Эннеады
Шрифт:
11. А если так, если об этом начале нельзя сказать даже, что оно стало /само по себе/ существовать, то что же больше можно сказать еще о нем?! Тут уместно только, сознать свое бессилие, умолкнуть и отказаться от всяких дальнейших изысканий, ибо как и чего можно искать после того, после чего некуда уже дальше идти, так как всякое изыскание обыкновенно доискивается начала и на нем останавливается?! Притом же, всякое исследование обыкновенно ставит себе задачей установить или сущность, или свойства, или причину, или образ существования /предмета/. Что первое начало существует в том смысле как мы это выше показали, - это усматривается уже из существования всего того, что получило бытие от него и после его; но задаваться о нем вопросом почему /т.е. о причине его существования/ значило бы искать для него какого-то начала, между тем как яснее дня, что начало всего существующего ни в чем другом /кроме себя/ не может иметь себе начала. Равным образом спрашивать, каково это начало, какие иметь свойства, значило бы предполагать в нем акциденции, между тем как оно исключает из себя все акцидентальное, тут приходится прибегать лишь к одним отрицаниям. Все же эти и подобные недоуменные вопросы относительно этого верховного существа возникают у нас обыкновенно вследствие того, что мы представляем, как первое и всему предшествующее, пространство или место, похожее на хаос, и потом уже вводим первое начало в это пространство, нами воображаемое, или действительно существующее. Вполне естественно, что введши его сюда, мы вслед затем начинаем спрашивать, откуда оно сюда пришло и как оно тут очутилось: трактуя его как пришельца, вынырнувшего из бездны или упавшего свыше, мы любопытствуем узнать, почему и для чего оно сюда явилось, что такое оно есть, каково оно. Чтобы раз навсегда отстранить все подобные вопросы, мы должны устранить из понятия верховного начла всякий намек на пространство, не должны помещать это начало ни в чем другом, не должны представлять его ни покоющимся от вечности и утверждающимся на самом себе, ни появляющимся откуда-нибудь; довольно для нас знать лишь то, что оно существует, что бытие его есть необходимое предположение разума, между тем как пространство не только позднее его наравне со всеми прочими вещами, но и позднее всего прочего. Мысля его в отношении от всякого пространства, насколько это возможно для нашего мышления, мы не должны пытаться ни изобразить его посредством какой-либо фигуры, например, круга, ни измерить его величину, ни определить его количественно и качественно, потому что оно не имеет никакой формы даже ноуменальной и ни с чем несравнимо; оно существует в самом себе прежде всего прочего. А если так, то разве можно сказать о нем, оно есть то, что есть лишь случайно? Разве может иметь какой-либо смысл усвоение ему этого предиката, когда мы принуждены отрицать о нем все и всякие предикаты?! Поэтому истинным относительно его будет не суждение "так случилось" /что оно есть то, что есть/, а суждение "тут не было места случаю", потому что понятие его исключает всякую случайность.
12. Однако, разве не говорим мы сами, что верховное начало есть
– Конечно, потому что в том начале /в уме/, о котором можно сказать, что оно властно над собой, можно различать два момента - сущность и энергию, в коих эта последняя собственно и разумеется, когда ему усвояется власть над собой. Правда, что в нем энергия совпадает с сущностью, однако же, если оно имеет власть над собой, то это лишь под тем условием, если оно отмечает себя /как энергию/ от себя же, как от сущности. Поэтому, о том начале /верховном/, которое не представляет такого двойства в единстве, но есть ибо оно есть одна чистая энергия и ничего больше, а то пожалуй оно не есть даже энергия.
