Энджелл, Перл и Маленький Божок
Шрифт:
Годфри в задумчивости тер спину полотенцем.
— Что у тебя на уме?
— Я считал тебя догадливым.
Два молодых боксера молотили друг друга на ринге. Раздался гонг, и они тут же прекратили бой и, ожидая продолжения, начали работать с тенью.
Годфри тихонько свистнул.
— Вот так шанс. А почему я?
— Это еще окончательно не решено, но я хотел тебя предупредить. А пока помалкивай. Еще никто не знает, что О'Шеа собирается выйти из соревнований. Он вышел уже на прошлой неделе, и с тех пор антрепренер Сэм Виндермир только и занят тем, что ищет ему замену. Но Рой Андерсон в Австралии. Лену Флоддену только что сделали операцию на лбу. Есть и другие, которые
— Кио сумеет. С кем бы его ни свели. Он крупная приманка. И никогда раньше не был в Англии. Я бы сам заплатил, чтобы его увидеть.
— Ты-то его наверняка увидишь. Если дело уладится. Как бы там ни было, ты все равно не останешься в проигрыше.
— Ты хочешь сказать, что выиграть мне не удастся?
— Только скажи, что не хочешь, и конец. Виндермир вызовет из Мадрида Санчеса.
— Да нет, я пошутил. Конечно, хочу. Голосую руками и ногами. Это колоссально. Ну, а Кио, он-то не станет упираться?
— Чего ему упираться?
— Хоть и курам на смех, а все-таки он собирался встречаться с чемпионом Ирландии. А теперь ему предлагают чемпиона Кенсингтона, у которого за плечами только шестнадцать профессиональных боев. Вдруг он заартачится?
— Не думаю. Он тут новичок. Японцы очень вежливые люди. Они сочтут неудобным жаловаться на качество замены. Ну, а в бою ты покажешь себя не хуже О'Шеа.
— Бьюсь об заклад, что лучше.
— Мне только осталось уговорить Сэма Виндермира. Он еще колеблется. Он, конечно, понимает, что это репетиция к Гамбургу, но не хочет, чтобы новость стала всеобщим достоянием. Все должно быть как положено, чтобы никто не мог подкопаться.
— Уломай его, — сказал Годфри. — Упроси, влезь к нему в душу, подкупи, надави на него.
Неприязнь мелькнула во взгляде Джуда Дэвиса, он вытащил записную книжку и сделал в ней пометку.
— Я и сам справлюсь со своими делами, Годфри. Думай лучше о себе. Насколько я тебя понял, ты согласен драться с Кио, если мне удастся это устроить?
— Еще бы!
— Это настоящий шанс. Если мы все уладим, тебе придется всерьез заняться тренировкой.
После этого он всерьез занялся тренировкой. Он даже был готов отказаться от женщин. Во время второго свидания в квартире Салли, после объятий, они поцапались, чувствительно, до боли, как двое любовников, у которых роман идет на убыль; она сбросила одежду со стула, который ей понадобился, он, насупившись, не отвечал на ее болтовню; расставаясь, они не условились о встрече. Что же касается Перл, то с ней было сложнее, а он был слишком раздражен и в смятении, чтобы желать ее сейчас. И Флора тут была ни при чем, просто он слишком привык к старушке, с которой мог и повздорить, и посостязаться в остроумии.
Как-то раз он вернулся к себе на старой десятилетней давности малолитражке, на которой теперь ездил, и у дверей его поджидала Перл.
— Устричка! — воскликнул он, захлопнув дверь машины, и стремительно взбежал по ступеням. — Чтоб мне провалиться! Вот уж не ожидал, что ты заявишься в Клэпэм. Ну, заходи! Заходи! Я живу на третьем, тут паршиво, но подыщу что-нибудь получше. — Пока он объяснялся и вел ее наверх, он вдруг вспомнил, как девять месяцев назад сторожил у ее особняка, сторожил день за днем, потому что тогда ему было невтерпеж. Теперь ей было невтерпеж, и это его обрадовало.
По пути наверх, на темной и грязной лестнице, он любовался ее ногами. А когда отпер дверь и впустил внутрь, тут же прижал к двери и начал целовать.
Она была
— Годфри, нам надо поговорить.
— О чем, Устричка? Стоит ли терять время…
— Я не виделась с тобой целую неделю. Подумай только, целую неделю. Ты не позвонил и…
— Ты же запретила мне звонить.
— И все-таки, что тебе стоило позвонить во второй половине дня. В чем дело? Со смерти леди В. прошло уже три недели, а ты не приходишь. Может, нашел себе другую?
Он рассмеялся, глядя в упор темными глазами в синие глаза, потемневшие от прикосновения его рук к ее телу.
— Да ты пораскинь мозгами. Где мне найти такую девушку, как ты? Думаешь, таких навалом? Пораскинь мозгами, Устричка.
— Откуда мне знать, если ты не приходишь?
— Я тебе все расскажу, — ответил он. — Обожди немного. Обожди немного, и я тебе все расскажу.
— Годфри. Я хочу знать сейчас. — С усилием она оторвала от себя его руки и вывернулась из его объятий.
Он отпустил руки с выражением нетерпения и досады на лице.
— Какая тебя муха укусила? В чем дело?
Она сказала:
— Когда… когда умерла леди Воспер, я думала станет лучше. А стало хуже. Мы с тобой виделись всего один раз. Ты переменился. Внутри. Я хочу знать отчего. Может, я в чем виновата?
В другое время он бы не придал этому значения, подшутил бы над ней, развеселил, а если нужно, и соврал, и все без суетни, с сознанием, что его привлекательная наружность и особая неотразимость для женщин победят и развеют ее сомнения. Но теперь что-то не срабатывало. Он пускал в ход проверенные уловки: покоряющую самоуверенность, веселый, легкий разговор, умелое прикосновение ласковых рук, но они почему-то не действовали, оставляя равнодушным даже его самого. Он не мог избавиться от плохого настроения, раздражения и тоски — или мысли о проклятой Флоре, — а когда сам не веришь в слова, которые говоришь девочке, то где уж ждать, чтобы она тебе поверила? И тогда его злость обратилась против нее самой. С возмущением он вспоминал теперь, как она упиралась вначале, как ее сдержанность и разборчивость придавали ей очарование и сколько он приложил усилий, чтобы преодолеть ее сопротивление. Теперь он его преодолел, но с ней по-прежнему было непросто. А он хотел, чтобы было просто. У него не хватало терпения. Он хотел с ней спать — аппетит остался, — но у него не было терпения для любой женщины. Казалось, сошла бы любая уличная девка, и все-таки он хотел именно ее.
Он сказал:
— Послушай, какого черта… Мне предстоит этот матч. Такого серьезного у меня еще не было. Осталось всего три недели, чтобы войти в форму. Ну что ты ко мне привязалась, прекрати нудить. Все нудят. Не только ты.
— Все твои другие женщины?
— Ладно, ладно, пусть другие. Как же, я султан. А эта конура — мой гарем, да? Мне не до тебя. А если я тебе не по вкусу, отправляйся обратно к своему старичку. Он тебя ублажит. Наверное, он и в кровать тащит свои заумные книжки.
— Замолчи! Ты отвратителен! Ты мне противен, когда издеваешься. Как тогда, прошлой весной. Порой мне кажется, что я сошла с ума, потому что… потому…
Его изумило это неожиданное излияние чувств; оно пробудило в нем ответную вспышку, и он закричал, криком заставив ее смолкнуть. В бешенстве, с горящими глазами, она мгновение смотрела на него и вдруг ударила его по лицу. Ей показалось, что она бьет по камню, но от удара остался красный след. Он схватил ее руку и стал выворачивать не сильно, но достаточно больно. Она попыталась вырваться. Он жадно запустил свободную руку ей за блузку. Она укусила ее.