Елисейские Поля
Шрифт:
Волосы упали ей на лоб, и она нетерпеливо откинула их.
– Ему нужны деньги. Но откуда мне взять? И ему всегда мало.
– Ты должна его бросить, Наташа. Иначе тебе конец.
– Конец. – Она встряхнула головой, и волосы снова упали ей на глаза. – Ну и пускай, пускай конец. С ним или без него – мне все равно конец. Я это поняла сегодня, когда он меня ударил. Знаешь, я его еще больше полюбила.
Снова резко и протяжно зазвенел звонок, Лиза побежала в прихожую.
«Неужели это Борис? Неужели
Лиза отперла дверь.
– Кролик? – вскрикнула она. – Кролик, что с вами? Что случилось?
Перед ней стоял Кролик. Дождь ручьями стекал с его котелка на измятое, промокшее пальто. Круглые голубые фарфоровые глаза шало смотрели сквозь мокрые стекла пенсне.
Он пошевелил губами.
– Наташа, Наталья Владимировна дома? – с трудом проговорил он.
– Дома. Но она, кажется, нездорова. Что же вы стоите под дождем? Войдите, я сейчас спрошу.
Кролик махнул рукой, не двигаясь с места:
– Позовите ее. Скажите, необходимо.
– Сейчас. Но вы войдите. Такой дождь, вы простудитесь.
– Скажите, необходимо, – повторил он и, будто чувствуя страшную усталость, закрыл глаза и прислонился к мокрой стенке.
Лиза без стука вбежала в спальню:
– Наташа, там под дождем Кролик. Совсем сумасшедший, страшный.
Наталья Владимировна раздраженно пожала плечами:
– Этому еще что нужно? Пойди прогони его, Таня. Скажи, что я больна, что у меня жар.
Лиза осталась одна с матерью. Ей хотелось встать на колени, поцеловать маленькие босые ноги, так беспомощно свесившиеся с кровати, но она не смела. Она только молча погладила холодную руку матери.
– Что, Лизочка? – рассеянно спросила Наталья Владимировна.
Лиза хотела ответить, объяснить, но Солнцева уже входила.
– Тебе непременно надо ехать. Он совсем сумасшедший. Стоит под дождем. Бог знает, что он может наделать.
– Ты говоришь, надо ехать?
– Непременно.
Наталья Владимировна послушно встала, подняла шляпу с пола и, не глядя в зеркало, надела ее. Потом села в кресло, натянула чулки.
– Он такой страшный. Я испугалась, – говорила Солнцева.
Наталья Владимировна молча накинула шубу и заправила волосы под шляпу.
– До свидания, Таня. До свидания, Лизочка.
На пороге она остановилась:
– Ах, как я устала.
Лиза обняла мать и вдруг, сама не понимая, что делает, перекрестила ее.
– Что это? Зачем? – удивилась та и, запахивая шубу, медленно вышла в прихожую. – Довольны? Добились своего? – изменившимся злым голосом сказала она.
Кролик крепко взял ее под руку, будто боялся, что она убежит.
– Такси ждет.
Она протянула ему зонтик:
– Откройте.
Они спустились по мокрым ступенькам в мокрый сад. Кролик судорожно держал в вытянутой руке зонтик, балансируя и
– Отодвиньтесь. Вы мокрый.
Наталья Владимировна спрятала лицо в широкий меховой воротник. Кролик молчал. Такси остановилось перед маленьким отелем с мигающей вывеской. Она подняла брови:
– Это еще что? Куда вы меня привезли?
– Идем.
Она пожала плечами:
– Вертеп какой-то.
Она брезгливо ждала, пока Кролик вел переговоры с слугой.
– Комната двадцать пять. Третий этаж. Лифт не действует.
– Этого не хватало. Ну, все равно. Только поскорей!
Она запахнула шубу и стала быстро подниматься. За ней, тяжело дыша, бежал Кролик.
На площадке он остановился, переводя дыхание:
– Тут.
Слуга стал деловито снимать пикейное одеяло с кровати.
– Не надо. – Кролик махнул на него рукой. – Идите.
Ключ щелкнул в замке.
Кролик повернулся к Наталии Владимировне.
– Теперь, – сказал он.
Она стояла перед ним в черной шубе, усталая и несчастная. Из-под шляпы выбивались незавитые пряди. Глаза смотрели зло и равнодушно. Бледные ненамазанные губы презрительно кривились.
– Теперь? – повторила она брезгливо.
«Да ведь она некрасива, как я не замечал? – вдруг подумал он. – Из-за этой некрасивой женщины я так мучился и умру. Она некрасива. – Он хотел ухватиться за эту мысль, как за спасительный круг. – Она некрасива, и, значит, я напрасно мучился. Она – некрасива, и тогда не надо…»
Он пристально и жадно смотрел на нее. Она некрасива, и, значит, он свободен. Он может открыть дверь и уйти и никогда больше не вспоминать о ней. Он свободен, раз она некрасива.
– Что же? – спросила она. – Мы так и будем стоять, мы так и будем молчать? Для этого вы меня сюда притащили?
От звука ее резкого, злого голоса сердце Кролика задрожало знакомой рабской дрожью.
«Свободен? Нет, он не свободен. Пусть она некрасива, пусть, это ничего не меняет. Надо кончать, – вспомнил он. – Ведь он решил это еще там, в ресторане. Надо кончать».
Он расстегнул пальто неслушающимися пальцами, засунул руку в карман.
– Я убью тебя, – крикнул он визгливо и навел на нее револьвер.
Она не двинулась, она удивленно смотрела на него, и в глазах ее не было страха.
– Что же? Убей меня, – вдруг тихо сказала она. – Убей меня!
Она распахнула шубу на груди и подняла голову, чтобы ему легче было целиться.
Если бы она испугалась, если бы она протянула руки, если бы она отступила на шаг, он выстрелил бы. Но она стояла не шевелясь.
«Почти в упор, – смутно подумал он, – прямо в сердце. А потом себя».
Но рука дрожала, и пальцы стали вялыми и слабыми.