Эмигрантка в стране магазинов
Шрифт:
И тут, судя по лицам моих сотрудников по работе, хихикавших и прикрывавших себе рот рукой, до меня дошло, что что-то в моем внешнем облике не так. При выходе из лифта один из них бросил в мою сторону: «Оригинальные у тебя аксессуары!» А я, зайдя в раздевалку и внимательно осмотрев себя со всех сторон, наконец поняла, в чем же было дело. По той же самой причине, по которой продавцы писали на ботинки, то есть на почве дикой усталости и, как следствие, невнимательности, вытирая себе в туалете заднее место, я оставила в брюках заправленной навыпуск длинную ленту туалетной бумаги, которая в виде элегантного белого хвоста свисала у меня сзади от пояса до колен. Пожалуйста, не подумайте ничего лишнего, бумага была абсолютно чистой, без навозных пятен. Это был тот самый длинный кусок бумаги, которую мы, женщины, в целях гигиены укладываем на кружок унитаза, прежде чем на него присесть, и которую, поднявшись, я случайно защемила трусами. А далее эта белая лента расправилась по всей длине поверх брюк наподобие хвоста. В итоге, клиенты ближайшего бара, прохожие на улице, а также шефы и некоторые коллеги по работе удостоились чести лицезреть меня в вышеописанном виде.
Впрочем, однажды мне было не до смеха. Вышло так, что в небольшом магазинчике по продаже спорттоваров мне не давали отпуска почти два года, мотивируя это тем, что так сложились обстоятельства…
Кстати, нелишним будет заметить, что мой напарник, у которого заболела жена и которому я целиком уступила свой отпуск, наотрез отказался предоставить мне хотя бы неделю от причитавшихся ему в ноябре двадцати дней, мотивируя это тем, что они ему понадобились для ухода за своей супругой в период ее восстановления. А потом начался туристический сезон, когда отпусков в магазинах не давали никому. В общем, ситуация сложилась таким образом, что прав не покачаешь. Тогда все свои силы я сконцентрировала на одном: лишь бы выжить, и, как вы понимаете, мне это удалось. Ценой нечеловеческих усилий я смогла дотянуть до апреля, то бишь до последнего месяца работы горнолыжных стадионов, а значит, и до конца туристического сезона, хотя к тому времени и окружающим, и самой себе напоминала внезапно ожившего зомби. Кожа у меня приобрела серый оттенок, глаза запали внутрь, ногти отрастали с невероятной скоростью и загибались, как у орла, а волосяной покров на голове выглядел всего лишь покровом, а не волосами или прической. В дополнение ко всему прочему, я то и дело заикалась, запиналась и иногда даже нечленораздельно мычала. И вот тогда-то в отделе кадров приняли решение отправить меня в двухнедельный отпуск, но не в счет прежнего непрерывного труда, на протяжении почти двух лет, что давало мне право на длительный отдых, а в качестве причитавшегося лишь за последние шесть месяцев. Помню, что весь свой отпуск я провела совершенно бездарно, провалявшись на койке, поскольку ни на что другое у меня просто не было сил.
Кстати, еще немного о стрессе. Помнится, в период работы логопедом в России мы с сотрудницами детского сада постоянно сетовали на то, что на нашу долю выпадает мизерное количество официальных праздников. «А вот в других странах…» – мечтательно рассуждали мы. Просто для справки. В Стране Магазинов таких дней в году было всего четыре: Рождество, Новый год, День конституции и Национальный день этого государства. А теперь посчитайте, сколько их у нас в России. Сравнили? В чью сторону перевес? И скажите, пожалуйста, как при таком напряженном рабочем графике не замучиться? Более того, в День национального праздника Страны Магазинов по традиции не полагалось сидеть дома. Каждый ее житель должен был, не пользуясь никакими видами транспорта, включая велосипеды, самокаты и скейтборды, пешком добраться до главного храма страны и отстоять там всю мессу. Лично мне кажется, что эту традицию местные европейцы придумали для того, чтобы избавиться от граждан, страдающих ожирением, спровадив их таким способом на тот свет, дабы они не позорили нацию своими крупноразмерными телесами. Ведь согласитесь, что даже для человека нормальных пропорций не так-то уж просто преодолеть за сутки пешком, без единой остановки, расстояние в двадцать километров. И что тут скажешь про толстяков… Одним словом, в День национального праздника у последних было всего две альтернативы: либо скончаться по пути к храму, либо за сутки похудеть на несколько килограммов, а заодно прийти к выводу, что лучше сесть на диету, чем на следующий год опять так же мучиться.
