Энциклопедия классической греко-римской мифологии
Шрифт:
Изречение первого греческого философа Фалеса, что всё полно демонов , есть точное выражение в отвлеченном сознании того взгляда, на котором основывалась первобытная религия у всех народов. Эта религия лучше всего определяется как пандемонизм, что не мешает ей быть вместе с тем и культом умерших или предков; ибо между демоническими силами природы и душами людей первоначально не полагалось определенной границы: умерший предок мог воплощаться в каком-нибудь священном камне, дереве, звезде и т. п., а с другой стороны, всякий природный дух мог принимать человеческий образ, смешиваться с людьми и становиться демоном-родоначальником (см. Религия первобытных народов).
Внутренние перемены в идее демонов неразрывно связаны с общим ходом развития античной религии. Мы находим здесь два соотносительных течения религиозной мысли: одно – в смысле дифференциации, приводящее от первоначального смешанного пандемонизма к понятию о демонах как исключительно злых существах; другое – в смысле интеграции религиозного миросозерцания, постепенно переходящего от хаотической множественности божественных и демонических существ к единобожию. Гомерический эпос есть памятник уже начавшегося процесса; религиозное сознание только что вышло здесь из первобытного безразличия, верховные олимпийские боги
Более решительное обособление демонов от богов, но не по характеру их действия, а по происхождению, находится у Гезиода: демоны – суть умершие люди Золотого века. Когда земля сокрыла их в своем лоне, воля великого Зевса сделала их славными демонами, рассеянными в земном мире, хранителями смертных людей («Труды и дни»). По словам Плутарха, Гезиод первый ясно установил четыре разряда одаренных разумом существ, обитающих во вселенной: на вершине боги, потом великое число добрых демонов, далее герои или полубоги и наконец люди. Так как герои при жизни своей причислялись к людям, а по кончине смешивались с демонами или богами, то эти 4 разряда легко сводились к 3 и получалось общее определение демона как существа среднего и посредствующего между бессмертным божеством и смертным человеком – .
По мере того, как с развитием культуры и гражданственности непосредственное общение человека с жизнью природы, определявшее собой первобытную религию и получившее в поэтической теологии Гомера свою высшую художественную форму, отступало на задний план – и для религиозного сознания божества прекрасной природы утрачивали свое жизненное значение, и главный интерес сосредоточивался на мифических образах, связанных с культурным существованием человека и с вопросами самостоятельной религиозной мысли. Геракл – олицетворение человеческого труда и подвига, побеждающего враждебную власть природы и обусловливающего цивилизацию; Деметра – основательница оседлой культурной жизни; Дионис – бог возрождения и бессмертия, добрый демон по преимуществу – вот главные предметы религиозного почитания этой эпохи, а с ними толпа всевозможных демонических существ, окружающих человека и принимающих самое близкое и прямое участие в его повседневном существовании. Тесная связь этих длемонов с интересами и нуждами человека видна из их прозваний – , , , , ; особым почтением продолжали пользоваться древние божества домашнего очага – . Так как все эти демонические существа (или по крайней мере большинство) были сами первоначально лишь душами умерших, то естественно, что развитие культа демонов шло об руку с усиленным почитанием мертвых и могил.
Если человеческая жизнь управляется демонами, то зло и бедствия этой жизни указывают на существование дурных демонов. К тому же приводит и происхождение самих демонов: если умерший обращается в демона, то умерший злодей естественно становится не добрым, а злым демоном. Поэт Фокилид из греческих писателей первый говорит прямо (по свидетельству Климента Александрийского) о разряде дурных демонов. . В самофракийских таинствах рядом с благими кабирами играли какую-то роль и злые кобали, относительно дурных демонов вместо молитв употреблялись заклинания – .
Замечаемое в жизни отдельных людей преобладание благополучие или несчастие привело религиозную мысль к новому видоизменению идеи демонов – к представлению особого демона, который при самом рождении дается человеку на всю его жизнь и своим характером определяет его судьбу; это – (встреч. у Пиндара). Счастливый человек есть тот, который получил при рождении доброго демона; поэтому такой человек и называется , в противном случае – , , . Представить нравственное оправдание этой противоположной судьбы было одной из задач греческих мистерий; ясный отголосок их учений мы находим у великих трагиков. У Эсхила большую роль играет демон-мститель ( – незабывающий); он имеет не личный, а родовой характер (. ), его действием потомки становятся и жертвами, и мстителями за грехи предков, проявляя нравственную солидарность поколений – («Агамемнон»). Во множественном числе называются у того же поэта богини мщения и искупления эринии – эвмениды, рожденные (по Гезиоду) из крови оскопленного своим сыном Кроноса. По реально-мистическому объяснению Павзания, есть призрак умершего от преступления, привязывающийся к дому или роду виновных и не отступающий до умиротворения или отмщения обиды. Эврипид (в «Алькесте») олицетворенную смерть называет господином демонов , причем схоласт ссылается на общее мнение, что мертвецы и демоны – одно и то же .
Философия греческая, с самого начала давшая свою санкцию популярной идее демонов (в вышеприведенном изречении Фалеса), много способствовала ее дальнейшему развитию. Для Гераклита, стоявшего за внутренний смысл и связь всего существующего и отрицательно относившегося ко всяким внешним разграничениям, демоническая сила получала имманентный характер, совпадая с этическим самоопределением человека: . В пифагорейской школе демоны отождествлялись с душами, не теряя, однако, своего специфического характера, ибо души бывают разного рода: на небе они – боги, на земле – люди, а в срединном пространстве – демоны. Эмпедокл, соответственно своему основному дуализму, признавал добрых демонов как
Удовлетворительный в смысле общей руководящей идеи, этот рациональный монизм не давал, однако, достаточного объяснения всей эмпирической действительности со стороны как внешней (космической), так и внутренней (религиозно-нравственной) жизни. Поэтому не только софисты выступили за права иррационального факта против абсолютного разума, но и высший выразитель греческого духа, Сократ, с одной стороны, смеялся над неудавшейся рациональной космологией своего учителя Анаксагора, а с другой – подвергся обвинению в том, что вводит новых демонов – . Признавая, что мир и жизнь человеческая управляются единым верховным, целесообразно действующим разумом, отождествляя добродетель с познанием истины, Сократ вместе с тем допускал в широкой мере чисто эмпирический, иррациональный (в смысле недоступности человеческому рассудку) характер тех способов и частных путей, посредством которых проявляется и осуществляется всемирная разумность. Этим объясняется его осторожное отношение к народной религии, а также его положительные показания об особых демонических внушениях, которые он лично испытывал. Сводя общую сущность нравственности к разумным понятиям, Сократ на основании собственного опыта в действительные условия для частных проявлений нравственной жизни вводил сверх рациональных мотивов и мистический элемент. Знаменитый «демон Сократа» (как он сам его понимал) был благотворное провиденциальное внушение, обращавшееся в единичных случаях к его разумной воле, но не в форме только внутреннего сознания, а и внешним ощутительным образом: Платон и Ксенофонт согласно свидетельствуют, что демон говорил Сократу с помощью звука и знака – . По содержанию этих внушений, всегда целесообразных (в высшем нравственном смысле), их нельзя признать за простые болезненные галлюцинации, а по их ощутительной форме их нельзя отождествить с голосом совести или категорическим императивом. С буквою (но не со смыслом) Платонова и Ксенофонтова свидетельства согласно приводимое Плутархом мнение, что Сократов Д. выражался в чихании, которое было и , и . Более внимания заслуживает объяснение самого Плутарха: подобно тому, как во сне, несмотря на бездействие внешних органов чувств, впечатления и внушения изнутри души облекаются в форму внешних чувств – мы видим образы, слышим звуки, – так у Сократа и в бодрственном состоянии внутренние внушения божества переходили во внешние ощущения. Другими словами, Плутарх приписывает Сократу то, что теперь наз. правдивыми или вещими галлюцинациями. Демон, существование которого Сократ признавал как эмпирический факт, у его учеников стал опять предметом теоретических взглядов. Платон, с одной стороны, утверждает (в «Тимее»), что всякий мудрый и добродетельный человек, живой или умерший, имеет в себе самом нечто демоническое – , и потому его справедливо называть демоном, а с другой стороны (в «Федре», «Государстве», «Федоне», «Горгии»), говорит, что каждому человеку по его собственному выбору дается демон-руководитель, который, впрочем, отличается от руководимой души не по природе, а только по степени достигнутого совершенства. Ибо Платон признает сложную иерархию духовных существ, начиная от простых душ предков или домашних демонов и кончая небесными богами, непосредственно созерцающими единое верховное благо. В этом платоническом взгляде (систематически разработанном неоплатониками) основное различие оказывается не между богами и демонами (оно здесь второстепенно), а между единым абсолютным божеством и множественностью относительных, смешанной природы духовных существ, более или менее причастных божеству. Но меньшее добро есть то же, что зло – и так. образом возвращается чуждое первоначально платонизму представление дурного демона. Некоторые из писателей после сократовской эпохи останавливаются на простом противоположении добрых и злых демонов (Исократ, Ксенократ, Эвклид, утверждавший, что у каждого из нас есть по два демона противоположного характера); у других писателей является тенденция только злых называть демонами, а добрых – богами (так, между прочим, у Плутарха). Но такое разграничение не могло быть удержано; между мифологическими божествами не было ни одного свободного от дурных свойств и действий, и если существа такого рода суть не боги, а демоны, то прав был Эврипид, когда называл Афродиту (в «Ипполите») худшим из демонов – . Когда развитая религиозно-философская мысль признала достойным поклонения единственно лишь абсолютно доброе, весь эллинский пантеон должен был быть исключен из сферы истинного божества; все олимпийцы превращались в демонов, в духов обмана и зла. Такой взгляд, окончательно утвердившийся в философии патриотической, был, таким образом, не случайным и внешним для эллинизма, а его собственным последним словом по этому предмету.
Ср. Ukert, «"Uber D"amonen, Heroen und Genien» (Лпц. 1850); Gerhardt. «"Uber Wesen, Verwandschaft u. Ursprung der D"amonen u. Genien» (Б. 1852); Neuh"auser, «De Graecorum demonibus» (Берл. 1857); L'elut, «Du D'emon de Socrate» (П. 1836); Hild, «Etude sur les d'emons» (П. 1881). Вл. Соловьев.
Демонасса
В древнегреческой мифологии Демонасса – 1) жена аргонавта Пеанта, мать Филоктета;
2) дочь Амфиарая и Эрифилы, жена Ферсандра, мать Тисамена.
Демоника
В древнегреческой мифологии Демоника – мать Фестия.
Демофон (т)
В древнегреческой мифологии Демофон
– 1) Сын элевсинского царя Келея. Когда Деметра, скорбящая об утрате Персефоны, пришла в Елевсин, она взяла на себя обязанность кормилицы новорожденного Демофон. Желая сделать своего питомца бессмертным, она клала его тайком от матери Метаниры в огонь. Застигнутая однажды последней за этим обрядом, Деметра вынула младенца из огня и открыла себя царице. Демофон остался смертным, но, как вскормленный богиней, пользовался почетом в Элевсинском культе. Впоследствии, впрочем, он был вытеснен Триптолемом, и составилось предание, что Демофон сгорел, когда Деметра положила его в огонь.