Эмигрантка в Стране Вечного Праздника. Книга вторая
Шрифт:
По характеру травести был настоящим мужчиной, поэтому на эти шутки не реагировал и вёл себя спокойно. Тем не менее, он решил разом поставить всех шутников на место и взял себе в качестве псевдонима такое высокопарное имя, произнося которое, они вынуждены были почувствовать, как им до него далеко. Звали вышеозначенного гражданина, как какую-нибудь принцессу - Мирейя де Пастора. Кстати сказать, если травести похожи на женщин, а некоторые лесбиянки - на представителей сильного пола, то в этом человеке оба начала - и женское, и мужское - были одинаково утрированными. Несмотря на то, что его одежда не оставляла сомнений в том, что перед вами - женщина, в то же время всё остальное наводило на мысль о принадлежности к мужскому полу. Всё во внешнем облике Мирейи де Пасторы контрастировало и выглядело исключительно гротескным: крупные телесные формы, тяжелая поступь, размахивание руками при ходьбе, резкие телодвижения, пудовые каблуки, блёстки, разноцветные шарфы, шляпы, шиньоны, кричащий макияж и прочая атрибутика. Можно даже сказать, что все это в совокупности придавало ему, или правильнее сказать - ей - весьма устрашающий вид. Особого внимания заслуживало лицо Мирейи де Пасторы. Трудно сказать, что произошло в тот день, когда этот человек лёг под нож пластического хирурга. Возможно, это было в послепраздничный период, когда чрезмерное употребление алкоголя подавляет выработанные ранее условные рефлексы, в том числе и профессиональные у хирургов; либо Мирейя де Пастора пожелала изменить свою внешность так, чтобы её и мама родная не узнала; либо за неимением должного количества средств ей пришлось воспользоваться услугами операционной медицинского университета, где над её внешним обликом потрудился студент первого курса; либо Мирейя де Пастора рассчитывала впоследствии сделать актёрскую карьеру в Голливуде, исполняя роль клоуна-убийцы в очередной версии известного фильма ужасов. Ещё в народе судачили, что волею судьбы мужчина по имени Мирейя де Пастора попал в руки доктора Франкенштейна, а тот, будучи хирургом-авангардистом, пришил ему коровью губу, лягушачий глаз, верблюжий нос и, в качестве последнего штриха, прилепил брови из шерсти Снежного человека. Как бы то ни было, после всех этих хирургических вмешательств Мирейя
Слава Мирейи де Пасторы росла в Стране Вечного Праздника как на дрожжах, и вскоре она решила заняться общественной деятельностью. Да и как, скажите на милость, с таким внешним видом не заикнуться о свободе и правах человека? Вскоре Мирейя де Пастора создала политическую партию, выдвинула свою кандидатуру на пост главы крупного региона Страны Вечного Праздника, и, вопреки всем прогнозам, за неё проголосовало немало избирателей. Как видите, стать травести может каждый, а вот стать своим в доску травести - на это способны лишь единицы! Кому-то ее нововведения понравились, кого-то удивили, но при этом пришлись по душе за смелость, поскольку, кроме нее, никто бы такого не осмелился предложить. Один из пунктов плана реформ, выдвинутого Мирейей де Пасторой, гласил, что в случае её избрания на пост главы региона будет разрешено сажать марихуану на дорожных газонах кольцевой развязки и продавать в булочных пироги с начинкой из гашиша. Несмотря на приложенные усилия, Мирейе де Пасторе не удалось получить место в парламенте, и ей пришлось ограничиться выступлениями на собраниях своей партии. Там она появлялась, разодетая как всегда в пух и прах: в вечерних нарядах, с блестящими украшениями и страусовыми перьями, - периодически наступая здоровенными каблучищами на ноги своим политическим соратникам и оглашая помещения зычным мужским басом: "Прости, браток, я тебя не заметила".
******
В то время как города Страны Вечного Праздника сотрясала массовая истерия, вызванная экономическим кризисом, в маленьком посёлке под названием Перепёлки жизнь текла по-прежнему ровно и неторопливо. Курочки неслись, козочки паслись, а сельские балбесы бесцельно слонялись туда-сюда, принимая с самого утра на грудь столько стопок сорокаградусных напитков и бокалов вина, что к обеду еле держались на ногах. Остальные жители Перепёлок тратили своё время и силы на выяснение отношений с соседями и ознакомление с поселковыми новостями. Наиболее активными участницами разговоров были женщины. "Здравствуй, соседка, - начинала одна сельчанка.