13. Строго говоря, эти и подобные словесные выражения суть не подходящие для обозначения верховного начала, в понятии которого не должно содержаться ни малейшего намека на какую-либо двойственность; однако же, так как уже все таки оказывается необходимым трактовать о нем для убеждения /других в том, в чем мы убеждены/, то приходится не соблюдать в выражениях той разборчивости, какая требуется логикой строгого ума. Итак, допустим на время, что в верховном начале имеют место энергия, которые, конечно, зависят от его воли, ибо немыслимо же, что они были невольными /вынужденными/, и что они составляют саму сущность его. очевидно, что при таком условии его воля составляет одно с его сущностью, и о нем поэтому можно сказать, каким оно хотело и хочет быть, таково оно и есть. А это значит, что сказать о нем, "оно волит и действует сообразно со своей природой", ничуть не более неправильно, чем сказать "как оно хочет и как оно действует, такова и его природа, или сущность"; - все равно выходит, что оно всецело, абсолютно властно над собой, так как само бытие, сама сущность его находится в его власти. А вот и другое соображение: то факт, что все существа стремятся к благу, и что каждое из них больше желает обладать благом, чем оставаться тем, что оно есть, ибо справедливо мнит обладать тем высшей степенью бытия, чем в большей степени становится причастным блага; предпочитает же оно пребывать в таком состоянии, то есть, быть возможно более причастным блага по той причине, что по самой природе своей благо есть то, что само по себе и для самого себя наиболее желательно и всему прочему предпочтительно. Вместе с тем, чем большую долю блага имеет в своем обладании то или другое существо, тем более всегда сама сущность его бывает свободна и сообразна с его волей, тем более она совпадает в одно с волей, так что /на самой высшей ступени/ быть иным, чем каково есть; но как только оно достигло блага, оно желает оставаться самим собой - тем, что есть, и в этом случае не только присутствие в существе блага, не есть для него одна простая случайность /а следствие желания и усилия его воли/, но и сама сущность его не оказывается вне его воли, так как волей она и детерминируется, волей же она и утверждается, как его собственная /им же желаемая/. А если так, если каждое существо /в некотором смысле/ само себя делает тем, чем хочет быть, то это самое только уже в абсолютном смысле должно утверждать о Первом начале /т.е. что он всецело по своей воле есть то, что есть/, которое и другим существам сообщает возможность быть каждому по своей воле тем, чем оно хочет быть, - должно думать, что с самим существом его слита воля быть таким, как оно есть, - если только допустимы такие выражения в применении к нему; мы по крайней мере не можем и представить, что оно не по своей воле есть то, что есть. Так как оно всецело в себя самое направлено, в себе самом сосредоточено, то оно хочет быть самим собой, и конечно есть то, чем хочет быть, так что его воля составляет одно с ним самим, и оно при этом считается все тем же не раздельным единым, на сколько не могло и не может случиться, чтобы оно было чем-нибудь иным, а есть только то, чем оно хочет быть. Да и мыслимо ли, чтобы оно могло пожелать быть чем-нибудь иным взамен того, что оно есть? Ведь, если допустить даже, что его воле предоставлено избирать быть тем, чем ему угодно, и что для него возможно изменить свою природу на какую-либо иную, то и в таком разе немыслимо, чтобы у него возникло желание стать чем-либо иным, вследствие недовольства чем-либо таким в себе, которое казалось бы ему навязанным необходимостью, так как само оно от вечности восходило и всегда хочет быть только тем, что оно есть, ибо сама природа его, как Блага, состоит в том, что его хотение есть хотение лишь самого себя, и что это хотение, не извне чем-либо возбуждается и потом уже не может быть ничего такого другого, что могло бы привлечь и направить на себя его хотение. Что касается других существ, то о них конечно нельзя сказать, что каждое из них находит в собственном существе полное удовлетворение, так как они бывают недовольны то тем, то другим в себе, но что касается Блага, то в самом существе его содержится желание самого себя, предпочтение себя /всему прочему/, а то иначе совсем не было бы /во вселенной/ существ сколько-нибудь довольных собой, так как если они бывают довольны собой, то это единственно в той мере, в какой причастны блага, или в какой имеют в себе образ его. Но тут опять приходится считаться со слабостью нашего языка, - приходится, говоря о верховном начале, ради большей ясности употреблять такие выражения, которые в строгом смысле не применимы к нему; - поэтому пусть читатели при каждом из них подразумевает оговорку "так сказать". Итак, если несомненно, что Благо существует, то несомненно также и то, что оно включает в себя хотение и избрание самого себя, потому что без этого само существование его не мыслимо. Но в верховном начале /все эти моменты/ хотение, избрание и сущность должны быть мыслимы не как множество, а как одно нераздельное единое: так как его воля, его хотение всецело лишь от него самого зависит, то конечно, от него зависит и /соответствующее воле/ его бытие, существование для самого себя. Выходит, что оно есть само свой творец, потому что если оно само есть виновник своей воли, если его воля есть как бы его создание и в то же время она тождественна с его упостасью, то следует, что оно само себе дает бытие. А все это опять значит, что оно есть то, что есть, вовсе не случайно, вовсе не потому что так пришлось, случилось, а единственно потому что так оно хочет.
