Эмбрионы
Шрифт:
Давай слетаем в Египет, говорили родители, мы хотим показать тебе пирамиды.
В Риме, не оставляла попыток мама, ты погуляешь по древним улицам и увидишь Колизей.
Все планы разбивались о Серёгины страхи.
Если понадобится, он будет неделю терпеть стук колёс и доедет до Владивостока. Но стоит ему представить узкий проход меж самолётных кресел, как его тут же накрывает паника.
Сотни тысяч туристов
Они посещают Багамы, Грецию, Кипр или Таиланд.
Они нежатся в шезлонгах возле бирюзовых бассейнов, наполненных подогретой забортной водой.
Вечером мужчины надевают смокинги, а женщины – коктейльные платья и вместе отправляются в ресторан, или в казино, или в концертный зал, построенные прямо на борту. Корабли заходят в порт, опускают трапы – и туристы заполняют собой улицы.
Самый большой круизный лайнер вмещает почти семь тысяч пассажиров. Вместе с экипажем получается население небольшого города. Большая часть этих людей – аэрофобы, до ужаса боящиеся самолётов. Компании, которые организуют круизы, зарабатывают миллиарды долларов на страхе. Целая индустрия живёт и процветает за счёт фобии.
Мой мир меньше Серёгиного. В какой-то момент он перестал сжиматься, но оставшегося пространства крайне мало, чтобы мечтать о будущем. Хочется раздвинуть границы, но пока не получается.
Всё-таки вместе с влюблённостью у меня появилась надежда. Вдруг мне удастся построить отношения. С девушкой, за которой я наблюдаю через полтора квадратных метра стекла.
В подъезде я сталкиваюсь с Нюрой, которая живёт двумя этажами ниже. Все её так называют, хотя ей за шестьдесят.
Соседи говорят, что она баптистка. Я посмотрел в интернете, кто такие баптисты. Правда, мало что понял, кроме того, что они по-особенному верят в Бога.
Нюра – настоящий божий одуванчик. Её голову всегда покрывает жёлтая косынка, и по воскресеньям она ходит в свою церковь. При встрече старается сунуть конфету, будто мне десять лет.
Помню, как однажды она долго разговаривала с мамой во дворе и в конце сказала, что будет молиться за меня. А потом принесла в подарок Библию. Не уверен, что её молитвы особо мне помогают. Но Библию решил почитать. Книга оказалась не такой уж занудной, как я себе представлял. Кое-что даже запомнил.
Нюра здоровается, и я киваю в ответ. Спускаюсь ниже и слышу, что она тихонько что-то бормочет.
Избавь нас от лукавого, различаю я её молитву.
Толкаю дверь – и внешний мир обнимает лёгкой прохладой и сыростью после ночного дождя. За последние пару дней город, кажется, приготовился к очередному вселенскому потопу.
Во дворе никого нет. Для старушек-сплетниц слишком холодно, детвора в школе, а остальные работают, чтобы прокормить семью. У меня свободный график и нет жены и детей.
Дождь изрядно побил деревья, и повсюду видны жёлтые, красные и ещё зелёные листья. Характерный симптом сентября. Скоро деревья и кусты будут стоять
Кафе уже пару часов как открыто. Если девушка сегодня работает, я её увижу. В голове резиновым мячиком скачет идея привлечь её внимание.
Что, если положить на карниз записку? Она наверняка захочет развернуть листок и узнать, что там внутри.
Или написать фломастером послание прямо на стекле?
Можно камнями выложить на тротуаре свой номер.
Варианты, один безумнее другого, рождаются в голове, пока я иду.
Едва я приближаюсь к знакомому месту, задняя дверь кафе открывается – и на улицу выходит она. Девушка из моих грёз.
В животе образуется лёгкость. Желудок, кишечник, печень и всё остальное в мгновение растворились, исчезли.
К горлу подкатывает здоровый камень, перекрывая доступ воздуху. С каждым шагом сердце сильнее ударяется о рёбра.
До этого момента я видел её только сбоку. Изредка она поворачивалась в сторону окна, и я сразу отводил взгляд. Но даже доли секунды хватало, чтобы всё внутри перевернулось.
Сейчас она стоит прямо передо мной, опершись спиной о перила. Как в трансе, я смотрю на неё. Нас разделяют какие-то метры.
Отчётливо вижу горделиво задранный кончик носа, струящуюся по лбу волнистую прядь и странный блеск в глазах.
– Эй! – Окрик бьёт по голове ударом молота. – Это ты всё время пялишься в окна?
Хочется стать ракетой и улететь в космос.
Или снегом, внезапно выпавшим в жаркой пустыне.
Давно мне не было так неуютно.
Отвожу взгляд. Оказывается, она всё знает. Видела, как я засматриваюсь на неё. Надо бежать что есть сил, но подошвы намертво прилипли к земле. Я превращаюсь в соляной столп.
– Как тебя зовут? – у неё красивый голос, но ничто не может заставить меня ответить. Свинцовый шар у меня в груди раскаляется, и адский огонь опаляет внутренности. – Ты сегодня на завтрак съел свой язык?
Даже её язвительность вызывает у меня восхищение. Внутри всё дрожит. Пламя вырывается из груди и расползается по всему телу. Вот-вот грянет паническая атака.
– У тебя есть телефон?
Оказывается, всё очень просто. Достаточно сказать свой номер.
Почему именно сейчас рядом нет Серёги? Можно было бы прикинуться глухонемым, и он бы продиктовал цифры.
Что, если ей нужен не номер? Что, если она просит позвонить?
– М-да, – со вздохом тянет она. – Как же сложно найти нормального человека.
Взгляд прилипает к её ногам. Замшевые мокасины, из которых едва виднеются короткие салатовые носки. И белые, будто обсыпанные мукой, лодыжки. А чуть выше начинаются плотные бриджи.
«О, как прекрасны ноги твои в сандалиях, дочь именитая».
Это из Библии. Книга Песнь Песней, глава 7.
Натужно скрипит дверь. На крыльце появляются другие ноги – в тяжёлых берцах в стиле милитари. Вижу пятнистые штаны, какие любят носить охранники.