– Я вчера видела, как ты о чем-то беседовала с Робертой, и меня поразило, как она на тебя нехорошо смотрела - искоса, исподлобья, ну о-о-очень недружелюбно". "Не знаю...
– пожимала плечами собеседница.
– Я, по правде сказать, ничего такого не заметила. С чего бы ей на меня плохо смотреть?" "Ладно, не хитри, весь посёлок помнит, как она на свадьбе твоей племянницы прилюдно обозвала приготовленную тобой еду помойкой!" - "Да ведь это когда было! Лет двадцать назад. Я и правда готовить тогда ещё ничего толком не умела. А с чего ты вдруг об этом вспомнила? С того времени много воды утекло".
– "Смотри кума, тебе жить. Однако не по-доброму она на тебя вчера смотрела, ох, не по-доброму, помяни моё слово, со стороны-то виднее!" В последующие дни сельчанка, советовавшая другой держать ухо востро с Робертой, совершая утренний обход по магазинам и встречаясь с другими соседками, каждой из них по секрету сообщала: "Сегодня видела Фернанду-макарониху. У нее лицо такое озабоченное, ой-й-й! Говорит, что это, мол, ко мне Роберта в подруги-то набивается? Забыла, как мои макароны с томатным соусом на весь посёлок ославила, мол, не еда это, а помойка? Или просто делает вид, будто ничего такого в помине не было? Эх, ни стыда у неё, ни совести!" Пересказывать давние истории, зачастую приукрашенные рассказчиками, было вполне нормальным, и можно даже сказать, традиционным массовым занятием, служившим сельчанам не только для развлечения, но и для тренировки памяти. Благодаря их повтору, любой сельчанин мог вспомнить события десяти-, двадцати-, тридцати- и даже пятидесятилетней давности. При этом наиболее значимые, как правило, раскрывающие причины многолетних распрей между соседями, передавались от родителей к детям, а от них - к внукам. Таким способом в сельской местности обеспечивалась преемственность поколений.
Однажды собрались на главной площади Перепёлок три соседки: Подозрительная Сельчанка, Любопытная Сельчанка и Прижимистая Сельчанка. Как и другие любительницы посплетничать, они наслаждались процессом построения догадок и умозаключений. Им нравилось чувствовать себя доблестными сыщицами, как в художественных фильмах, где детективы способны по приобретшим фиолетовый оттенок клеткам селезёнки и найденному в старой коробке, лежащей где-то на чердаке, следу от пепла определить, что погибший от руки убийцы человек двадцать лет назад курил гаванские сигары. Первой начала разговор Любопытная Сельчанка: "Кто это там?" "Где?" - принялись старательно вглядываться в указанное ею направление две другие. "Только что прошёл парень с точно такой же собакой на поводке, как у моего соседа по подъезду", - неожиданно выдала Любопытная Сельчанка. "Думаешь, он её у твоего соседа украл?" - нахмурила брови Подозрительная Сельчанка. "Откуда мне знать?
– пожала плечами Любопытная Сельчанка.
– Я только вижу, что собака эта - породистая, вроде ротвейлером называется, и знаю, что таких больше ни у кого, кроме моего соседа, в нашем посёлке нет". "Хм, - вступила в разговор Прижимистая Сельчанка, - эти псины больших денег стоят, поэтому их только в городах всякие ненормальные держат. Представь, сколько нужно еды, чтобы такую кобылу мордастую прокормить, да ещё заплати, чтобы она стала твоей.... тьфу! Несуразица какая! Зачем только нужна такая зверюга?!" "Этот парень с собакой точь-в-точь, как у твоего соседа, хотя бы раз окликнул её по имени?
– не унималась Подозрительная Сельчанка.
– А не то, как мы догадаемся, своя она у него или краденая?" Прижимистая Сельчанка прищурила глаз: "Ох, чует моё сердце - ворованная она, и что продаст он её первому встречному, лишь бы поскорее сбыть с рук". "Это кому же?