14. Можно еще и так рассуждать: во всем, что называем мы существующим, бытие бывает или тождественно с сущностью, или отлично от нее, как например, такой-то, например, тождественна с самой сущностью души, когда она рассматривается в своем чистом бытии, без соединения с чем-либо другим /телом/, как и человек в себе тождественен с сущностью человека; что /в том или другом/ человеке есть отличного от сущности человека, то еще можно считать акцидентальным, но сама сущность человека не акцидентальна, потому что в ней человек есть сам по себе и для себя то, что есть. А если так, если даже сущность человека не акцидентальна, но имеет бытие сама по себе и для себя, то разве мыслимо чтобы было акцидентальным то Существо /верховное/, которое выше само человека и есть творческая причина и сущности человека и всех других существ, и которое кроме того имеет природу более простую, чем сущность человека и чем всякая вообще сущность? Если правда, что по мере движения к более и более простому, все более и более уменьшается и исчезает случайность, то понятно, что ей совсем нет и не может быть места в том начале, природа которого есть самая простейшая и чистейшая. Не мешает тут припомнить и то, о чем была уже у нас речь?, что в мире истинных сущностей /идеи/, происшедших от этого /верховного/ начала, каждая из них имеет от него в себе кроме сущности /или субстанциальности/ еще и причину или основание своей экзистенции /т.е. определенной формы бытия/, и что это самое наблюдается и в чувственном мире вещей /конечно, уже только производным образом/. благодаря этому обстоятельству, всякий, кто потом рассматривает вещи, может ответить себе на вопрос "почему" о каждой принадлежности их, почему например глаза или ноги у таких-то /живых существ/ такие-то и тому подобные и усмотреть, что тут причина производит каждый орган совместно со всеми прочими, так что все они появляются и существуют друг посредством друга и друг ради друга. Почему ноги имеют такую-то длину? Да потому что коль скоро одна какая-нибудь часть такая-то, например, лицо, то и ноги должны быть такие, а не иные; словом, гармония всех членов, есть причина, почему каждый из них такой, а не иной. Почему /человек/ вот - таков /как есть, а не иной/? Да потому что такова сущность человека /которую он в себе носит/. тут /как и везде/ сущность и основание бытия - raison d'etre совпадают между собой, составляют одно и то же, как и проистекают они из одного и того же источника - от того начала, которое вовсе даже не прибегая ни к какому рассуждению, положило /для всего существующего/ вместе с сущностью и основание бытия. Итак, благодаря происхождению от одного первоисточника, сущность и основание бытия составляют одно и то же везде - даже в вещах происшедших; но конечно само то начало, от которого происходит все существующее, и в этом отношении превосходнее всего прочего, как истиннейший первообраз всего. Получается такой вывод: так как /даже в области происшедшего/ ничего не бывает наудачу, как попало, как случится, но все вещи в самих себе содержат основания, почему они таковы, и это благодаря лишь обстоятельству, что все они /и после создания/ находятся во власти Бога, который, будучи отцом разума, причинности и причинной экзистенции устраняет повсюду и во всем всякую случайность, то ясно, что сам он есть начало и как бы первообраз всего того, что непричастно случайности, и следовательно еще в высшей степени, чем все это, свободен от того, что называется случайностью, судьбой, акцидентальностью; он сам есть свои причина, он существует сам от себя и через себя, - он абсолютно - первичным и сверхестественным образом есть сам по себе.
