Эмигранты. Поэзия русского зарубежья

Бунин Иван Алексеевич

Здесь вихри и рокоты слова и славы, Но душами правит летучая мышь. Там в пряном цветеньи болотные травы, Безбрежное поле, бездонная тишь. Здесь в близком и в точном — расчисленный разум, Чуть глянут провалы — он шепчет: «Засыпь!» Там стебли дурмана с их ядом и сглазом, И стонет в болотах зловещая выпь. Здесь вежливо холодны к Бесу и к Богу, И путь по земным

направляют звездам. Молю тебя, Вышний, построй мне дорогу Чтоб быть мне хоть мертвым в желаемом Там.

Я русский

Я русский, я русый, я рыжий, Под солнцем рожден и возрос. Не ночью. Не веришь? Гляди же В волну золотистых волос. Я русский, я рыжий, я русый. От моря до моря ходил. Низал я янтарные бусы, Я звенья ковал для кадил. Я рыжий, я русый, я русский. Я знаю и мудрость и бред. Иду я — тропинкою узкой, Приду — как широкий рассвет.

Осень

Я кликнул в поле. Глухое поле Перекликалось со мной на воле. А в выси мчались, своей долиной, Полет гусиный и журавлиный. Там кто-то сильный, ударя в бубны, Раскинул свисты и голос трубный. И кто-то светлый раздвинул тучи, Чтоб треугольник принять летучий. Кричали птицы к своим пустыням, Прощаясь с летом, серея в синем. А я остался в осенней доле — На сжатом, смятом, бесплодном поле.

Русь

Северный венец

Только мы, северяне, сполна постигаем природу В полнозвучьи всех красок, и звуков, и разностей сил, И когда приближаемся к нашему Новому Году, Нам в морозную ночь загораются сонмы кадил. Только мы усмотрели, что всё совершается в мире Совершенством разбега в раздельности линий Креста, Лишь у нас перемены — в своем нерушимом — четыре, Всеобъемная ширь, четырех тайнодейств полнота. Не дождит нам зима, как у тех, что и осень и лето Не сумеют сполна отличить от зимы и весны. Наша белая быль в драгоценные камни одета, Наши Святки — душа, наша тишь — неземной глубины. О, священная смерть в безупречном — чистейшей одежды, Ты являешь нам лик беспредельно-суровой зимы, Научая нас знать, что, когда замыкаются вежды, Воскресение ждет, — что пасхальны и вербы и мы. Только Север узнал, как в душе полнозначна примета, И предпервую весть приближенья весенних огней Нам чирикнет снегирь, —

красногрудый, поманит он лето, Мы расслышим весну — в измененных полозьях саней. Переведались дни — через оттепель — с новым морозом, Зачернелась земля, глухариный окончился ток, И проломленный наст — это мост к подступающим грозам, В полюбивших сердцах разливается алый Восток. Развернись, разбежись, расшумись, полноводная сила, Воля Волги, Оки и пропетого югом Днепра, Сколько звезд — столько птиц, и бескрайно колдует бродило. По лугам, по лесам, по степям — огневая игра. Насладись, ощутив, как сверкают зарницы в рассудке, Захмелевшая кровь провещает свой сказ наизусть, И вздохни близ купав, и довей тишину к незабудке, И с кукушкой расслышь, как в блаженство вливается грусть. Досказалась весна. Распалилась иная истома. Огнердеющий мак. Тайновеющий лес в забытьи. Полноцветное празднество молнии, таинство грома, Вся Россия — в раскатах телеги пророка Ильи. Вся небесная высь — в полосе огневеющей гривы, В перебросе копыт, в перескоке и ржаньи коня. И серебряный дождь напоил золотистые нивы, В каждой травке — припев: «И меня, напои и меня!» Что красивее колоса ржи в полноте многозерни? Что желанней душе, чем тяжелая важность снопа? Что прекрасней, чем труд? Или песня — его достоверней? Лишь работой, припавши к земле, наша мысль не слепа. И опять оттолкнись от тебя обласкавшего праха, Посмотри, как простор углубился вблизи и вдали, Закурчавился ветер, летит, налетает с размаха, Улетают — с душой — далеко — за моря — журавли. Разбросалась брусника. Развесились гроздья рябины. Многозаревный вечер последнее пламя дожег. Столько звезд в высоте, что, наверно, там в небе — смотрины. Новый выглянул серп. Завтра — первый перистый снежок. Осень 1925 Вандея

Русский язык

Язык, великолепный наш язык. Речное и степное в нем раздолье, В нем клекоты орла и волчий рык, Напев и звон и ладан богомолья. В нем воркованье голубя весной, Взлет жаворонка к солнцу — выше, выше. Березовая роща. Свет сквозной. Небесный дождь, просыпанный по крыше. Журчание подземного ключа. Весенний луч, играющий по дверце. В нем Та, что приняла не взмах меча, А семь мечей — в провидящее сердце.