Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект
Шрифт:
Более того, негативный двойник напрямую приравнивается к фашистам, так же как и советская власть (врачи) в повести «Дельфины и психи»: «Он мелочен, расчетлив и труслив, / Жесток и подл, как капо в Бухенвальде»/2 = «Немцы в концлагерях, убийцы в белых халатах…» /6; 25/.
Неудивительно, что негативный двойник оказывается тождественным и правителям советского государства: «Он ждет, когда закончу свой виток — / Моей рукою выведет он строчку, — / И стану я расчетлив и жесток. / И всех продам — гуртом и в одиночку» = «Злобный король в этой стране / Повелевал. / Бык Минотавр ждал в тишине / И убивал» («В лабиринте»). Так же ведут себя представители власти в стихотворении «Копошатся — а мне невдомек…» и в «Побеге на рывок»: «Подступают, надеются, ждут, / Что оступишься — проговоришься», «И гляжу — кумовья / Поджидают меня».
О негативном двойнике говорится и в следующих цитатах: «Я уверен, как ни разу в жизни — / Это точно, — / Что в моем здоровом организме — / Червоточина» /2; 180/, «И гены гетт живут во мне. / Как
В предыдущей главе мы показали, что Высоцкий широко использует прием персонификации двойника в образе судьбы как воплощении своих негативных душевных качеств. А поскольку душой лирического героя наполовину завладел мохнатый злобный жлоб, являющийся олицетворением власти (как следует, например, из черновиков «Палача»: «…Но он залез в меня, сей странный человек, — / И ненавязчиво, и как-то даже мило» /5; 475/), то на судьбу переносятся черты и характеристики власти. Потому и постоянен в творчестве Высоцкого мотив неполадок с судьбой и противодействия ей: «Путь мой сглазили в самом начале» /1; 512/, «И в судьбе — как в ружье: / То затвор заест, / То в плечо отдаст, то — осечка» /4; 191/, «Может, были с судьбой нелады» /4; 135/, «Судьба моя лихая — давно наперекос» /3; 264/, «За мною пес — Судьба моя, беспомощна, больна» /5; 104/, «Ты судьбу в монахини постриг, / Смейся ей в лицо просто» /2; 291/, «То ль судьбе он влепит точку, / То ль судьба — в лопатки клин» /3; 45/, «Не грубейте душой, ставьте палки в колеса судьбе» /5; 436/, «В колесо фортуны палки / Ставим с горем пополам» /4; 159/, «Схвати судьбу за горло, словно посох» /5; 288/, - а также: «За что мне эта злая, / нелепая стезя?» /3; 264/, «Век свободы не видать из-за злой фортуны' /1; 42/, «Стоял рояль на возвышенье в центре, / Как черный раб, покорный злой судьбе /3; 225/, «Слышу упрек: “Он покойников славит!” / Нет: я в обиде на злую судьбу» (С4Т-3-106), «Известен мало, не богат, — / Судьба к нему жестока, / Но рыцарь был, как говорят, / Без страха и упрека» /5; 10/, «Может быть, дорогой, / Ты скакал за судьбой, / Умолял: “Подожди, оглянись!”. / Оглянулась она — / И стара., и страшна. / Наплевать на нее, улыбнись!» /5; 91/, «И огромная старуха / Хохотнула прямо в ухо, / злая бестия! <…> Чтоб вы сдохли, выпивая, I Две судьбы мои — Кривая / да Нелегкая!» /5; 465, 467/, «Мы в потемках наугад — нам фортуна кажет зад. / Ничего — мы разберемся со старухой»(АР-6-68).
Итак, лирический герой ведет борьбу на два фронта. С одной стороны, он стремится уничтожить «внешнюю» власть: «Никогда с удовольствием я не встречал / Откровенных таких подлецов. / Но теперь я доволен: ах, как он лежал, / Не дыша, среди дров!» («Не однажды встречал на пути подлецов…», 1975). А с другой — «внутреннюю» (негативного двойника): «Но часто вырывается на волю / Второе “я” обличье подлеца» [2632] . Такая же характеристика внутреннего двойника встретится в черновиках стихотворения «Меня опять ударило в озноб…»: «Он мелочен, расчетлив и труслив, / Жесток и подл, как капо в Бухенвальде». Да и в песне «Живучий парень» (1976) о главном герое сказано: «Без трех минут — герой, / И без одной — подлец».