15. Вместе с тем Он есть сам и предмет любви и любовь - любовь самого себя, так как и прекрасен он единственно только от себя самого и в себе самом. Он, конечно, присущ самому себе, но в нем присуще и то, чему оно присуще, одно и то же. Поскольку же в нем присущее тождественно с тем, чему оно присуще, а равно и желающее тождественно с желаемым, при чем это последнее может быть принимаемо за тождественно с субстанцией или сущностью. А если так, то опять выходит, что он сам есть его создатель и Господь, или что он таков, каков есть не вследствие чего-либо постороннего желания, а единственно потому что сам так хочет. Когда мы говорим, что ни Он не принимает в себя ничего извне, ни его ничто не содержит в себе, то уже этим ставим его вне той области, где может иметь место случай или судьба, и это не только потому, что мыслим его обособленным в самом себе и чистым, отрешенным от всего прочего, но еще потому, что замечаем нечто подобное /такому отрешению/ и в нашей собственной природе, когда она отрешается от всего того, что в нас привлекает и привязывает к себе, а с тем вместе отдает все это во власть случая и судьбы, ибо все те вещи, которые мы называем нашими, суть как бы закабаленные, т.е. зависящие /не от нашей воли, а/ от судьбы и разных случайностей. Вот этим-то путем /отрешения от всего внешнего/ только и достигается нами свобода и самопроизвольность, благодаря действию /на нашу душу/ благоподобного света, даже самого блага, превосходящего самый ум, благодаря действию, на котором нет ничего внешнего, побочного, пришлого, потому что оно выше, властнее самого мышления. Иногда нам удается возвыситься до такого состояния, когда отрешившись от всего прочего мы превращаемся в одно это /чистое единство блага/, не чувствуем ли мы тогда, что мы даже более чем свободны, больше чем самовластны?! И что могло бы нас отдать во власть случайностей и превратностей судьбы тогда, когда мы стали всецело истинной жизнью, когда мы очутились в лоне Того, Который ничего постороннего в себе не содержит, а есть только Сам собой и по себе?! Другие существа, обособленные /от него и друг от друга/ конечно не довлеют сами по себе, но Он есть то, что есть, сам собой в обособлении /от всего прочего/. Это однако же вовсе не значит, что эта первая ипостась представляет нечто неодушевленное, или жизнь лишенную разума, так как неразумная жизнь, рассеявшая, выкинувшая из себя разум и представляющая полную неопределенность, строго говоря,
16. Так как мы считаем несомненным, что Бог и везде есть и нигде, то нам следует вдуматься в это положение, не окажется ли оно пригодным и для настоящего нашего исследования. В самом деле, если бог нигде /т.е. не занимает никакого определенного места/, то это значит, что нигде нет для него случая /присутствовать тут/, а если он - везде, то и в таком разе он несомненно везде всецело таков, каков сам есть /а не в зависимости от такого, или иного случайного места/, - и это потому, что Он сам есть то, что разумеется под словом везде и повсюду, он не находится везде, а сам есть это везде, так как он даст бытие всему существующему и так как все существующее в нем содержится, как в своем везде. Впрочем, сам Он стоит в самом высшем чине, или точнее, Он сам есть превышний и все существующее содержит в своей власти, и конечно не Он представляет нечто стороннее, или случайное для всего прочего, а напротив все прочее - для него, так как через него же и существует, не Он глядит на все прочее, а напротив все прочее в него вглядывается /и с ним сообразуется/, между тем как Он скорее уже вовнутрь самого себя направляет свои взоры и наслаждается самим собой тем чистейшим светом, который есть он же сам, так что он сам есть то самое, чем он наслаждается, что любит, и так как эта его энергия есть неослабная, неизменная и вместе с тем самая сладостная и достолюбезная, представляющая некоторую аналогию с энергией ума, то это и значит, что Он сам себе дает бытие /т.