, в белом долгополом одеянии с чёрным галуном и вышитыми чёрными пчёлами. На груди у дядечки тоже имелась блестящая металлическая цепь с эмблемой, напоминающей украинский трезубец — вот только здесь зубцов было не три, а два.
Засмотревшись на процессию, путешественники не заметили, откуда на высоком крыльце взялось резное кресло с широкими подлокотниками и высокой спинкой. В этом кресле и устроился представительный господин — словно султан над гусарским кивером, длинное перо закачалось над чёрным беретом. Пожилая дама и мальчишки встали слева от кресла, тощий дядечка в белом долгополом одеянии — справа. А по сторонам, словно изваяния, замерли двое крепких ребят в железных шапках, в разрезных малиновых
— Благородный дворянин с семейством и отец церкви, — прокомментировал ситуацию Володя. — Вот это и называется: «влипли». Да ещё стражники…
Оглянувшись, Юра увидел, что стражники стоят не только на крыльце, но и среди толпы. И что на поясе у каждого имеется не только меч, но и короткая увесистая дубинка с обмотанным тряпками концом. Один из стражников, в шапочке-колпачке вместо шлема, с льдистыми глазами и пышными золотистыми усиками, многозначительно играя длинным плетёным кнутом, подошёл к самой телеге.
— Апина! — строго сказал сидевший в кресле представительный господин. — Кали-ма та фера!..
К удивлению москвичей, подошедший к крыльцу огромный чернобородый мужик низко, в пояс, поклонился.
— Рэ Машар! — начал он. — Сэ сагикур ои шайоро, ки ва тариви паир ану вилари…
Речь мужика оказалась не слишком длинной. К тому же она изобиловала повторами. До москвичей то и дело доносилось: «сагикур ои шайоро» и «кату э ша папи-ка Ишка». Наконец, к явной радости не только москвичей, но и собравшегося на площади народа, мужик выдохся. Представительный господин коротко махнул рукой, и мужик пошёл прочь, поминутно кланяясь, да ещё и пятясь задом. От столь явно выражаемой покорности Юру передёрнуло.
Представительный господин снова махнул рукой, подзывая москвичей. Шагнувший крыльцу Юра почувствовал сильный толчок в спину. Он оглянулся — воин с золотистыми усиками выразительно махнул рукояткой кнута, предлагая москвичам поклониться.
— А вот… э-э… шиш тебе, — ответил Юра.
Ему не понравилось, как воин с золотистыми усиками смотрит на Анечку.
— Геси, рета! — приказал представительный господин.
Воин с золотистыми усиками поклонился, приложив ладонь к сердцу, и отошёл в сторону.
— Сэ Машар Орсихи Арука… — начал, было, представительный господин, как вдруг замолчал. — Сэ Машар Орсихи та Маро, тави вилари са. Каиэ-во?
В толпе за спиной у москвичей послышались сдержанные смешки, прервавшиеся отчётливым шиканьем.
— Мы… — начал Володя.
Юра понимал его, представив, насколько дико будет звучать остальное. «Понимаете, мы — туристы-путешественники. Сами не зная как, попали сюда из другого мира…».
— Мы туристы, — прервала затянувшееся молчание Анечка. — Путешествовали на автомобиле, попали в грозу… Тут ещё Юркин, дурак, с шоссе вылетел… В общем, сами не понимаем, как оказались здесь.
— Компари-ни, — ответил представительный господин, показывая пальцем куда-то вверх. — Шайоро-са? Дуэ ками-а во? Оис сила?
— Спрашивает, не с неба ли мы? — первой догадалась Надя.
— Да не с неба, с земли, — продолжала объяснять Анечка. — Только не с этой, с другой земли, понимаешь? Из другого мира, с другой планеты…
В разговор вступил облачённый в белое тощий служитель культа. Он заговорил на каком-то другом, более глухом, изобилующем щелчками и шипящими языке. Этот язык показался москвичам ещё более непонятным оттого, что сам святой отец знал его очень плохо. Он то и дело запинался и останавливался в поисках нужного слова или выражения.