Основываясь на своем эмигрантском опыте, признаюсь, что помимо стресса от самой работы больше всего в Стране Магазинов меня угнетало пребывание в среде потенциальных дискриминаторов. Любой коллега по службе или покупатель, вставший с утра не с той ноги, только и ждал, чтобы сорвать зло на мне, служащей неевропейской национальности. И, доведя меня придирками до белого каления, считал само собой разумеющимся, что я должна была справедливое негодование в себе каким-то образом подавить, или же, как сказал бы Зигмунд Фрейд, сублимировать свои негативные эмоции. Но ведь сублимация, как и остальные психические процессы (память, внимание, мышление и др.) не безлимитна. В итоге, чтобы не сойти от всего этого с ума, передо мной встала задача найти способ систематического избавления от стресса. Хорошими помощниками в проветривании мозгов мне стали спорт и длительные прогулки по горной местности, но что касается культурных развлечений… Если в Москве, в период учебы в университете и работы логопедом, расслабиться и отдохнуть мне помогало посещение театральных представлений, выставок, концертов и т. д., то в Стране Магазинов всего этого было, что называется, кот наплакал.
При чудовищном обилии магазинов в указанном европейском государстве днем с огнем было не найти театра или концертного зала, а редкие художественные выставки, мягко говоря, не отличались тематическим разнообразием. И все же утверждение, что в Стране Магазинов напрочь отсутствовали сцены, было бы неправомерным. Она там была, всего одна, и на протяжении трех-четырех месяцев в году служила заезжим труппам для проведения спектаклей и концертов. Помимо этого, раз в три года в Стране Магазинов проводился фестиваль джазовой музыки. В этой связи нелишним будет заметить, что российские торговые палатки, в которых принято продавать фрукты или сувениры, как правило, изготовлены из ткани намного толще и прочнее материи того гигантского павильона, который был предназначен для выступлений джазовых музыкантов. Он был настолько хлипким, что от малейшего ветерка его стены дрожали, как при землетрясении. И поскольку палаточный материал нисколько не снижал слышимости, то можно было и не приобретать входного билета. Достаточно было прийти туда
Кстати сказать, отдельного разговора заслуживают местные музеи, предлагающие вниманию туристов коллекцию русских матрешек и старинных икон. «А почему именно русских?» – спросите вы. Охотно вам разъясню. Обе музейные коллекции были собраны коренным жителем Страны Магазинов в восьмидесятые и девяностые годы двадцатого века, другими словами, во времена брежневского застоя и горбачевской перестройки. К слову, Россия указанного периода запомнилась многим иностранцам прежде всего тем, что там можно было украсть или приобрести за копейки все что угодно, а затем спокойно вывезти это в другое государство, причем в неограниченном количестве. Собственно говоря, этим владелец обоих музеев, посвященных предметам русской культуры, и воспользовался, а вывоз из России приобретенных там за гроши матрешек и церковных принадлежностей осуществлялся указанным господином под вывеской покупки дешевых шин. На практике схема была донельзя проста: все контрабандные товары он тщательно рассовывал между автомобильными колесами, которые в Страну Магазинов поставлял из России огромными фурами. В те годы ловкий бизнесмен, что называется, собаку съел на подделке марочных товаров. В частности, он научился так точно отштамповывать на колесах российского производства фирменный знак марки Мишлен, что за долгие годы их реализации никто из покупателей не почуял подвоха. Но однажды, прилично залив за воротник на собственном дне рождения, он признался своим многочисленным гостям в том, что на протяжении долгих лет занимался фальсификацией марочного товара и что, помимо этого, ему удалось вывезти из России двести наборов матрешек, расписанных известными мастерами, а также около ста представляющих историческую ценность православных икон. Самым же отвратительным в этой истории было то, что оба музея входили в список обязательных для посещения российскими туристами, которым экскурсовод рассказывал одну и ту же байку про героизм владельца обеих коллекций, якобы спасшего часть культурного достояния России от неминуемой гибели. А наши соотечественники, приняв это за чистую монету, неизменно умилялись и восхищались этим «спасителем русских икон и матрешек».
