Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект

Корман Яков Ильич

Стоит также заметить, что метафорический образ льда встречался и до Высоцкого: «Смерть Сталина позволяет появиться и небольшим трещинам на толстом покрове льда, сковавшего страну» [2573] .

Вернемся вновь к стихотворению «Снег скрипел подо мной…» и подытожим сказанное. Ямщик не гнал своих коней, то есть не ускорял свою судьбу, не жил в быстром, стремительном темпе, и поэтому замерз в ледяной атмосфере страны: «Он, хлеща лошадей, мог движеньем и злостью согреться, / Ну а он в доброте их жалел и не бил, и замерз».

2573

Анатольева Н.А. Униженные и оскорбленные в советском обществе // Вестник Института по изучению СССР. Вып. 2 (23). Мюнхен, 1957. С. 69.

А в концовке стихотворения проводится мысль, отражающая суть всей образной системы Высоцкого, связанной с конями: «Ах, ямщик удалой, — / Пьет и хлещет коней! / А непьяный ямщик — замерзает». Здесь представлены два противоположных способа жизни. Первый характерен, в частности, для самого поэта (а значит — и для его лирического героя). Чтобы не «заснуть» в ледяной и омертвелой атмосфере страны, чтобы не впасть в оцепенение и бездействие, нужно «похлестывать», ускорять свою жизнь, благодаря чему человек пробуждается от спячки и понимает, что надо действовать («Дай не лечь, не уснуть, не забыться!»).

Теперь вернемся к «Коням привередливым»

и сопоставим их со стихотворением «Снег скрипел подо мной…». В «Конях» герой хочет напоить коней, но продолжает их хлестать. Здесь он хочет напоить коней или, иными словами, «споить» свою судьбу (то есть можно сказать, что поэт пьет сам), надеясь, что его «хлестание», которое он не может уменьшить, хоть ненамного замедлит его приближение к смерти.

А в стихотворении «Снег скрипел подо мной…» «ямщик удалой пьет и хлещет коней». При всем внешнем сходстве с «Конями» ситуация здесь совершенно другая. «Ямщик удалой», то есть авторский двойник, пьет для того, чтобы не «замерзнуть», и хлещет коней, чтобы «согреться», то есть «гонит» свою судьбу, намеренно ускоряя темп своей жизни [2574] — налицо резкое отличие от «Коней». К тому же в «Конях» он намеревается «споить» свою судьбу, а в стихотворении он пьет сам… Сравним также с двойственностью образа судьбы в песне «Погоня» (1974), где лирический герой, спасаясь от гонящихся за ним волков, обращается к коням: «Выносите, друзья, выносите, враги!». Друзья — потому что единственная надежда осталась на них, а враги — потому что они не смогли предвидеть нападение волков.

2574

Однако когда лирический герой впадает в апатию, то даже вино не может побудить его к действию: «Вино не будит, не пьянит, а как-то так» («Песня конченого человека»; АР-4-150).

Но почему же все-таки лирический герой в «Конях» не может хлестать своих коней не так часто, как он это делает? Вот что говорил по этому поводу сам поэт: «Я иначе жить не могу. Если буду просто длить жизнь, просто небо коптить — так я жить не умею» [2575] ^[2576] . Но тут же вспоминается «Песня о Судьбе»: «Я ваньку валяю / И небо копчу». Это лирический герой говорит про те моменты своей жизни, когда ему удается «споить» и «закормить» свою судьбу, после чего он освобождается от ее опеки и начинает куролесить — «коптить небо», делать все, что ему вздумается. Но именно судьба лирического героя, хоть он и изнемогает под ее гнетом, направляет его действия, заставляя его исполнить свою миссию и «испить чашу» до дна. Как сказано в песне «Мне судьба — до последней черты, до креста…» (1977): «Только чашу испить не успеть на бегу, / Даже если разлить — все равно не смогу. / Или выплеснуть в наглую рожу врагу, — / Не ломаюсь, не лгу — не могу. Не смогу!»¹⁶!

2575

 Шаповалов В. Двенадцать лет рядом // О Владимире Высоцком. М.: «Мединкур»; ГКЦМ «Дом Высоцкого», 1995. С. 182.

2576

Образ чаши как олицетворение судьбы встречается также в стихотворении «Я скольжу по коричневой пленке…» (1969): «Расплескалась судьба без остатка», — и в ряде других произведений: «Сгорело погасло вино в бокале <…> И лучше мне просто разбить бокал» (ср. в песне «Мне судьба — до последней черты, до креста…»: «Что же с чашею делать? Разбить не могу»), «Яду капнули в вино — ну а мы набросились» («Мои похорона», 1971), «Ох, приходится до дна ее испить — / Чашу с ядом вместо кубка я беру» («Про прыгуна в длину», 1971), «И стая псов, голодных Гончих Псов, / Надсадно воя, гонит нас на Чашу» («Мы говорим не “штормы”, а “шторма”…», 1976).

Когда лирический герой избавляется от судьбы, то есть когда «судьбы нет», он, хотя и обретает свободу, но его жизнь не приближается к смерти и потому обесценивается, а когда «судьба есть», то появляется смерть, к которой эта судьба ведет героя, и жизнь тотчас приобретает ценность, так как каждое мгновенье становится на вес золота — особенно мгновенье такой короткой жизни, как жизнь Высоцкого.

Лирический герой хочет напоить коней, то есть «споить» свою судьбу, чтобы уйти от предопределенного ему скорого конца, но продолжает их нахлестывать, все время восклицая, умоляя: «Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее!». Иными словами: «Вы не смотрите, что я вас так хлещу — по-другому я не могу, потому что не умею жить иначе, но чувствую, что не выдержу этого темпа, и поэтому вы “хоть немного, но продлите путь к последнему приюту!”».

Вот в этой «противоречивости» и состоит трагизм «Коней» [2577] : остановиться и не хлестать коней невозможно, поскольку остановка жизни есть смерть (что и случилось с ямщиком из стихотворения «Снег скрипел подо мной…»), а хлестать их не так часто, то есть вести более-менее размеренный образ жизни, неприемлемо уже именно для Высоцкого. Процитируем черновик «Канатоходца»: «Всякий раз он ходил по канату, / Как последний, как последний. / И он иначе просто не мог» (АР-12-52). Именно так исполнял свои песни и сам Высоцкий: «.. я их всегда пою, как будто бы, ну знаете как, — как в последний раз» [2578] . Об этом же вспоминала партнерша Высоцкого по фильму «Маленькие трагедии» Наталья Белохвостикова: «Было ощущение, что каждый дубль, который он играл, — он играл, как последний. Он ни разу в жизни не сыграл вполсилы» [2579] . Также и строка «И он иначе просто не мог» повторяет слова Высоцкого из разговора с капитаном теплохода «Шота Руставели» Александром Назаренко: «Каждый раз перед исполнением своих “тяжелых песен”, независимо от количества и значимости слушателей, он заставлял в себе реанимировать накал нравственных страстей и пел на грани физических страданий. Он не играл, как актер, а натурально страдал. После концерта я видел его опустошенным и обессилевшим. На мой вопрос “зачем”, он отвечал: “Я по-другому не могу…”» [2580] .

2577

Здесь еще можно вспомнить состоявшийся в 1976 году разговор Высоцкого с его первой женой Изой Жуковой, когда на вопрос: «Как можно жить на таком пределе?», — он ответил: «Я боюсь остановиться» (Гори, гори его звезда: 60-летию Владимира Высоцкого посвящается // Вагант-Москва. 1998. № 1-З.С. 6).

2578

Интервью В.С. Высоцкого 7 января 1980 года в Театре на Таганке / Беседовала И. Шестакова // Там же. С. 21.

2579

Телепередача «В гостях у Дмитрия Гордона. Наталья Белохвостикова» (Киев, 2013).

2580

«Корабли постоят — и

ложатся на курс»: Капитан Александр Назаренко вспоминает свою дружбу с Владимиром Высоцким / Беседовал Юрий Сандулов // Русские в Америке. США (Оклахома), 2016. Вып. 4. С. 51.

***

С темой судьбы тесно связан мотив грусти, печали и тоски.

29 июля 1980 года, на следующий день после похорон поэта, Михаил Шемякин написал: «Последний год он был раздираем какой-то необъяснимой и непреодолимой тоской. Это не зависело от внешних обстоятельств» [2581] . Чуть раньше он сказал об этом так: «Последние годы его раздирала какая-то мучительная тоска, совершенно необъяснимая, как он мне признавался» [2582] ^[2583] .

2581

ШемякинМ. Мне есть, что спеть… // С2Т-2-257.

2582

Цит. по фонограмме передачи, посвященной памяти Владимира Высоцкого (радио «Свобода», Париж, 25.07.1980).

2583

Леонидов П. Владимир Высоцкий и другие. Красноярск: Красноярец, 1992. С. 99.

Павел Леонидов, вспоминая о встрече с Высоцким в Нью-Йорке в конце 1970х, также свидетельствует: «Тоска какая! — он это простонал тихо-тихо, — такая тоска, и от питья тоска, и от непитья тоска, зажигаюсь только, когда нападу ночью на новую песню. Даже петь становится не интересно»^⁸ (сравним: «.Даже от песен стал уставать» /1; 164/, «И жить не умею, / И петь не хочу» /5; 104/, «Что мне песни писать, если я на мели!» /3; 306/, «Сказал себе я: брось писать!» /1; 178/).

Однако появилась эта тоска отнюдь не в последние годы, а гораздо раньше. Давид Карапетян рассказал о своем общении с Высоцким в конце 60-х годов: «Порой у Володи бывала беспросветная тоска, причины которой он не мог объяснить. Я иногда спрашивал: “В чем дело?! Посмотри — ведь все у тебя есть! Все! И Марина, и слава, и друзья…”. — “Не знаю. Тоска какая-то внутри — неизбывная”» [2584] .

2584

Карапетян Д. Владимир Высоцкий: Воспоминания. 2-е изд., доп. М.: Захаров, 2005. С. 115.

Упоминается она Высоцким и в письмах — например, к Людмиле Абрамовой (04.03.1962): «.. тело белое, волосы чистые, душа — в тоске» /6; 309/. Затем — в письме к Игорю Кохановскому от 25.06.1967: «Очень часто мне бывает грустно, и некуда пойти, голову прислонить. А в непьющем состоянии и подавно» (С5Т-5-279).

Это тоска (грусть, печаль) действительно была у него постоянной, что находило отражение в стихах: «А моя печаль, как вечный снег, / Не тает, не тает. / Не тает она и летом / В полуденный зной» («Свои обиды каждый человек…», 1966), «А у меня и в ясную погоду / Хмарь на душе, которая горит» («Смотрины», 1973). Как видим, и в «Смотринах» ролевой (якобы) персонаж является лишь авторской маской.

В целом же мотив тоски имеет в творчестве Высоцкого длинную историю: «И вот теперь имею средства, / Метраж, а жить скучней, скучней. / Так в чем тоски моей причины, / Зачем скучно мое [бытье] жилье? / Ведь я — в столице Украины, / В центральном городе ее»1 [2585] , «Ах, ты, грусть-тоска моя, / Горе и печаль!» [2586] ^{[2587] [2588]} , «Вливали в нас тоску-печаль, / По горло в нас печали» /5; 207/, «Сначала было Слово печали и тоски» /4; 232/, «В бесшабашной жил тоске и гусарстве / Бывший лучший, но опальный стрелок» /1; 237/, «В вечности тоска — ох, влипли как!» /1; 220/, «И засосало мне тоской / Под ложечкой, /Ия прошелся колеей / Немножечко» /3; 450/, «А на лицо его моя тоска / Легла корявой тенью микрофонной» (АР-13-12), «Ты уймись, уймись, тоска, / У меня в груди!» /2; 37/, «Тоска немая гложет иногда» /5; 53/, «Вдруг тоска змеиная, зеленая тоска, / Изловчась, мне прыгнула на шею. <.. > Грусть моя, тоска моя, чахоточная тварь, — / До чего ж живучая хвороба!» /5; 271/, «Болтаюсь сам в себе, как камень в торбе, / И силюсь разорваться на куски, / Придав своей тоске значенье скорби, / Но сохранив загадочность тоски» 14; 73/, «А я лежу в гербарии, / Тоска и меланхолия» (АР-3-12), «Эй, тоска! Повремени!» /2; 379/, «Утоплю тоску в реке» /2; 125/, «Не послать ли тоску мою к черту?» /2; 227/, «Я быстро ник, впадал в тоску» /5; 380/, «Того гляди, с тоски сыграю в ящик» /3; 183/, «Скоро я от тоски околею»⁷², «Я скоро буду дохнуть от тоски» /2; 229/, «И умирал от скуки и тоски» /4; 218/, «Помереть от скуки! Голосуйте» /2; 363/, «Всё в прошлом — я зеваю от тоски» /2; 245/, «Глотал упреки и зевал от скуки» /5; 267/, «Подохнешь от скуки, а выхода нет» (АР-9-121), «Я страшно скучаю, я просто без сил» /4; 91/, «Я никну и скучаю» /5; 78/, «Ну, а я сидел, скучал, как в самый гнусный понедельник» /1; 124/, «С тех пор заглохло мое творчество, / Я стал скучающий субъект» /1; 52/, «Несправедливо, грустно мне, но вот…» /2; 82/, «У кого на душе только тихая грусть…» /2; 604/, «Грущу я в сумерки и в новолуние» /2; 139/, «Грустно / Вино мерцало, / Пусто / На сердце стало» /2; 223/, «Я ликом грустнею / И чревом урчу» /5; 104/1⁷³, «Спросят “Что с тобой?” — леплю: / “Так мол, сплин”» /2;

2585

Раннее стихотворение «Киев — скучный город» (Высоцкий. Исследования и материалы: в 4 т. Т. 3, кн. 1, ч. 2. Молодость. М.: ГКЦМ В.С. Высоцкого, 2013. С. 140).

2586

Раннее стихотворение «Есть здоровье бычее…» (Там же. С. 157).

2587

Черновой вариант стихотворения «Снова печь барахлит…». Цит. по: Высоцкий В. Собр. соч. в 4-х книгах. Книга вторая. Мы вращаем Землю / Сост. С. Жильцов. М.: Изд-во «Надежда-1», 1997. С. 513.

2588

Поэтому лирический герой мечтает: «Хоть бы склон увить плющом — / Мне б и то отрада» («Моя цыганская», 1967). Казалось бы, в чем отрада — лазить по горному склону и обвешивать его плющом? Однако если вспомнить начало более позднего стихотворения (1975): «Склоны жизни прямые до жути — / Прямо пологие. <.. > Если б склоны пологие — туго. / К крутизне мы — привычные», — то становится ясно, что и здесь, и в «Моей цыганской» горный склон («Я на гору впопыхах…») является метафорой жизни, которая представляется поэту скучной и неправильной («Нет, ребята, всё не так!»), и поэтому он хочет ее «украсить», расцветить и разнообразить — «увить плющом». Добавим сюда еще такой штрих. Как свидетельствует Алла Демидова, Высоцкий однажды сказал ей, почему хочет завоевать западную аудиторию: «Мне здесь скучно» (юбилейный вечер «К 70-летию Владимира Высоцкого» на Первом канале, 26.01.2008). Эту же историю она повторила в телепередаче Леонида Велехова «Совершенно секретно. Алла Демидова» (2009).