Эмбер Глоу: Око Бури
Шрифт:
Конечно, сверхъестественное чутьё не было «плохим» или «хорошим» само по себе. Оно становилось благословением для одних, для других – пороком: в зависимости от того, как использовалось. И с какой целью.
Для далёких от мистики обывателей разница порою была трудноуловима. Для миротворцев и разрушителей – фундаментальна.
Беда Эмбер Глоу заключалась в том, что она – после стольких лет сурового самовоспитания! – с горечью вынуждена была признать
Всё аскетические «труды» пошли прахом, ибо семя тёмного искушения намертво укоренилось в ней. Иссохло, зачахло, опалённое очищающим пламенем Света – а теперь снова проросло, грозя принести зловещие плоды.
Использование запретного меча и порочных ментальных трюков, пагубное пристрастие к джету, схватка с Далерхи, убийство Марагды... Начав удаляться от праведного пути маленькими шажками, странница закончила тем, что едва не вернулась в бездну запредельного мрака. И, похоже, недавнее спасение из тёмных объятий грота так ничему её и не научило.
Нет, сокрушённо подумала Эмбер, одиноко бредя по серебристому коридору, я не стою на месте. Я иду обратно.
В ту мерзость и грязь, из которой выкарабкалась немыслимым чудом…
Правду говорят: лучше вовек не знать истинного пути, чем, узнав, упрямо следовать ложным.
А беда миротворцев – страшная беда, что и повлекла нынешние невзгоды, – состояла в том, что во время Бури они доверились Оку.
Не Свету.
«Вот какой урок нам следовало усвоить», – заключила странница, вспомнив напутствие Бево Беато.
Отчего он не покинул Чертог? Что с ним сейчас – и что станет, если сокрытые в облаках башни снова будут разрушены?..
Невидимый лабиринт воздушных переходов в небесах… Она не могла думать о нём: мысли устремились, как горные реки в пропасть, к другому лабиринту, тёмному и зловещему. Грот Менауту, где Виг вместе с Эмбер когда-то одержал победу над тёмными джетами, был потревожен. Грозное предчувствие предвозвещало, что запредельная Тьма возвратит этому миру того, кто в ней затерялся. И странница должна быть готова его встретить.
На счастье – или беду? – Кадмар не избавился от её грозового меча. Спрятал где-то в рубке – она чуяла, идя по следу призрачного мерцания, которое виделось внутренним взором, пока не добралась до искомого предмета и не вернула его под плащ. Однако пользоваться сверхъестественным навыком теперь приходилось с осторожностью, ибо недобрые намерения и нечистая совесть могли выдать миротворцам её мятежную сущность.
Но как серый плащ скрывал под собой чёрный костюм, так и ловкий ментальный трюк мог набросить видимость смиренной покорности поверх беспокойной души, объятой грозовыми всполохами закипающего гнева.
47
Тьюди больше
Ни добродушного здоровяка с кроткими и проницательными глазами-васильками, ни озорного мальчишки с буйной шевелюрой и смешливым прищуром.
Задыхаясь от беззвучного крика, Эмбер тянула руки в чёрную пустоту, где таяли плывущие мимо образы. Таяли, застывая льдинками слёз на щеках.
Она бежала в непроглядной темноте, зыбко вздрагивающей под ногами, с трудом поспевая за рослой фигурой – зловеще-туманной, едва различимой, неумолимо ускользающей во мрак.
Она выкликала заветное имя – но пересохшие губы, искривлённые в горестном вопле, были запечатаны жестоким безмолвием.
Эмбер остановилась, огляделась: бескрайний, куда ни глянь, ледяной космос без единой звезды.
Тревожная рябь замерших шагов на невидимых лужах.
Отринув сомнения, странница села, подобрав под себя ноги. Сосредоточилась, закрыла глаза. Потянулась всем существом в недосягаемую даль – в неизвестность, поглотившую верного спутника по её вине.
«Тьюди, я иду за тобой!»
– Тьюди больше нет, – отозвалась пустота болезненной пульсацией, от которой сдавило виски.
Он сидел в той же позе, скрестив ноги, в центре чёрного нигде, и ритмичные волны сотрясали тело судорогой запредельных смыслов.
Перед ним проплывали образы – былого, несбывшегося, – вспыхивали в темноте тусклыми искрами и разгорались лихорадочным пожаром, от которого закипала кровь.
Глаза его были закрыты, руки – расслаблены на коленях, чёрные волосы рассыпались по плечам. Ровное дыхание, на лице – безмятежность.
Эмбер тихо опустилась рядом, вгляделась в знакомые черты, тщетно пытаясь различить в них хоть тень неистовой Бури. Огненный шторм полыхал внутри, пожирая прежнюю сущность миротворца – странница чуяла это, холодея с каждым мигом. Но снаружи Тьюди был точно таким, как в саду у Чертога под сенью серебристых ветвей.
Разум кричал: «Беги!» – но благостное умиротворение на лице товарища внушало надежду.
Эмбер гнала прочь укоризненные мысли – о том, что ей здесь быть вовсе не следует, – задвигала в дальний угол сознания растущую панику, глушила нотации внутреннего голоса, нудящего что-то о Свете.
Но сердце заходилось в бешеном трепетании, рвалось из груди обезумевшей птицей, а дыхание, невзирая на все усилия, зачастило и сбилось с ритма. Пульсирующая боль в висках сводила с ума, разливалась по телу волнами дрожи.
С трудом уняв судорогу, странница протянула руку к невозмутимому лицу. Тьюди казался спящим. Живое тепло его щеки ласково коснулось озябших пальцев.
Он мягко накрыл их горячей ладонью, легонько сжал, словно пытаясь согреть. Молвил протяжно, будто зевая со сна: