Энциклопедия классической греко-римской мифологии

Обнорский В.

Неоспоримы заслуги немецкой критики, увлекающей зa собою и франц., и английск. филологов, в выяснении композиции гомеровских поэм и взаимного отношения между частями каждой из них, в выделении стихов и более значительных мест, ослабляющих или нарушающих силу и единство впечатления, напрасно задерживающих развитие основной темы и т. п. Как ни велики эти и подобные заслуги «раздробительной» критики, не менее важны и внушительны обратные усилия ученых отстоять традиционное убеждение в существовании единого Г., в создании им «Илиады» и «Одиссеи» в том приблизительно виде, в каком мы имеем их теперь, и в наличности определенного плана в каждой из поэм. Наиболее выдающиеся имена в этом направлении: – Ницш, Лерс, Фридлендер, Каммер; из русских ученых решительно примыкает к нему профессор Ф. Ф. Соколов («Гомеровский вопрос», «Ж. M. H. Пр.», 1862). Характеристическим образчиком вполне зависимого от Кирхгофа и Виламовица решения гомеровского вопроса в русской литературе служит труд С. Шестакова «О происхождении поэм Гомера», вып. I; «О происхождении Одиссеи» (Казань, 1892). В настоящее время в филологической литературе все больше входит в силу направление, среднее между раздробительным и единительным. По смыслу этого направления, во главе коего должно поставить Г. Германа («De interpolationibus Homеri», 1832, вып. V, 52–77) и позднейшими представителями коего являются Кирхгоф, Дюнцер, Грот, Бергк, Низе, Набер, Магафи, Джеб, Христ, Виламовиц, Круазе, в IX или Х в. до Р. Х. великий поэт,

именуемый Г., создал цельную художественную поэму, предметом которой была распря между Ахиллом и Агамемноном и соединенные с нею перипетии борьбы ахеян и троянцев; значительно позже составлена была «Одиссея», как цельная повесть о возвращении героя на родину из-под Трои. Нынешняя «Илиада» в 15693 стиха сокращается у Зитля в своем первичном виде до 4000 стихов, а на первичную «Одиссею» отводится им же не больше 4000 стихов. Первичная «Илиада» Низе еще короче: I книга без заключения, часть II-ой, конец XV, начало XVI и некоторые части дальнейших книг до XXII, а равно часть ХIII-ой.