2632
В черновиках герой характеризует своего внутреннего двойника следующим образом: «И я борюсь, давлю в себе паршивца» /2; 469/, - и этим же словом он назовет одного из вампиров в «Моих похоронах»: «Мне два пальца на руке / Вывихнул, паршивец» (АР-13-34).
Приведем еще несколько аналогичных автохарактеристик самого поэта: «Я такая гадина, такой подлец… У Марины во Франции умерла старшая сестра Таня — от рака. Я дал слово, что приеду на похороны. А не могу — видишь, в каком я состоянии…» [2633] ; «…мне пришлось быть свидетелем его похмельных тяжелейших состояний. Помню эпизод: “Который час? Всё, я пропал. Ужас. Утром была назначена запись на радио. Я — гад, я — подлец.. ”. Он подводил людей и страшно переживал» [2634] [2635] ; «Васечек! Дорогой! Сука я! Гадюка я! Падлюка я!»46.
2633
«После смерти Высоцкого из его квартиры пропало два кейса»: Эксклюзивное интервью с соседом Владимира Семеновича писателем Теодором Гладковым / Беседовала Илона Егиазарова, 06.12.2011 // http://www.vokrug.tv/article/show/Posle_smerti_Vysotskogo_iz_ego_kvartiry_propalo_dva_keisa_32836
2634
Логинова Н. «В
2635
Кохановский И. Письма друга // Коллекция Караван историй. 2014. № 11 (нояб.). С. 41.
44 Вариант исполнения «Райских яблок» (Лос-Анджелес, домашняя студия Майкла Миша, 1979).
А самобичевание лирического героя проявляется также в следующих цитатах: «Все с доски толкаются, как люди. / Ну а я — как будто выродок какой» (АР-14-108), «И отношение ко мне — / Ну как к пройдохе» /5; 56/, «Ох, пройдоха я!» /5; 463/, «Не везло мне, обормоту, / И тащило баламута / по течению» /5; 467/, «Типичный люмпен — если по науке, / А по уму — обычный обормот, / Нигде никем не взятый на поруки» /5; 35/, «И впервые узрел я, насколько чиста моя совесть. <…> Ночь из ста, обормот, с ней бывал не в ладах» (АР-3-105), «И раньше был я баламут, / Мне ёрничать не внове» /5; 391/, «Я — ротозей, но вот не сплю ночами <…> Неймется мне, шуту и лоботрясу» /5; 188/, «Взвод вспотел раза три, / Пока я куковал. / Он всю ночь до зари / С мене дурь выбивал» (АР-4-10), «Дурь свою воспоминаю, / Дурь великую» (АР-1-12), «Променял я на жизнь беспросветную / Несусветную глупость мою» /2; 133/, «Тупицей я не понимал интриги» (АР-12-12), «Ну кто я есть, пока я мыслю, — идиот» (АР-13-5 8), «Но в моей защите брешь пробита, / Дай сам дурак я дураком» /3; 383/, «Вот же пьяный дурак, вот же налил глаза! / Ведь погибель пришла, а бежать — не суметь!» /4; 226/, «А я тут гибну — и не за грош, а по глупости гибну!» /6; 49/, «Я теперь в дураках — не уйти мне с земли — / Мне расставила суша капканы» /3; 69/, «Он апостол — ах, я остолоп]»41, «Ах, дурак я, что с князем великим / Поравняться в осанке хотел!» /4; 71/, «Взвыл чабан: “Ах, я ишак]”» (АР-8-38), «Я пошел — весь в цветах, как дурак, натощак… / А она оказалась огромного роста» /2; 437/, «О, я глупец]. Смиренье
— только маска» /2; 497/, «А я, глупец, так ждал ее ночами!» /2; 510/, «Тогда я уважаем был народом, / Но я, глупец, купил автомобиль» (АР-9-9).
