Элитология Платона
Шрифт:
Основная тенденция, определяющая существо и самостоятельное значение новой, гуманистической этики, сводится к обоснованию теории нравственности исходя из самой природы человека как разумного существа, для которого естественно и нормально стремление к совершенству и счастью. «Своеобразие этой доктрины заключалось в синтезе античной этики (элементов этики Платона, Эпикура, стоиков) и очищенного от схоластического догматизма христианства». [70]
Элитологические воззрения классиков философии XVII века (Ф.Бэкона, Р.Декарта, Т.Гоббса, Б.Спинозы и Д.Локка) практически еще не изучены, поэтому нам весьма сложно давать сейчас оценку влияния на их умозаключение элитологической мысли Платона. Работы по истории их философии, вышедшие в последнее время, не уделяют должного внимания этой проблеме, [71] что создает известный вакуум в истории элитологической мысли этого периода.
70
Осиновский И.Н. Томас Мор. М., 1985. С.104.
71
См.:
Отметим лишь, что у Т.Гоббса в «Левиафане» содержится, пожалуй, единственное в своем роде утверждение, которое может быть с полным основанием отнесено к его характеристике платоновской элитологии. Гоббс признается, что он точно так же, как и Платон, занимается теоретическим построением взаимоотношения прав элиты («суверена») и обязанностей массы («подданных»). По его мнению, его моральная философия для лиц, облеченных верховной властью, должна заполнить белые пятна «элитологии» (т. е. некой «теоремы моральной философии»), изучив которую, люди смогли бы научиться правильно управлять и повиноваться, превратив тем самым «умозрительные истины в полезную практику». [72] В целом, вопрос о взаимоотношении философии государства и права Т.Гоббса и его элитологических воззрений остается открытым, точно так же, как и вопрос о влиянии на всю его философию избранности элитологии Платона.
72
Гоббс Т. Сочинения. В 2 Т. М., 1991. Т.2. С. 286–287.
Глава 5. Элитологическое наследие Платона в Новое и Новейшее Время
В указанный период мы находим целый ряд весьма ценных наблюдений «платоноведов» относительно его элитологических воззрений. Более того, есть все основания думать, что благодаря именно этому интересу к элитологическим идеям Платона, в европейской философии этого времени появляются предпосылки для идеологического обоснования элитологии как науки. В первую очередь, это касается проблемы «гениальности», нашедшей реальные основания в романтизме и в немецкой классической философии, а также доктрины «героя» и «сверхчеловека» Т.Карлейля и Ф.Ницше.
Более определенно тема элитологии Платона звучит в философии истории итальянского профессора риторики неаполитанского университета Джамбаттиста Вико (1668–1744), который развил «теорию героев», а точнее, их роль в истории. По его мнению, три мыслителя занимают в мировом мировоззрении центральное место: Платон, Тацит и Ф.Бэкон. Тацит, благодаря своему несравненному метафизическому уму, видит человека таким, каков он есть, а Платон — таким, каков он должен быть; и как Платон посредством своей всеобщей науки проникает во все области добродетели, которые образуют человека мудрого по идее, так и Тацит нисходит во все те установления пользы, которые среди бесконечных и иррегулярных случайностей, среди коварства и удачи могут создать человека практически мудрого. Позиция Ф.Бэкона в этой триаде имен определяется тем, что он соединяет в своем учении «теорию с практикой». [73]
73
Киссель М.А. Джамбаттиста Вико. М., 1980. С. 33–35.
Платоновскую концепцию человека Вико именует «философским героизмом». У Платона, пишет он, герой превосходит человека, а не только животное; животное — раб страстей; человек, находящийся посредине между героем и животным, сражается со страстями; [74] Герой — тот, кто с наслаждением повелевает страстями; таким образом, Героическое естество находится посредине между Божественной и Человеческой природой. Стало быть, философия Платона имеет в виду, как бы мы теперь сказали, «сверхчеловека» — полубога, или святого подвижника, если воспользоваться языком христианства. Однако, замечает Вико, общественная жизнь не состоит из одних только святых людей. Коррелятом «общей природы наций» должна быть общая природа человека, а не исключительные экземпляры, которых и людьми-то в собственном смысле слова нельзя назвать. Ошибка философов в том, что они принимают исключение за правило или, вернее, высшее развитие человечности, приобщающее человека к божеству, за исходное ее состояние или среднюю норму бытия.
74
Вико Дж. Основания новой науки об общей природе наций. Л., 1940. С. 201.
