Эльмира Нетесова Мгновенья вечности
Шрифт:
Илья Иванович дождался жену и, позвав Степку, сел за стол ужинать.
— Дед! А ты со мной поиграешь в прятки? Сколько обещаешься? — напомнил мальчишка.
— Хорошо, поиграем...
Но в это время под окном показался Анискин. Степка, увидев его, невольно вздохнул. Он знал, этот человек всегда приходит надолго.
Анатолий Петрович тихо поздоровался. Сел молча к столу, было видно, что настроение у него испорчено вконец. Он отказался от ужина и только пил чай, качая головой, и часто повторял вполголоса:
— Черт бы вас всех побрал...
— Кто достал, Толик? Опять жена иль дети? — не
— Баба послала меня в магазин за хлебом. Как будто кроме некому сходить. Полный дом людей, за столом мест не хватает. А коснись дела — все врассыпную и рядом никого. Пришлось, конечно, самому отдуваться. Приволокся, а там народу битком, как кильки в бочке. Стоять ждать всех, как раз к ночи к прилавку подойдешь, а я не жравши приперся. Понятное дело, какой ужин без хлеба?
Ну, и проситься совестно, все люди с работы пришли. Но тут на мое счастье Валя приметила и зовет:
— Анискин! Идите сюда, не стойте в хвосте, давайте отпущу! Что вам надо?
— А тут очередь как взвилась, загалдела:
— Почему его обслуживаешь вперед нас?
— Чем он лучше других?
— Пускай как все! Не перегнул горб!
— С чего менту поблажки?
— Я огляделся, у всех рожи злые, перекошенные. Вот и почувствовал, как ненавидят меня эти люди! Обидно стало до чертей. Я и скажи им:
— Мне всего-то три буханки хлеба нужно было! Но ничего, подожду. Ради вас с работы ухожу не раньше десяти вечера, а то и позже. Случалось, не евши спать ложился. Хотел жене помочь, принести хлеба на ужин. Да не получится. Придется ждать. Но если вы меня просить станете о помощи, я тоже не посчитаюсь ни с кем,— качнул головой капитан и продолжил:
— Тут меня старуха Мальцева за рукав взяла, сунула вместо себя. Она третьей от прилавка стояла, сама на мое место встала молча. Она одной душой в доме живет. Никогда ни с чем ко мне не обращалась, ни то, что другие. Ну, взял я хлеб, поблагодарил бабку, а она ответила:
— Не обижайся, Петрович на дураков! Нынче разумного люду мало. Покуда их жареный петух не клевал, все нахальные, смелые. А на завтра зарекаться никому ни след! Но то лишь потом уразумеют. Ты не держи обиду на глупых. Хорошо живут. Только беда людей умными делает. Дойдет черед и до этих...
— Поверишь, все враз замолкли. Дошло. И многие смотрели на меня виновато. Но осадок на душе остался. Сколько лет в поселке работаю, скольким людям помог, а они вон как относятся. Обидно мне. Для кого мы стараемся? Ведь вот ни у кого из зубов не вырвал, не отнял. Хлеба сколько хочешь бери, ни по карточкам, ни по талонам его продают. А наслушался о себе, аж до боли. Никого жалеть не стану больше, слово себе дал.
— Но ведь есть средь них бабки Мальцевы, Вальки Торшины. Они тоже поселковые. Из своих, из наших. Вон сегодня написали мы с Сазоновым характеристику на Верку Пронину для Израиля, все мозги повыкручивали над этой чепухой. Понимаешь, когда правду говорить нельзя, а брехать опасно? Вот такая ситуевина и у нас сложилась. Набрали на компьютере, отдаем Абрамову, а тот отморозок даже спасибо не сказал, будто мы ему обязаны были, или он нам одолженье сделал, увозя отсюда кикимору! Да мы ее спокойно могли отдать под уголовку. Знаешь, как обидно стало? Почти два часа над этой бумагой бились.
— Да глянь! Вон он сам прется
— Чего еще нужно отморозку? — рявкнул Илья Иванович и вышел на крыльцо.
— Вы извините меня! Поймите верно! Ну, не мог я в милиции себя и вас оконфузить. Боюсь этих заведений до икоты. От того предпочитаю с глазу на глаз...
— Что вам еще нужно? — спросил хозяин холодно.
— Пройдемте к машине, там маленький презент для вас приготовлен. Прошу вас!
Илья Иванович отказывался. Он и не рассчитывал на такое. Домой вернулся с двумя тяжеленными сумками отборных продуктов и коньяка.
— Ты знаешь, что придумал этот пройдоха? Отправил свою падчерицу в Смоленск за шмотками. Но ни одну, под присмотром родственника.
— Слиняет и от этого!
— Нет! Деньги у него. Никуда не денется.
— Хитрый мужик...
— Практичный. Хороший психолог.
— По-моему, битый горем мужик...
— Как думаешь, домогался он Верку?
— При его доходах и наварах о таком даже нелепо базарить. Он не только падчерицу, полгорода сикушек может уломать без труда, не прибегая к силе. Ты только посмотри на Верку! За одну цепочку, какая на шее у той болтается, сумел бы с неделю кувыркаться с гаремом Верок. И, поверь, не только жаловаться, его в задницу зацеловали бы «метелки». Конечно, не верю ей.
— А я думаю, что-то там было. Ну, скажи, с чего он ее ублажает? С какого хрена чужую девку наряжает, как куклу, и лезет из кожи вон, выполняя все ее прихоти? Да послал бы подальше, поставил бы условие перед бабой, чтоб не медля взяла в руки сучку. Да еще нашкондылял бы рахитке! Но так, чтоб и не вздумала больше выеживаться. А тут нет... Дышит над Веркой, словно она родная или... Короче, все неспроста.
— Ошибаешься, Толян! Этот мужик очень не любит конфликтов. А потому мира и согласия в семье добивается любой ценой. Как и мы с тобою. Устанем на работе. Домой, что взмыленные кони приходим. Так хочется тишины и покоя хотя б в семье. На все уступки пойдешь, чтоб отдохнуть душой среди своих. Разве неправ? — спросил друга Илья Иванович, налив по рюмке коньяка, принесенного Абрамовым.
— Вот только возможности разные,— усмехнулся тот.
— Главное результат, и наш не хуже!
— Вообще ты прав! Пониманья и уважения в семье ничем не купишь! — согласился Анискин.
— Давай выпьем, чтоб все у нас получалось на работе и дома! Чтоб наши дети уважали нас при жизни и после смерти,— поднял свою рюмку хозяин.
Глава 4. НОЧНЫЕ СТОРОЖА
Яшка шел к друзьям на мальчишник. Он заранее знал, кто будет в этой компании, а потому прихватил с собой пива, сушеной воблы и побольше курева. Его всегда почему-то не хватало.
Но дверь участковому открыла незнакомая девушка. Приветливо улыбнулась, назвалась Викой и пропустила гостя впереди себя.
— Сегодня я хозяйка вечеринки! — объявила звонко и уточнила:
— Лешка — мой двоюродный брат. Мы с ним редко видимся. Последний раз в детстве встретились. Подрались, поругались вдрызг. Сколько лет не хотели друг о друге вспоминать. А тут нас из института прислали на практику. Пришлось помириться, забыть о старых синяках и шишках.
— А вы кто? — спросила улыбаясь.