Елизавета Йоркская: Роза Тюдоров
Шрифт:
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Елизавета вернулась к себе в комнату, заперла Дверь на болт и прислонилась к двери.
— Этого не может быть! Этого не может быть! Дядя Глостер не мог совершить такое! — повторяла она. — Этот парень всего лишь деревенский дурачок, а люди могут поверить всему…
Она попыталась дрожащими пальцами расстегнуть непривычные застежки костюма, сорвала с себя обтягивающие штаны и уставилась на них. Они лежали у ее ног, как мертвая, свернутая кольцами змея.
Елизавета упала на постель, пытаясь составить план как
Надо одеться и перехватить его, когда он будет возвращаться с мессы.
Едва она успела надеть платье, как тишину нарушили взволнованные женские голоса и звуки шагов, спешащих к ее двери. Она не думала, что кто-то мог встать так рано, но в ее дверь начали сильно стучать.
— Мадам! Мадам! Вас не было в вашей комнате, и мы обыскали все вокруг!
Елизавета быстро свернула одежду Эдуарда и затолкала ее в самый низ своего сундука. Когда она открыла дверь, служанки влетели в ее комнату. Они были так рады, что видят ее, что забыли поинтересоваться, где же она была.
— Королева, — хором кричали они, — лежит без движения. Мы ничего не можем сделать с ней. Страшная весть убила ее… К счастью, у нее был врач.
— Это насчет мальчиков, — тихо сказала Метти. Она подошла в Елизавете и обняла ее, как делала это, чтобы утешить Елизавету, когда та была совсем еще малышкой.
— Откуда вы узнали? — спросила Елизавета у своей няни.
— Этот врач, уэльсец, был послан от графини, чтобы сообщить… Он пришел еще до того, как Ее высочество оделась. Они с аббатом должны были сообщить ей страшные вести. Значит, это были не слухи! Я сейчас же пойду к ней, — сказала Елизавета застегивая последнюю петлю. Она надела на свои растрепанные волосы шапочку с длинными ушками, сплошь вышитыми жемчугом, оттолкнула истерично всхлипывающих женщин и с сухими глазами побежала по длинной галерее к покоям настоятеля.
Она, потрясенная, вошла в комнату, но не могла не воспринять представившуюся ей картину почти иронично: настоятель и доктор Льюис, один — высокий, а другой — коротышка, предлагали свои рецепты исцеления — духовное и основанное на настойках из трав. В центре сцены царила ее мать. Она потеряла всех своих родственников мужчин, за исключением Дорсета, и то был звездный час Елизаветы Вудвилль — мученицы. Она, то ходила по комнате, то бросалась на тростник на полу; она вырывала свои светлые и уже поседевшие волосы; она выкрикивала имена убитых сыновей, пока, казалось, весь дом не заполнился ужасом ее страданий. Сесиль и Энн пытались успокоить ее, но не смогли этого сделать и, когда пришла Елизавета, в испуге отошли от матери. Они, казалось, только сейчас до конца поняли, что случилось, и теперь они тихонько оплакивали в уголке своих братьев. Они были рады, что появилась Елизавета. Бесс,
Елизавета старалась забыть собственное горе, которое было слишком сильным, чтобы его демонстрировать, — сейчас ее главной заботой была мать. И жалость к ней была искренней.
Баюкая скорбящую мать в своих любящих руках, дочь думала о том, что никакая другая женщина не может страдать сильнее! То, что мать сама была всем-то виновна, не уменьшало ее страдание.
— Может это и неправда, — шепотом произнеснесла Елизавета.
— Это правда! — вскричала королева. Она отвергала фальшивую надежду. — Чего еще могли мы ждать после смерти моего брата Антония и твоего брата Грея? Я знала это, когда отпускала от себя Ричарда. Такое чудовищное преступление мог совершить только этот дьявол во плоти Глостер.
Она стояла перед ними, прямая и стройная, и проклинала Глостера самым страшным проклятьем
— Боже, если есть на свете справедливость, отомсти за моих сыновей! — кричала она. — И путь умрет единственный сын Ричарда Глостера!
В ее облике было что-то такое страшное, что дети совсем затихли в уголке комнаты. Настоятель подошел к ней, чтобы отчитать за такое кощунство, он держал перед собой украшенный драгоценными камнями крест. Елизавета продолжала ласкать мать, и королева несколько успокоилась. Метти уговорила ее выпить настойку, приготовленную доктором Льюисом, которая на несколько часов погрузила королеву в сон.
— Кто вам сообщил эту страшную весть? — спросила доктора Елизавета, когда королева наконец уснула.
— Графиня получила весточку от лорда Стенли и сразу же послала меня сюда. Она боялась, что кто-нибудь случайно может сообщить эту весть королеве, не выбирая выражений, и королева может умереть от такого удара!
— Если бы горе могло убивать, Ее Высочество уже давно не жила на белом свете! — вздохнула Елизавета, подумав, что женщины, которые бурно вовлекают окружающих в мир своих чувств и страданий, переживают горе, не умирая от него. А ей самой так нужно было выплакаться!
— Графиня так добра, — сказала она, думая, что женщина, которая должна была бы быть злейшим врагом ее матери, проявляет к ней такое сострадание, даже прислала своего врача, чтобы тот как-то помог ей. Мы вам очень благодарны, доктор Льюис. Заснуть и во сне забыть обо всем — это и есть настоящее лекарство в этот страшный миг.
Она молча, даже с какой-то завистью смотрела на мать, погруженную в глубокий сон.
Когда Елизавета повернулась, она увидела, что настоятель сочувственно смотрит на нее.
— Но это действительно правда? — спросила она, задергивая занавеску у постели. Она отослала прочь плачущих женщин и медленно прошла с ним в приемную.
— Я почти уверен в этом, мадам, — тихо сказал он.
— Но почему на этот раз все так уверены, что это правда? Ведь и раньше бывали слухи?
Елизавета почти не замечала, что делает. Она остановилась перед подставкой для молитвенника и начала барабанить пальцами по Библии. Ее, наверное, читала мать, когда ей сообщили о смерти сыновей.