е. существует в этой своей энергии/. Поскольку же это некоторое подобие ума есть его дело - /продукт его энергии/, то и сам Он есть как бы творение, только творение, не кого или чего-либо другого, а единственно свое собственное; а это опять значит, что он есть не так, как требует случай, а единственно, так, как действует его энергия. Потом, если правда, что превосходство его бытия состоит между прочим в том, что он на самом себе утверждается /как бы высится/, на самого себя только обращается, и в этом обращении к самому себе как будто только и существует, то опять выходит, что Он как бы сам себя творит, и значит, существует не как указывает случай, а как сам хочет; он не зависит от случая, как и воля его не подпадает случайности, потому что она направлена /не на случайное что-либо, а/ на самое высшее и лучшее /на благо/. Что единственно эта такая Его инклинация к себе самому, представляющая как бы его энергию, та его имманенция самому себе делает его тем, что он есть, - в этом легко убедиться, если допустить противное этому, потому что для Бога выйти из самого себя, простереться на что-либо иное значило бы перестать быть тем, что он есть. Поэтому, обращенную на себя энергию свою Он направляет и употребляет единственно на то, чтобы быть тем, что есть, при чем он сам и его энергия составляют одно и то же; таким-то образом Он сам полагает бытие своей собственной энергией, составляющей одно с ним. А так как энергия его не произошла /во времени/, а существовала в вечности, так как она есть как бы не дремлющая бдительность, тождественная с самим бдящим и представляющая собой вечно сущую супраинтеллекцию, то это значит, что Он есть оттоле и так, отколе и как бдит /над собой/. Эта Его бдительность - выше сущности ума, выше наделенной разумом жизни, ибо она есть Он сам. Итак, он есть такая энергия, которая выше жизни, выше ума, выше мудрости, тем более, что все это не от иного кого-нибудь, а от него имеет свое бытие. А это значит, что бытие свое он имеет единственно от себя и через себя, или, что Он есть то, что есть, единственно потому, что так ему угодно, а вовсе не потому, что так случилось.
17. А вот и еще соображение. Мы обыкновенно говорим, что мир и все в мире так обстоит, как это мыслимо лишь в том предположении, что все создано по определению воли создателя, который в своем уме все наперед предусмотрел, предустановил и потом уже все создал согласно с провидением. Но так как вещи /чувственные/ всегда таковы, каковы есть или всегда одинаково происходят, то в творческмх причинах их следует предполагать существование от вечности плана еще более мудрого и совершенного /чем какой наблюдается в чувственном мире/; другими словами, прежде и выше предрасчисления и провидения /наблюдаемого в видимом мире/ стоит мир истинно сущего, состоящий из ноуменальных сущностей. Поэтому, кто мировой план и порядок называет провидением, тот должен твердо помнить, что происхождению нашей вселенной предшествовал существовавший уже /от вечности/ ум и что она с ним сообразована. Поскольку же таким образом ум предшествует всем вещам и все вещи в нем имеют свое начало, то ясно, что в нем нет и не может быть ничего случайного, потому что хотя он представляет собой множественность /идей/, но в то же время он соединяет собой эту множественность таким образом, что она составляет единое взаимно упорядоченное целое. Само собой понятно, что такое множество, которое представляет взаимноупорядоченное единство и содержит в себе все разумные основания объединенные в одном начале, никоим образом не могло возникнуть и составиться чисто-случайно, как ни попало, потому что оно по самому существу в такой же степени противоположно случаю, в какой случай как синоним бессмыслия, противоположен смыслу, разуму. А так как прежде или выше ума есть другое начало, непосредственно близкое к нему, то он и в этой своей разумосообразности зависит от того начала, имеет ее благодаря своему участию в нем и согласно с его волей и служит в этом случае как бы силой его. Это опять значит, что Бог есть единое, неделимое начало, - единый разум всего и единое число, что он один сам по себе больше и могущественнее всего происшедшего, что ничего нет и не может быть ни большего, ни лучшего, чем он. А из этого следует, что он никому и ничему другому не обязан небытием своим, ни совершенством своим, но есть то, что есть, единственно сам собой, сам для себя и сам в себе, вне всякой зависимости от чего-либо внешнего и иного, весь обращенный только на самого себя.