– удивилась Любопытная Сельчанка.
– У нас в посёлке её никто не купит, даже дёшево, если только примет в дар, чтобы сад или огород сторожить. Она ведь ни к чему непригодная, даже овец пасти не умеет". "Тихо! Ш-ш-ш...
– шикнула на них Подозрительная Сельчанка, - этот парень с собакой опять сюда идёт, и не один, а с другим". "Так это же мой сосед и есть, но только его собаку почему-то ведет тот, другой!
– воскликнула Любопытная Сельчанка.
– Видно, этот паренек - его друг или родственник, а иначе с чего бы он ему свою собаку доверил?" "Так, может, они вместе отправились её продавать или решили на ней как-нибудь по-другому заработать?
– не унималась Прижимистая Сельчанка.
– Я слышала, что между собаками устраивают бои, и что на этом их хозяева обогащаются. Не у нас, конечно, а в городах, но факт остается фактом. Собаки дерутся, а зрители делают ставки, какая из них победит. Видно, людям деньги девать некуда..." "Что правда, то правда", - кивнули в ответ её собеседницы.
В отличие от женщин, мужское население Перепелок предпочитало собираться не на больших открытых пространствах, по типу широких улиц и площадей, а в тёмных недрах поселковых баров. Разговоры у них тоже были, по сути, совершенно иными. Встретились как-то в баре трое жителей Перепёлок, которых в данном контексте можно назвать: Выпивший Cельчанин, Мужичок Навеселе и Непросыхающий Алкоголик. Из-за принятого на грудь в голове у них затуманилось. Впрочем, это нисколько не мешало вести беседу на мужские темы, отличающиеся от типично женских интересом к принципиальной стороне дела, а не мелким деталям. Опрокинув пару стопок коньяка, Выпивший Сельчанин пожаловался: "Вчера моему старшему пацану родственники жены подарили конструктор. Я было попытался его собрать, да не сумел". "А там... в коробке... разве никаких схем и рисунков... не было?" - расчленяя фразы на паузы, во время которых едва удавалось подавить рвотный рефлекс, уставился на него красными как у рака глазами Мужичок Навеселе. Выпивший Сельчанин почесал затылок и ответил: "А я не искал, может, они там лежат. Мне тогда почему-то подумалось, что дело тут в чём-то другом. Просто, мы, взрослые, не понимаем детских развлечений потому, что выросли из них, как из старых штанов. У нас голова уже по-другому соображает. Взять хотя бы мою жену. У неё мыслительный механизм тоже непонятный какой-то. Недавно, наконец-таки, сдала на права, села за руль и заявляет: "Я на большой скорости боюсь ездить!" При этом разгоняется до 80 км/ч, цепляется за руль мёртвой хваткой и закрывает глаза. Как такое понять? Я, когда сидел рядом с ней, на переднем сиденье, чуть от страха в штаны не наложил!" "А я уж-ж-же налож-ж-жил и ник-к-кому об этом не сказ-з-зал!" - раздался из угла барного помещения возглас Непросыхающего Алкоголика, поднявшего указательный палец кверху, по направлению к висевшей на потолке тускло светящейся лампочке. Усилием воли Мужичок Навеселе попытался переварить услышанное, но справился с этой задачей лишь частично. "Жена... говоришь, - отозвался он, - у меня тоже... есть. В конце каждого месяца требует: "Давай деньги! Я их положу на счёт в банке! А не то ты всё пропьёшь..." А я их не пропиваю... я их вкладываю в себя... у меня организм тоже, как банка... вмещает... почти всё, что ему дашь. А если вкладываю в него слишком много... вот этих капиталов, - и он жестом указал на кружку пива, - то он их потом возвращает... с процентами..." "А моя б-б-банка уже дав-в-вно прохуд-д-дилась!
– прохрипел Непросыхающий Алкоголик.
– Но со с-с-стороны не з-з-заметно, пр-р-равда?" "Еще как заметно, - отозвался Выпивший Сельчанин, - я тебя трезвого уже лет десять не видел". "Ну... хорошо... допустим... можно бросить пить, - вмешался Мужичок Навеселе.