По мнению Джеба, в состав «Илиады» входили только книги I, XI и XVI–XXII. Бергк и многие другие критики считают недостойными Гомера такие знаменитые эпизоды, как беседа Приама с Еленою у городской стены, прощание Гектора с Андромахою, встреча Приама с Ахиллом в ахейском стане и проч. Словом, существуют бесконечные разногласия между гомеровскими критиками, как скоро они пытаются начертить схему постепенного образования той или другой поэмы из первичного зерна. Массою критических замечаний заслоняются высокие достоинства бессмертных произведений. Безнадежное, по-видимому, положение вопроса происходит главным образом от того, что на отдаленнейшую, неведомую древность переносятся понятия другого времени и других обществ. Историческое сочинение Геродота не Х или IX, но V века до Р. Х. отличается таким энциклопедизмом и такою эпизодичностью, какие были бы совершенно немыслимы в новом историческом сочинении. В истории Геродота открывается немало противоречий в оценке событий и личностей и особенно в общих воззрениях автора на окружающее и в приемах изыскания. И тем не менее Геродот с полным правом носит имя отца истории, и труд его – действительно замечательное явление историографии, принадлежащее одному лицу и исполненное по определенному плану. Что сталось бы со знаменитыми «Музами» Геродота, если бы мы вздумали оценивать их литературные достоинства с точки зрения историографии, нам современной, по мерке наших понятий об истории? Еще большая осторожность требуется в оценке и разъяснении произведений гораздо более далекого и гораздо менее известного времени. Наверное отец поэзии, единственный поэт, как именовали греки Гомера, руководствовался не теми правилами композиции, какие почитаются обязательными в наше время, имел перед собою не те требования и вкусы публики, к каким обращается поэт нашего времени. Те слабости композиции, кот. новая критика открывает в Гомеровых поэмах, не существовали, хотя бы в самой минимальной мере, ни для поэта, их создававшего, ни для публики, их воспринимавшей. Величайшие новоевропейские поэты-критики, Лессинг, Шиллер, Гете оставались в стороне от скептического отношения к Г. или даже протестовали против него, а Шиллер выражался, что человеку стоило бы родиться на свет только для того, чтобы прочитать XXIII песню «Илиады», заподозреваемую критиками-атомистами. Нельзя забывать и того, что родоначальник всей классической филологии Фр. А. Вольф удивлялся цельности построения «Одиссеи», а знаменитый историк Грот, знавший уже существенные возражения, писал, что гомеровский вопрос не возник бы совсем, если бы была у нас одна «Одиссея» и т. п. Из всего сказанного следует, что замечаемые новой критикой недостатки построения в «Илиаде» и в «Одиссее» нисколько не исключают возможности составления каждой из них одним лицом за две с половиною тысячи и более лет до нашего времени, если, конечно, мы будем строго держаться исторической и позитивной точки зрения, а не субъективной, рационалистической: в этом последнем способе понимания давних литературных явлений лежит корень царящего в гомеровском вопросе разногласия и объяснение шаткости и ломкости всех положительных построений. Другое обстоятельство, необычайно затрудняющее разрешение вопроса и вносящее ложные представления о поэзии вообще и о Г. в частности, – это убеждение в том, будто грандиозные эпопеи того времени, впоследствии действительно рассматривавшиеся как совершенные образцы эпического творчества, создавались и выслушивались или читались, как произведения вольной фантазии, сообразовавшейся только с эстетическими понятиями или какими-нибудь правилами, одинаково принятыми публикою и поэтом. «Илиада» и «Одиссея» представляли собою не только для первых слушателей их, но и для многих последующих поколений нечто гораздо более внушительное, серьезное и сложное. Поэмы Г. совмещали в себе все, во что веровал древний эллин и чем он руководствовался как идеалом в своих житейских отношениях и в суждениях о настоящем и прошлом: это – религия, философия, этика, история, бытописание древних эллинов, еще не знавших разделения поименованных областей сознания и чувства и незнакомых с другими способами выражения и удовлетворения потребностей религиозных, исторических и иных. Поэт, подобный творцу «Илиады» или «Одиссеи», смотрел на себя как на правдивого учителя и провозвестника тех знаний и правил поведения, которые ему самому и слушателям его казались наиболее верными и для жизни пригодными; вдохновенную речь свою поэт считал голосом самих божеств.

Ныне поведайте, Музы, живущие в сенях Олимпа,Вы, божества вездесущи, и знаете все в поднебесной;Мы ничего не знаем, молву мы единую слышим:Вы мне поведайте, кто и вожди, и владыки ахеян.

Основу поэм составляли многочисленные песни-былины предшествующих народных певцов, а также собственные наблюдения, размышления и выношенные в душе образы и положения; но во все это свято верил поэт, верили и его слушатели. Каким же образом мы можем требовать от подобного певца, чтобы он преследовал только задачи поэтического творчества, обособившегося от прочих видов умственной деятельности лишь много времени спустя? Древний поэт, верный служитель муз, направлял силы ума и фантазии не на то, главным образом, чтобы произведения его были тесно, до мельчайших подробностей, согласованы во всех частях своих, а на то, чтобы сообщить слушателям, по преданию ли, со слов свидетелей, или по личному опыту, наиболее верные представления о предметах, достойных внимания. Руководствоваться здесь нашими понятиями о поэзии значит заподозривать подлинность или древность таких стихов и частей поэм, которые были особенно дороги и для древнего поэта, и для его публики. Путеводною нитью в Гомеровском вопросе должен служить тот непререкаемый факт, что, начиная с первых лет VIII в. до Р. X., «Илиада» и «Одиссея» в течение ряда веков были предметом восхищения и восторгов или осуждения и критики как произведения цельные, созданные одним или наибольше двумя гениальными поэтами.

