Эмансипированные женщины
Шрифт:
Переговоры продолжались три дня, и все это время несчастный Котовский, вместо того чтобы принимать и посещать больных, с утра до ночи стоял в сенях и стрелял из вновь приобретенного пистолета в карту, прибитую к стенке в спальне. Отдыхал он от этого занятия только на обедах у панны Левинской, которая сразу догадалась, что у жениха какая-то неприятность, и в полчаса выведала у него о ссоре с Норским. Однако у Котовского хватило осторожности не проговориться о дуэли.
Наступил наконец роковой день, пятница. В шесть утра пан Валенцкий и пан Менашко разбудили Котовского и велели
— На кой черт доктор? — спросил, умываясь, Котовский.
— Но тебя могут ранить.
— Ах так! — закричал Котовский. — Значит, меня собираются ранить, а может, и убить? Тогда лучше уж сразу не ехать. К черту все эти правила чести!
Все же он смыл с лица мыльную пену, оделся и в половине седьмого сел в карету, обменявшись рукопожатием с коллегой, у которого был такой вид, точно ему не терпится выпытать у Котовского адреса его пациентов.
Герой предстоящей драмы всю дорогу смотрел в окошко, но не узнавал улиц, по которым они проезжали. Он и не спрашивал, куда его везут, так как испытывал некоторое облегчение при мысли, что место поединка, наверное, где-то очень далеко. Он даже чувствовал бы себя сносно, невзирая на горестное свое положение, если бы не поведение его спутников, которые хладнокровно беседовали о летних театрах, о жаре и даже о давным-давно состоявшихся бегах, нисколько не интересуясь тем, что последние дни поглощало его целиком.
— Слава богу, подъезжаем, — внезапно сказал Валенцкий.
«Слава богу!» — подумал Котовский и огляделся вокруг, будто очнувшись ото сна.
Они ехали вдоль Вислы к какому-то лесу.
Беднягу Котовского обуревали самые разнообразные чувства: он ненавидел пана Казимежа, с отвращением смотрел даже на Вислу и лес, презирал своих спутников, а главное — жалел себя и оплакивал свою судьбу.
— Эй, стой! — закричал он.
— Чего тебе? — спросил Менашко.
— Я вылезаю. К черту дуэль!
Доктор усмехнулся, Валенцкий схватил Котовского за плечо.
— Ты с ума сошел? — воскликнул он, сверкая глазищами.
— Чего ради я должен рисковать жизнью из-за такого болвана? — оправдывался Котовский. — У меня есть невеста, пациенты, я человек передовой и не намерен поддерживать пережитки гнилого средневековья.
— Ладно, — нетерпеливо буркнул Валенцкий, — вылезай и… можешь повеситься! После такого скандала тебе лучше не возвращаться в Варшаву.
— Ах так? Ну, хорошо. Я поеду на эту подлую дуэль. Но помните, моя кровь падет на ваши головы.
Они уже были в Белянском лесу. Карета остановилась, седоки вышли, и тут Котовский заметил, что у Валенцкого в руках какой-то кожаный футляр и что все спутники стали вдруг предупредительны. Все трое наперебой разговаривали с ним, но он никого не слушал; кожаный футляр Валенцкого занимал его гораздо больше, чем остроты друзей.
Его вдруг словно осенило.
«Какая жалость, — подумал он, — что Сольского нет в Варшаве! Он человек богатый, холостяк, получил два отказа и вдобавок охотник до дуэлей, уж он-то не отдал бы меня на съедение этому головорезу. Сам пошел бы стреляться, ведь он Норского терпеть не может, я знаю. Тогда бы мы
Так размышлял Котовский, обводя унылым взглядом Вислу, которая показалась ему очень широкой, деревья, которые показались ему очень высокими, и даже небо, которое словно стало ближе к земле, что, впрочем, не принесло бедняге облегчения.
Противника еще не было на месте. Но не успел Котовский подумать, что он, может быть, вовсе не явится, как Норский и его друзья показались между деревьями: они шли так быстро, что молодой доктор даже рассердился.
Обмен приветствиями, секунданты сходятся.
«А может, дуэль не состоится?» — мелькнуло в голове героя поневоле, но через минуту он услышал, как щелкнули пистолетные затворы.
С этой минуты бедняга Котовский уже ничего не видел и не слышал. Только когда Валенцкий поставил его против пана Казимежа, он прошептал:
— А может… может, ты ему скажешь?
— Что?
— Чтобы мы помирились…
— Так ты что же, отказываешься от своих слов?
— Зачем мне отказываться, я ведь правду говорил, — возразил Котовский.
— В таком случае, — тихо сказал Валенцкий, — наводи на голову и опускай пистолет к бедру, спусковой крючок не дергай, а нажимай мягко. Как услышишь команду — иди…
Валенцкий присоединился к секундантам, а Котовский разглядел напротив себя бледное, но улыбающееся лицо пана Казимежа.
— Сходитесь!
Котовский двинулся вперед, но, заметив направленный на него пистолет противника, зажмурил левый глаз, а к правому поднес свой пистолет, да так, чтобы поменьше видеть.
«И почему это не делают пистолеты толщиной с сосну!» — подумал он.
В этот миг пан Казимеж выстрелил, а Валенцкий скомандовал:
— Раз, два, три! Стой. Пан Котовский теряет выстрел. Стой.
Выкрикнув эти слова, ретивый секундант подбежал к Котовскому и отвел его на исходную линию.
— Значит, дуэль кончена? — со вздохом облегчения спросил Котовский.
— Какой черт кончена! Разве ты не слыхал, что договорились стрелять до трех раз? Но после второго выстрела можно будет прекратить, потому что оба вы держитесь молодцами.
— Попробуй все же поговорить. Может, помиримся? — шепнул Котовский.
— Целься в голову, опускай пистолет к бедру и мягко нажимай на крючок, — был ответ Валенцкого.
Он снова отошел к секундантам, а Котовскому тем временем подали заряженный пистолет.
Теперь Котовский заметил, что доктора разложили на траве блестящие инструменты, а секунданты стали подальше от него.
— Ах, вот вы как? — пробормотал он, видя, что даже друзья покинули его и отдали на расправу свирепому врагу, который уже не улыбался и смотрел на него со злобой.
— Сходитесь!
Отчаяние и гнев охватили Котовского. Он понял, что Норский без колебаний ранит его и даже убьет. Мгновенно в его душе воцарилось холодное спокойствие. Он прицелился в голову, затем начал опускать пистолет к бедру противника, медленно нажимая на крючок… Выстрел грянул совсем неожиданно, а когда через секунду рассеялся дым, перед Котовским уже никого не было.