Сюда примыкают мотивы стыда: «Я — мерзавец, я — хам, / Стыд меня загрызет!» /6; 628/, «Стыд меня терзает, хоть кричи!» /3; 64/, «Сейчас, как в вытрезвителе ханыгу, / Разденут — стыд и срам! — при всех святых» /4; 240/, «Мне сердечное светило улыбнулося с портрета, / И меня заколотило, зазнобило от стыда» (АР-11-50), «Оформлен, как на выданье, / Стыжусь, как ученица» /5; 70/, «Я же минусов стыжусь
– / Сразу зачеркнуть стремлюсь» (АР-1-121), «Живу, не ожидая чуда, / Но пухнут жилы от стыда» /5; 231/, «В век каменный — и не достать камней, — / Мне стыдно перед племенем моим!» /2; 188/, «Это же моральное страдание! / Вынести его не хватит сил!» /3; 51/, «Если правда оно — ну хотя бы на треть, / Остается одно — только лечь-помереть!» /2; 28/, - и позора: «Только кровь одна с позором / Пополам» /1; 132/, «Знаю, мне наденут лавровый венец. / Может, смою я позор с себя, сотру. / Может, все-таки я стану, наконец, / Официальным человеком-кенгуру» (АР-3-108), «Снимок дома у меня — два на три метра — / Как свидетельство позора моего» /3; 63/, «Хорошо, что за ревом не слышалось звука, / Что с позором своим был один на один» /4; 30/, «К позорному столбу я пригвожден, / К барьеру вызван я языковому» /4; 58/, «А в лобовое грязное стекло / Глядит и скалится позор в кривой усмешке» /4; 66/, «Как наши сабли острые / Позор смывали кровью» /5; 572/.
Если вернуться к борьбе лирического героя с внешним и внутренним двойниками, то нагляднее всего ее идентичность можно проследить, сопоставив песню «Про второе “я”» (1969) с «Вратарем» (1971): «Во мне хромой нахальный проходимец…» (АР-4-141) = «Лишь один упрямо за моей спиной скучает»; «Во мне вторая дьявольская примесь» (АР-4-141) = «Искуситель змей, палач! Как мне жить?!»; «Моей больной, раздвоенной души» = «Хватит, парень, душу бередить!» /3; 61/; «Во мне два “я”, два полюса планеты, / Два разных человека, два врага» = «Я — вратарь, но я уже стал фотографом в душе, / Ну а крайности нельзя совместить», «Потому что я уже стал фотографом в душе, / С вратарем его нельзя совместить» (АР-17-66); «Но я борюсь, давлю в себе мерзавца» = «Я весь матч борюсь с собой»; «Я больше не намерен бить витрины / И лица граждан — так и запиши!» = «Вам сегодня будет нечего ловить, / Так что лучше берегите ваши лица» (АР-17-68); «О, участь беспокойная моя!» = «Я голкипер с очень трудной судьбой» 13; 62/; «Боюсь ошибки: может оказаться, / Что я давлю не то второе “я”» = «Только с той поры, как я фотографу потрафил, / Мучаюсь в теченье всей игры» (АР-17-66).
Поэтому в ранней песне лирический герой сетует: «Во мне одном — как будто два лица» (АР-4-141). Эту же мысль — но уже в положительном контексте — он повторит в посвящении В. Фриду и Ю. Дунскому: «Един в двух лицах ваш совместный бог» («У вас всё вместе — и долги, и мненье…», 1970).
***
Итак, внешний и внутренний образы власти в произведениях Высоцкого совпадают до мелочей. Приведем еще несколько примеров.
В стихотворении «Вооружен и очень опасен» (1976) власть персонифицирована в образе центрального персонажа, который наделяется такими же характеристиками, как и «мохнатый злобный жлоб», живущий внутри лирического героя в стихотворении «Меня опять ударило в озноб…» (1979).