– А смысл-то какой? Что от этого... жизнь станет лучше?" "Нет, наверное", - серьёзным тоном отозвался Выпивший Сельчанин. "Ну... станет у нас больше этого... как его... свободного времени, - продолжил своё философское рассуждение Мужичок Навеселе.
– И что? Что... с ним делать-то? На что... его тратить? Помогать жене... по хозяйству? Выносить мусор... три раза в день? Читать... познавательную литературу? Играть в эти... как их там называют... шахматы?" "Н-да, - в глубокой задумчивости произнёс Выпивший
– отозвался Непросыхающий Алкоголик.
– Но мн-н-ногие мне не вер-р-рят! Поч-ч-чти ник-к-кто! Ол-л-лухи, ядрё-ё-ёна кор-р-рень!"
Когда мужское население Перепёлок начинало говорить на какую-нибудь тему принципиального характера, это неминуемо заканчивалось гиперболизированными выводами. Как-то раз в баре, куда я заглянула на чашечку кофе, разгорелся нешуточный спор. В руки сельчанам попал журнал, в котором рассказывалось про знаки восточного гороскопа. Зная даты рождения своих жен, местные аграрии и животноводы без труда определили, к какому символу их отнести. Они не только с лёгкостью это выяснили, но и моментально согласились с приведенным в журнале описанием. "Смотри, Боделио, моя-то, оказывается, Тигрица! А знаешь? Я всегда это подозревал, хотя опасался сказать вслух, особенно в её присутствии".
– "А моя-то - Собака! Вот ведь, китайцы, мудрые люди, не смотри, что азиаты. Зрят в корень! Надо же, как правильно угадали!" - "И правда! Мою супружницу здесь Змеёй называют. Жаль, не уточнили, что в её случае это как минимум удав!" К вечеру, из-за большого количества принятых на грудь алкогольных напитков, миролюбивая беседа на эту тему переросла в дискуссию, а затем, чуть ли не в драку. Крики спорящих в баре были слышны даже на улице: "Да моя жена раз в сто собачее твоей! Она у меня - настоящая Собака, а твоя так, ерунда, она и лаять-то как следует не умеет! Я что, не слыхал, что ли, как вы ругаетесь, шептуны! Только щёки раздуваете и бурчите себе что-то под нос. Зато моя супруга, как гаркнет, так вздрогнешь! Ей с такой способностью можно склады с ценным материалом охранять. Никого не подпустит!" - "А моя, ну есть Лошадь, чистокровный арабский жеребец в женском обличье! Когда рассердится, вдарит копытом так, что пол затрясётся! На ногах не устоишь! Она без каблуков, голыми пятками запросто пол проломит! Однажды меня сковородкой так огрела, что потом неделю в ушах звенело! Да её лошадиной силе во всём посёлке нет равных! Любого мужика может так шандарахнуть кухонным инструментарием, что свалит с ног!" - "Это что?! Моя способна вопить, как кошка, которой на хвост наступили, никто так не умеет, а у неё это получается запросто, само собой, в виде спонтанного крика души! Голосить может, сколько хочешь! Целые сутки будет визжать как резаная, даже без перерыва на обед! Поэтому ее в гороскопе называют Кошкой".
– "Подумаешь... орать каждая баба умеет. А моя - настоящая Крыса, жаднее всех крыс, у неё денежную купюру можно вырвать только вместе с рукой, а носок снять - только с ногой, а шапку - если только открутить вместе с головой! Понятно?! Да ваши бабы вообще не идут с ней ни в какое сравнение. У моей супруги ни один вор ничего не украдёт. Сам без портков убежит, если с ней встретится в темном закоулке! Вот та-а-ак!"
******
Тот, кто бывал в сельской местности, безусловно, заметил, что типичным занятием у сельчан являются разнообразные беседы ни о чём. Лично меня это не раз наводило на мысль, что профессиональных политиков имеет смысл готовить в небольших населённых пунктах, поскольку именно там по примеру сельских жителей можно освоить искусство говорить часами, не сообщая при этом ровным счётом ничего. В Перепелках главное место в беседах у сельчан занимала тематика погодных условий, развивая которую, им удавалось так разговориться, что не остановишь. "Ну что, как дела?" - приветственно помахивал рукой один сельчанин другому. "Да вроде нормально, - отвечал тот.