Открывая собою историю европейских литератур, «Илиада» и «Одиссея» в свою очередь подготовлены были многочисленными опытами певцов, типическими представителями коих являются в Гомеровских поэмах Фамирис, Демодок, Фемий; имя Гомера, таким образом, завершает продолжительный период творчества, в котором сложились образы богов и героев, составились в большом числе песни о современных и прошлых событиях и личностях, был разработан язык для литературных

целей, установлены стихотворный размер и разнообразные принадлежности и особенности так называемого эпического вида поэзии. Из множества сказаний троянские пользовались особенною любовью народа и вниманием певцов; они же были чаще и старательнее прочих обработаны. На готовой основе хорошо известных эпизодов и любимых в народе песен Г. впервые задумал и исполнил обширные повествования, каждое из них объединив главной темой, последовательной характеристикой действующих лиц, одинаковыми, в сущности, представлениями о ходе событий, о поведении богов и людей. Аристарху были прекрасно известны важнейшие возражения против принадлежности «Одиссеи» Гомеру, но он в сочинении против Ксенона находил возможным рассматривать обе поэмы как произведения одного Гомера. Если новая критика и склоняется в сторону древних «разделителей», то все же нельзя забывать главного довода в пользу единства автора – единства языка и характеристики героев. Относительно особенностей каждой поэмы, исчисленных критикою с большим старанием, следует помнить, что отличие по сюжету и всей обстановке героев обязывало поэта пользоваться сказаниями и песнями иного характера, выражавшими иное настроение певцов и иную точку зрения на предметы. Не забудем, что одни и те же афинские трагики сочиняли и шуточные, т. н. сатирские драмы, что в «Одиссее» и «Илиаде» изображаются две стороны идеального гражданина-эллина: сила и мужество, мудрость и находчивость во всяком положении. Зачатки гомеровского эпоса сложились до переселения ионян в М. Азию, еще в европейской Элладе, преимущественно в Фессалии и Аргосе; быть может, с этого времени в эпическом языке ионийском сохранилось значительное число эолийских форм. Однако создание «Илиады» и «Одиссеи» совершилось в М. Азии, вероятнее всего – в Смирне со смешанным эоло-ионийским населением.

Время жизни Гомераопределялось в древности различно, начиная с 1193 г. до Р. X. и кончая эпохою Кира и Креза. Пели находит возможным приурочивать Г. ко времени Пелопоннесской войны. Вероятнее всего, что Г. жил в Х-IX в. до Р. X. Древнейшие киклические поэты, писавшие свои поэмы с 1-ой олимп., имели перед собою «Илиаду» и «Одиссею» приблизительно в теперешнем виде. Поворот в Гомеровском вопросе к античной традиции виден и из того, что некоторыми из новых критиков допускается весьма раннее существование письменности у греков (с начала XI в. до Р. X.), хотя первое установление текста с изготовлением официальных списков имело место только при Пизистрате в Афинах. Эта же редакция легла в основу критических работ александрийских грамматиков. В римскую эпоху особенно важные труды о Гомере принадлежали Аристонику, Дидиму, Геродиану, Никандру.

Научная постановка вопроса о Гомеровых поэмах в «Предисловии» Вольфа («Prolegomena ad Homerum», Галле, 1795) сделалась возможною только с открытием Виллуазоном и изданием в 1788 г. обломков Аристарховых схолий на краях венецианского списка «Илиады» (№ 454), Х или XI в. по Р. X. Гомеровский вопрос, далеко еще не законченный, вызвал громадную литературу, историю которой см. у R. Volkmann, «Geschichte u. Kritik der Wolfschen Prolegomena zu Homer» (Лпц. 1874, с дополнениями 1878 г.); Bonitz, «Ueber d. Ursprung d. Homer. Gedichte» (4-е изд. 1874); D"untzer, «Die Homer. Fragen» (1892); Frtedl"ander, «Die Homer. Kritik von Wolf bis Grote» (Берл. 1853); La Roche, «Die hom. Textkritik im Alterthum» (Лпц. 1866). В общих курсах истории греческой литературы Бергка, Зитля, Круазе содержатся краткие характеристики различных направлений в решении гомеровского вопроса. Для русского читателя важны упомянутая основательная монография профессора Соколова «Гомеровский вопрос» и перевод сочинения Джеба «Гомер. Введение к Илиаде и Одиссее (СПб. 1892 г.).