Последний и наиболее блестящий русский платоник ХХ века П.А.Флоренский достаточно жестко противопоставлял философии И.Канта (1724–1804) традиционный платонизм европейской метафизики. Два имени, по мнению П.Флоренского, подобно двум кризисам в жизни отдельного человека — разграничивают возрасты европейской мысли. Платон и Кант — вот эти два водораздела, отделяющие неведомое, теряющееся в космогониях седой древности начало философии от ее конца, которым еще чревато не исследуемое будущее. Несмотря на то, что Платон и Кант соотносятся между собою как печать и отпечаток, («все, что есть у одного, есть и у другого, но выпуклость одного — суть вогнутости, пустоты другого. Один есть плюс, а другой минус»), [75] несмотря на все это, в творчестве Канта мы можем найти целый пласт, который не только не противоречит платонизму, но, напротив, идет целиком в его русле. Разумеется, речь идет об «элитологии» Канта, а точнее о его теории гениальности. Кант буквально цитирует Платона, когда говорит, что «Гений — это талант (природное дарование), который дает правило искусству»; «Гений — это прирожденное свойство души, через которое природа дает искусству правила»; «Гений — это талант создавать то, для чего не может быть никаких правил… следовательно, оригинальность должна быть его первым свойством»; «Его продукты в то же время должны быть и образцами, то есть образцовыми, значит…. должны давать пример
75
См.: Флоренский П.А. Из богословского наследия. — «Богословские труды». сб. 17. М., 1977. С.126.
76
Кант И. Сочинения. В 6 Т. М., 1966. Т.5. С.323.
Кант считает Платона «самым выдающимся представителем интеллектуализма». [77] По мнению Канта, философский дух Платона через математику и геометрию привел его Я к состоянию величайшего чистого разума, который расширяет познание из самого себя. [78] Кант пишет, что maximum совершенства называется идеалом, а у Платона это — идея. Немец подразделяет умопостигаемое совершенство на «теоретическое» — Бог и «практическое» — нравственное совершенство (нравственная философия). Платон, по его мнению, исследует, главным образом, божественное созерцание, т. е. идею. [79] Идеал у Платона — это «идея божественного рассудка, единичный предмет в его чистом созерцании, самый совершенный из всех видов возможных ценностей и первооснова всех копий и явлений». [80] Антропологическим идеалом является мудрец, т. е. человек, который существует только в мыслях, но который полностью совпадает с идеей мудрости. [81]
77
Там же. М., 1964. Т.3. С.693.
78
Там же. М., 1966. Т.6. С. 249–250.
79
Там же. М., 1994. Т.2. С.394, 395, 417.
80
Там же. Т.3. С.502.
81
Там же.
Интересные наблюдения по данной проблеме мы находим у И.В.Гете (1749–1832). В первую очередь, Платон интересен Гете как носитель элитарного сознания. Гете восхищается аристократизмом духа афинского философа, который наглядно проявляется в его философии. В «Материалах для истории учения о цвете» Гете дал прекрасную характеристику философии и самой личности Платона: «Платон относится к миру как блаженный дух, которому угодно погостить в нем некоторое время. Для него дело идет не столько о том, чтобы познакомиться с миром, ибо он его уже предполагает, сколько дружески поделиться с ним тем, что он принес с собой и что так необходимо миру. Он стремится в глубины больше для того, чтобы заполнить их своим существом, чем для того, чтобы исследовать их. Он стремится ввысь, движимый тоской снова причаститься своему происхождению». [82] Логика Платона виртуозна и сверхэмпирична; он словно бы боится замарать ее чувственным опытом и оттого парит над ним, демонстрируя мощную технику себедовлеющей мысли. Как мы видим, Гете больше всего интересует само сознание Платона, как яркий образчик сверхэлитарного индивидуального сознания. И действительно, автором «философии идей» мог быть только тот, кто сам является носителем идей высшего порядка. Изучение философского наследия платоновского мировоззрения — уже само по себе есть элитология, а точнее — «элитоперсонализм».
82
См.: Свасьян К.А. Иоганн Вольфганг Гете. М., 1989. С.84.
На духовную (и прежде всего психологическую) близость Платона и Г.В.Ф.Гегеля (1770–1831) указывал еще П.Л.Лавров. По его мнению, сближало их то, что и Платон, и Гегель считали, что закон исходит из недр сознания высшего сословия. Поэтому идея государства составляет высшее проявление человеческого духа — «божественное понятие, далее которого нет ничего в философии». Этим, как утверждает Лавров, Гегель исповедует такой же аристократизм, как и Платон, и, может быть, с полным основанием назван философом-аристократом. [83] И действительно, учение об абсолюте и идеале неимоверно сближает обоих этих мыслителей, хотя в работах Гегеля мы можем встретить и достаточно критические замечания в адрес его греческого коллеги. [84]
83
Лавров П.Л. Философия и социология. Избранные произведения. В 2 Т. М., 1965. Т.1. С. 209, 210.
84
Гегель Г.В.Ф. Работы разных лет. В 2 Т. М., 1972. Т.2. С.553.
Гегель лишь однажды в «Философии религии» (1832) достаточно бегло упоминает о характере сословности платоновской республики, никак ровным счетом не комментируя ее элитологические положения. В другом месте этой работы он приводит учение Платона о припоминании, снова упуская из вида разность уровня степени доведения этого знания до сознания различных типов людей. В «Феноменологии духа» (1807) и в «Философии права» (1821) Гегель тоже вполне обходится без элитологического наследия Платона, хотя в этих работах его собственная элитология раскрывается в большей мере, чем во всей остальной его философии. [85]
85
Достаточно последовательно эти идеи были изложены еще И.А.Ильиным в книге «Философия Гегеля как учение о конкретности Бога и человека» (1918). — СПб., 1994.