Справедливости ради замечу, что и о подрастающем поколении в Стране Магазинов тоже не забывали. Для этой цели в каждом городе было оборудовано несколько детских игровых площадок, летние бассейны, а также импровизированный поезд на колесах, состоявший из паровоза и пяти-шести прикрепленных к нему вагончиков. Запускали этот поезд только в течение двух летних месяцев: с июля по август, а потому желающих покататься на нем набиралось очень много, и, как следствие, места в вагонах приходилось занимать приблизительно за час до начала поездки. Помню, как-то раз Танины дети уговорили меня отправиться на нем на экскурсию. Хотя, по правде сказать, сначала они уговорили свою маму, а потом все втроем стали упрашивать меня. Не усмотрев в этом лично для себя абсолютно никакого интереса, поначалу я отказалась, но все же, решив поддержать Танин авторитет в глазах ее собственных детей, в конечном итоге согласилась. Узнав, что места в вагоне нужно занимать заранее, мы вчетвером выбрали в полупустом поезде сиденья поудобней и разместились на них в ожидании экскурсии, а потом туда начали подходить мамы с детьми, а те – со своими игрушками и зверушками.
Не секрет, что европейцы в большинстве своем приучены к порядку и, как правило, в публичных местах неукоснительно соблюдают предписанные правила поведения. Однако в вагонах этого поезда никаких запрещающих табличек вывешено не было, поэтому каждый приносил с собой то, что ему хотелось. Так, сидящей от меня справа маленькой девочке захотелось покатать на поезде свою игуану, размер когтей которой поверг меня в шок. «Не дай бог, поезд резко колыхнется, и тогда одного-единственного пальчика этой зверюги будет достаточно, чтобы лишить меня глаза», – не успела подумать я, как на сиденье, расположенное от меня слева, плюхнулся ребенок, на руках у которого восседали щенок лабрадора и морская свинка. Через некоторое время все приведенные туда собаки, в количестве приблизительно десяти, друг на друга злобно рычали и норовили меж собой подраться. «Господи, только бы никто не додумался принести сюда кошку!» – мысленно взмолилась я. Но кошку, к счастью, не принесли. Зато принесли какого-то зверя серого цвета, похожего на густоволосую обезьянку с ужасно выпученными глазами, а еще сурка, нескольких ручных мышей, хомяков, шиншиллу, черепаху и пару других то ли морских драконов, то ли игуан. Вся эта живность, сидя на руках у детишек, шипела, визжала, скулила, тявкала, ворчала, рычала, пищала, трещала и скрежетала зубами. К тому времени народа в вагоне набилось столько, что всем нам, чтобы уместиться на сиденьях, пришлось очень плотно друг к другу прижаться. Между тем процесс уплотнения пассажиров не прекращался и вскоре достиг таких масштабов, что временами мне казалось, будто все мое тело заковано в жесткий корсет.
Бедная Таня, занявшая с детьми сиденье напротив, по-видимому, чувствовала себя ответственной за приглашение покататься на этом поезде, а потому сделала попытку хоть как-то меня утешить и виноватым голосом проронила: «В тесноте, да не в обиде…» – «Ну да», – буркнула я, ничуть не скрывая своего чистосердечного в этом сомнения. В следующие пару минут поезд тронулся, «господа присяжные заседатели», а вместе с ним и мы. Надо сказать, пока мы ехали по прямой дороге, все было нормально. И хотя принесенное детьми зверье ни на минуту не прекращало издавать различные звуки, никого это уже особенно не беспокоило, так как наше внимание переключилось с вагонной шумихи на сменявшиеся один за другим пейзажи. Но вскоре траектория движения поезда изменилась. Выехав с прямых горизонтальных улиц, мы покатили по узким кривым переулочкам, с наклоном в пятьдесят градусов, а может быть, даже больше. При этом, всякий раз сворачивая с одного переулка в другой, поезд совершал такие крутые повороты, что пассажирам становилось не по себе, а коллективное стремление удержаться на месте и не вылететь в окно напоминало соревнование силачей, задействованных в перетягивании каната. Когда на повороте поезд заваливался на левую сторону, то сидевшие там по краям взрослые и дети предпринимали попытку удержать на своих плечах вес падавших на них в это время пассажиров с правой стороны. А потом такое же неимоверное физическое усилие предстояло совершить сидящим на крайних правых рядах, дабы не оказаться выдавленными человеческой массой через окна вагонов. И тогда в поезде, как в доме Облонских, «все смешалось»…