Наиболее характеристическими опытами позднейшего отношения к гомеровскому вопросу служат сочинения: Niese, «Die Entwickelung d. Hom. Poesie» (Берл. 1882); Christ, «H. Iliadis carmina seiuncta, discreta, emendata, prolegomenis et apparata critico instructa» (Лпц., 1884); Sittl, «Die Wiederholungen in d. Odyssee» (Мюнх., 1882); Kammer, «Die Einheit d. Odyssee, nach Widerlegung d. Ansichten von Lachmann-Steinthal, K"ochly, Hennings und Kirchhoff dargestellt» (Лпц., 1874), Wilamowitz-Moellendorf, «Ноm. Untersuchungen» («Philolog. Untersuchungen», VII. Берл., 1884). Идея Лахмана о механическом сцеплении поэм Пизистратом или его ученой комиссией из мелких песен, составленных задолго до того разными лицами и в разное время, покинута окончательно, тем более что не оправдалось исходное его положение о таком же образовании «Нибелунгов». О поэтических достоинствах многих мест поэм есть меткие замечания в сочинении Каммера. Изложение поэм с большими выдержками из них см. у Корша в его «Истории греческой литературы». Критическое издание поэм начато Фр. А. Вольфом на основе открытых Виллуазоном схолий александрийцев (1794). Капитальнейшие исследования об этих схолиях принадлежат Лерсу («De Aristarchi studits Homericis», 2 изд. 1865) и Людвигу («Aristarch's Hom. Textkritik», I–II, 1886-87). В том же направлении редактированы издания La Roche'a: «Hom. Odyssea ad fidem librorum optimarum» (Лпц., 1867), «Ilias» (I–II, 1873-76); Pierron, «Iliade d'Hom`ere» (2 изд. 1883); G. Dindorf, «Ilias» (1873, 4-е изд.); «Odyssea» (1874) с обстоятельными статьями Зенгебуша о Г. Редакция текста независимо от александрийской традиции – в изданиях И. Беккера (1858) и особенно А. Натка: «Ноm. Odyssea» (1874), «H. Ilias» (1877); Ludwich, «Od.» (I–II, 1889-91).

Смелую попытку воcстановить поэмы на их первоначальном эолийском наречии вм. ионийского представляют издан. Фика «Одиссея» (1883) и «Илиада» (1886). Лучшие школьные издания – Фези и Франке, Амеиса и Генце (9-ое изд.), Дюнцера, Ла Роша. Для знакомства с культурой гомеровского общества важны: Friedreich, «Die Realien in d. Iliade u.Odyssee» (2 изд. 1856 г.), Buchholz, «Die Homer. Realien» (I–II, 1871; 73, l, 83); N"agelsbach, «Die Hom. Theologie» (2 изд. 1861). Словарь гомеровского языка Ebeling'a («Lexicon Homericum», I–II, 1880-85). На русск. яз. хорошие, хотя устарелые, переводы Гнедича (Илиада) и Жуковского (Одиссея). Ф. Мищенко.

Гоплет

Гоплет – 1) Отец Меты, первой жены Эгея.

– 2) сын Иона, правнук Эллина. Брат Аргада, Гелеонта и Эгикорея. Эпоним одной из четырех древнейших фил Аттики

Горации

Горации (Ноrаtius) – древнеримский патрицианский род латинского происхождения, по имени которого одна из триб называлась Horatia. Из этого рода известны: три Горация – братья, решившие, по преданию, спор между Римом и Альба-Лонгой своим поединком с Куриациями, тоже 3 братьями. Два Горация пали; третий притворным бегством разъединил преследовавших его Куриациев и убил их одного за другим. С триумфом Гораций вернулся в Рим и в гневе убил свою сестру Камиллу, оплакивавшую смерть своего жениха, одного из убитых Куриациев. Приговоренный дуумвирами к смерти, Гораций апеллировал к народу и был помилован. По приказанию Тулла Гостилия Гораций впоследствии разрушил Альба-Лонгу, игравшую двусмысленную роль во время борьбы Рима с вейентинцами.

Гораций

Древнеримский бог, предрекший римлянам победу во время их войны с этрусками после свержения Тарквиния Гордого

Гораций Коклес

В древнеримской мифологии Публий Гораций Коклес (букв. «одноглазый»), брат или родственник уже прославивших свой род Горациев, спас Рим во время борьбы с Порсеной (507 г.) тем, что сначала с Герминием и Ларцием, а затем один защищал мост на Тибре против этрусков, пока мост позади не был разобран римлянами. Гораций Коклес бросился тогда в Тибр и переплыл на другой берег. В восторге от такого подвига, римляне поставили ему статую.