Елисейские Поля
Шрифт:
Николай догнал ее, схватил ее за руку:
– Сумасшедшая, под колеса попадешь. Что ты комедии устраиваешь?
Лиза остановилась, вытерла глаза.
– Тебе так жаль, что она уехала? А я рад. Хоть несколько дней весело проведем.
Они протиснулись к выходу. Лиза взглянула на низкое, холодное ночное небо и вздохнула.
– Сейчас такси возьмем, за Андреем заедем и закатимся куда-нибудь. Вспрыснем ее отъезд.
Лиза покачала головой:
– Я никуда не поеду. Вези меня домой.
Николай пожал плечами:
– Глупая
10
Деревья в саду широко шумели. Калитка жалобно, по-кошачьи скрипнула.
Лиза вошла в тихий, темный, пустой дом. Она зажгла свет и, не раздеваясь, растерянно остановилась у вешалки.
Все потеряно. Она ничего не сказала, не сумела сказать. Все потеряно. Что теперь делать? Учить уроки, ложиться спать. Разве это нужно теперь? Ведь все потеряно. Мама уехала.
Она прислонилась к стене. Она не плакала. Глаза ее безучастно смотрели на белую лестницу, на круглое темное окно с качающимися ветками.
Кто-то быстро и тяжело вошел на крыльцо, и звонок зазвенел отчаянно громко. Кто это может быть так поздно?
– Кто там? – крикнула она через дверь.
– Это я, Рохлин.
– Кролик!
Ключ щелкнул, дверь отворилась. Холодный ветер влетел в прихожую. Кролик стоял на крыльце, за спиной его темнело ночное небо и качались темные деревья.
– Наташа, Наталия Владимировна дома? – спросил он картавым, захлебывающимся голосом.
Его голубые круглые глаза смотрели испуганно и шало. Небритые щеки пожелтели. Котелок сидел совсем криво на голове. Пальто его было сильно смято, галстук сбился в сторону. Казалось, он не раздевался со вчерашнего дня.
– Наталия Владимировна… – Он дернул рукой задушивший его воротничок.
Лиза смотрела на него, смешного, шалого, потерянного. От жалости у нее перехватило горло.
– Наташи нет, – с трудом выговорила она.
– Где же Наташа? – Его нос сморщился, будто он сейчас заплачет. – Мне непременно, непременно…
Лиза положила руку на его рукав.
– Наташа уехала, – сказала она как можно нежнее.
– Уехала? – Шалые голубые глаза впились в Лизу. – Куда? Петь в ресторан?
Лиза покачала головой:
– Нет, Кролик. Уехала далеко. В Ниццу.
– В Ниццу? В Ниццу?
Он сильно дернул головой, котелок, ударившись о стену, слетел с головы и со стуком покатился вниз по ступенькам в черный сад. Кролик даже не обернулся.
– В Ниццу? – испуганно повторил он.
Ветер трепал мягкие жидкие волосы на его голове. Круглое лицо его, с шалыми глазами, с поднявшимися дыбом волосами, было смешно и страшно.
– Кролик, вы не волнуйтесь. – Лиза потянула его за рукав. – Пойдем, пойдем в гостиную.
Как будто там, в гостиной, она найдет слова, чтобы утешить его.
Но
– Уехала… Бросила меня… Скажи, Лиза, она одна уехала?
Лизино сердце громко стукнуло и остановилось.
– Одна.
– А Борис? Бориса не было на вокзале?
Лиза покачала головой:
– Я его уже неделю не видела.
– Бросила меня. – Плечи Кролика вздрогнули. Он склонил голову набок и вдруг всхлипнул. – Я для нее свою кровь отдал, а она….
Лиза порывисто обняла его за шею:
– Кролик, не плачьте. Кроличек, не плачьте. Мой белый, мой красивый Кроличек. Она меня тоже бросила, и мне тоже тяжело. Ах, Кролик!..
Они стояли на сквозняке, на пороге, крепко обнявшись. Кролик обхватил короткими руками Лизины плечи, прижался мокрой щекой к ее щеке, как будто в ней, в этой маленькой девочке, было все его спасение, как будто она одна еще связывала его с жизнью.
Лиза целовала его мокрые, дряблые щеки. О, какой он бедный, слабый, беззащитный! Ее сердце разрывалось от нежности, жалости и страха за него. Только бы утешить его, помочь. Бедный, бедный.
Их слезы смешивались. Они крепко прижимались друг к другу, одинокие, несчастные, забытые. «Так обнимались на тонущем „Титанике“, – мелькнуло в голове Кролика. – Но ведь я тоже тону. Я уже утонул. Конец».
– Я умереть за нее хотел. Я свою кровь ей отдал, – всхлипнул он.
– Кролик, не плачьте. Кроличек, не плачьте. Мой милый Кроличек. Наташа вернется через месяц. Мы еще будем счастливы, Кроличек.
Он поднял голову. Он даже немного оттолкнул Лизу. Вынул из кармана смятый носовой платок и вытер им лицо.
– Ну, надо идти. Спасибо, что пожалела меня. – Он обдернул пальто, сразу переходя от отчаяния и слез к обыкновенному, торопливому разговору. – Спасибо тебе, Лизочка. Ты добрая. Наташе ничего не пиши.
Он выпустил ее руку и быстро, как шар, скатился со ступенек. Лиза видела, как он, нагнувшись, искал котелок в темноте, нашел его, почистил рукавом и, надев на голову, покатился дальше к калитке. Калитка протяжно скрипнула. Лизино сердце так сильно застучало, словно хотело вырваться и полететь за ним. Бедный, бедный. Утешить. Но как? Она не умеет, не может ему помочь.
Она долго стояла в дверях. Уже ничего не было видно, уже не было слышно шума его шагов. Кругом было тихо, темно и пусто. Только шелестящие деревья, только темное небо. Лиза заперла дверь, подула на свои застывшие пальцы.
Она закуталась в платок, села в гостиную на свое любимое кресло и глубоко вздохнула.
«Вот я плачу, я несчастна. Но что мое горе по сравнению с горем Кролика?»
Она вздохнула еще раз, и слезы потекли из ее глаз.
«Бедный, несчастный Кролик. Бедная, несчастная мама. Все бедные, все несчастные. И никто не может понять другого, никто не может утешить. Как тяжело, как страшно жить».