– Вот только, смотрю, погода не на шутку расходилась. Весь день дует не ветер, а настоящий ураган!" "Да уж, - поддакнул ему собеседник.
– Того гляди с ног собьет такое торнадо! Вон как черные тучи по небу гоняет!" В этот момент к ним присоединился другой житель Перепелок и с удовольствием продолжил погодную тему: "Вот и я говорю, если к этому ветродую добавится ливень, то будет у нас самый настоящий тропический тайфун!" "Нечего сказать, ужасная погода!
– закивали в ответ собеседники.
– Зато когда солнечный денек, как же приятно! Хорошая погода душу греет!" "Точно!
– поддакнул сельчанин, подошедший с авоськой в руках к кучке беседовавших соседей.
– Недаром говорят: солнце пригреет - все поспеет". "Да уж, - наперебой затораторили они, - помидоры-то с огорода куда вкуснее магазинных, а салатные листья какие сочные, когда их срываешь прямо с грядки!" - "Огурцы, перцы, кабачки - пальчики оближешь!" Постепенно тематика разговора расширялась и перешла к жалобам на жизнь. Сельчане принялись выражать свое недовольство с помощью стандартных фраз: "В магазинах цены растут, не прекращаясь!", "В селе сейчас мало кто хочет работать. Да и то сказать! Какой интерес для молодежи - сидеть под коровами и их за вымя дёргать?!", "Сколько бы у нас дороги не ремонтировали, а всё равно тут и там одни ямы", "Вчера по телевизору показали, как мошенники забираются через окна и грабят квартиры! Ужас один!", "Куда только смотрит правительство! Давно бы уж разобралось со всеми этими безобразиями!"
Не секрет, что тесное соседство способствует возникновению конфликтов. Эта закономерность в полной мере распространялась на жителей Перепёлок. Большинство из них, тем не менее, предпочитало поддерживать видимость хороших соседских отношений, и если один пытался насолить другому, то делал это как можно незаметнее. Излюбленным методом на селе было выуживание у соседа каких-либо сведений о его жизни, чтобы потом обратить эту информацию против него самого. Приведу в качестве примера разговор двух соседок. "Что-то мы с тобой последнее время стали редко видеться, соседка!" - "Всё дела, дела..." - "Так ведь у всех дела. А конкретно у тебя они какие?" С этого места начиналось детальное выяснение обстоятельств жизни. "Я слышала, что твоя дочь пошла учиться на повара?
– не сдавала своих позиций назойливая сельчанка.
– Ну и правильно, там, где много еды - не отощаешь. А ещё говорят, вы собаку себе породистую завели. Для охраны, говоришь? Конечно, в наше время столько ворья развелось, что не знаешь, как спасаться. А у вас в квартире есть, чем ворам поживиться? То есть как это ничего особенного? Это как знать... Впрочем, дело ваше. С чего это ты вдруг в магазине накупила столько овощей и зелени, аж две сумки? До дома-то сумеешь всё это донести? Я гляжу, они у тебя тяжелые! Вы всей семьей что ли решили сесть на диету? Что? Полезно, говоришь... Конечно, кто же с этим поспорит... Витамины и минералы - самые нужные элементы в организме! Кстати, ты, случайно, не заболела ли чем? Да я так, без задней мысли поинтересовалась. Не обижайся! Факт известный: обычно люди начинают налегать на здоровую пищу только после того, как врачи сильно напугают". Собеседница терпеливо отвечала на вопросы, но допытывавшаяся сельчанка пропускала ее ответы мимо ушей. Охочую до расспросов женщину нисколько не интересовало истинное положение дел, поскольку относительно этого у нее уже давно существовала собственная версия, которой ей не терпелось поделиться с другими сельчанками. В последующие дни она скороговоркой твердила своим подругам: "Мне вообще-то до чужих проблем дела нет, но вчера встретила Фриду и поразилась. Сколько всего она от людей скрывает! Есть стала, как вегетарианка, сразу видно, что у неё тяжёлая болезнь в запущенной стадии, и ещё неизвестно, чем дело кончится. Видно, Господь её за что-то наказывает. В доме добра - полная чаша. Откуда у них столько ценностей взялось? Никто не знает. Недавно собаку злую завели, чтобы всё это охранять. Да и дочь свою не куда-нибудь пристроили, а на бесплатные харчи, в ресторанный бизнес". В завершение этого монолога следовала фраза: "Что бы там ни было, Фрида всегда была моей соседкой и ею останется, а плохое и хорошее есть у каждого в характере". Сельчане стремились выглядеть любезными и воспитанными, поэтому употребляли эту фразу даже, когда шла речь о человеке, который строчил на них жалобы в администрацию посёлка, воровал газеты из почтового ящика, покорежил им автомобиль, а потом отказался оплачивать ремонт, и т.д., и т. п. Поддерживать видимость хороших отношений было сложно, но нужно. Многие это понимали, поэтому вели военные действия скрыто, исподтишка.
Замечу, однако, что с приходом кризиса кое-что в менталитете жителей Перепёлок изменилось. Сначала они порядком струхнули, а сразу после этого бросились принимать необходимые для спасения меры. И без того бережливые сельчане восприняли призыв правительства к экономии слишком буквально, и это вылилось в ещё большую осторожность с деньгами. Пристрастившиеся к алкоголю и ежедневно употреблявшие по бутылке качественного столового вина сельчане в кризис заменили их парой рюмок дешевых сорокаградусных напитков. Тот, кто имел привычку каждые выходные съедать в ресторане по тушке цыпленка, ради экономии денежных средств, стал готовить это блюдо у себя дома и поглощать его, сидя перед телевизором. Детям, клянчащим у своих родителей что-нибудь вкусненькое, перестали перепадать чипсы и шоколадные конфеты, всё это было заменено пачкой дешёвого печенья и "долгоиграющим" леденцом на палочке. Посетители тренажёрных залов стали делать зарядку в домашних условиях, отчего в вечернее время трех- и четырехэтажные здания поселка вибрировали, как при землетрясении. Тот, кто и раньше заглядывал в парикмахерскую нечасто, вообще перестал стричься. В итоге треть населения посёлка стала походить на банду бесшабашных длинноволосых хиппарей, рокеров и попов-расстриг. Женщины прекратили за собой ухаживать и тратиться на кремы, скрабы, лосьоны и прочие косметические средства. Впрочем, перекос с экономией у сельчан являлся генетически встроенной чертой характера, присущей им не только в кризисные времена. Помимо этого, они считали друг друга лентяями и захребетниками. Так и говорили: "В нашем семействе один я работаю, а все остальные, - после чего следовал жест рукой, который, помимо кровных родственников, охватывал половину населения всей страны, - все они - тунеядцы, которые живут за мой счёт и висят на моей шее. Никто трудиться не хочет! Один я за всех пашу!"
******
Вне всякого сомнения, в менталитете сельчан всего мира есть много общего, поскольку у агрария и животновода - своя, особая сущность. Прежде всего, их объединяет чрезмерная практичность. Помню, как в России, будучи ребёнком, я попала на операционный стол, а затем меня отправили в палату, где лежали девочки приблизительно такого же возраста. Там я познакомилась со сверстницей по имени Таня, которая была родом из деревни. Днём и ночью она не расставалась с засушенной кроличьей лапой, держа её, то под подушкой, то в кармане своей пижамы. Меня это настолько заинтриговало, что спустя несколько дней я набралась смелости и поинтересовалась: "Тань, скажи, зачем тебе эта лапа?" "Оставила себе на память от любимого кролика, - огорошила она меня своим ответом.
– В позапрошлом году наш дед у себя на подворье кроликов разводил, и там у меня был самый любимый. Я с ним разговаривала, брала его на руки и гладила. По осени мой дед всех кроликов зарезал, мех пошёл на продажу, а мясо - нам на еду. Вот я и попросила его оставить мне лапу от своего любимого кролика". "Которого он убил, а вы съели?!" - оторопело проронила я. "Ну да, а что в этом такого?" - не поняла причины моего удивления Таня. Сказать, что, как городская жительница, я затруднялась в понимании этой ситуации, по сути, было бы ничего не сказать. После этого я долго не могла спать спокойно и мучилась кошмарными снами, в которых появлялись мои родители с топором в руках, кромсали нашу домашнюю кошку на куски и жарили на большой сковородке, а я с ужасом на всё это смотрела, прижимая к груди окровавленную кошачью лапу.