18. Поэтому, когда хочешь найти его, не ищи, не полагай ничего вне его, напротив знай, что в нем /а не вне его/ все, что после него, но его состав /самого по себе/. Он есть и внешность для всего, потому что объемлет все и служит для всего мерой, он же есть и внутренность, или как бы глубина всего существующего, между тем как все прочее вне и как бы вокруг его располагается, его касается и на нем как бы висит и прежде всего разум, ум, который в той лишь мере и есть, в какой его касается и касаясь на нем утверждается, так как от него же получает и бытие свое, как бытие ума. В этом случае ум может быть уподобен кругу, который касается центра всей своей окружностью, ему всецело обязан своей силой /формой/, и на этом основании может быть назван центрообразным; радиусы круга сходясь в одно к центру, конечно получают на самом конце вид центра, к которому они стремились и из которого как бы выросли, однако же центр все-таки выше /по своему значению/, чем радиусы и их концы, ибо хотя они похожи на центр, но все же представляют в себе лишь неясные и грубые следы его, между тем как центр имеет еще и то преимущество, что господствует и над концами радиусов и над самыми радиусами, что присутствует везде во всех радиусах, раскрывает в них свою природу, распространяясь в них и однако сам не переносясь в них. Подобно этому, следует полагать, и ум с сущностью происходит от Первоединого, т.е. представляет собой как бы его раскрытие, или излучение, и так как определяется всецело его ноуменальной природой, и как бы висит на ней, то этим показывает, что и в первоедином есть нечто похожее на ум, хотя конечно это не есть сам ум, потому что Первоединый есть чистое единство /а ум есть единство во множестве/. Подобно тому, как центр, не будучи сам ни радиусами, ни кругом, есть однако отец круга и его радиусов, так как он сообщает им черты своей природы и, занимая свое неизменное положение, как бы некое своей силой производит радиусы и круг и потом держит их в связи с собой: так и Первоединый есть архитип той умственной силы, которая вокруг его обращается и имеет в себе его образ, которая именно вследствие того, что движется около его одного всячески, и как бы расходится во все стороны, становится умом, между тем как сам Первоединый пребывает в покое, как сила, производящая этот ум. А если так, то разве мыслимо, чтобы беспричинность, случайность, судьба могла даже лишь приблизиться к этой умиротворяющей силе Первоединого к силе поистине , т.е. абсолютно творческой?! Ведь эта сила в нем та же самая, которая и уму принадлежит, только у него она в гораздо высшей степени, подобно тому, как в свете, далеко распространяющемся от одного светящего источника, первый, т.е. рассеивающейся свет есть лишь образ, отражение последнего, как истинного света. А так как этот развевающийся свет, то есть, ум, как образ /того первичного истинного света/, имеет не иной, а точно такой же вид, то и в уме нет нигде места случаю, напротив в каждом пункте своем он проявляет себя, как разумное основание и причина. Поэтому, и наоборот виновник его, как причина причины, есть очевидно, причина в самом высшем и истинном, словом, в абсолютном смысле, ибо это значит, что Он есть начало всех тех идеальных, разумных причин, которые имели произойти от него. Само собой понятно, что, в качестве такого начала их, Он действует независимо ни от какого случая единственно по своей воле, которая в свою очередь не может быть неразумной, не может действовать наудачу, как ни попало, но действует только так, как подобает, ей, т.е. исключая собой всякую случайность. Этот термин "подобающее" употребил и Платон, желая как можно точнее обозначить то, что дальше всего отстоит от случайного, - то, что есть по самому существу; подобающее же, как само собой понятно, не может быть неразумным, бессмысленным. Поэтому, если по воле Первовиновника всего, подобающее, приличествующее господствует даже в существах, которые после и ниже его, то тем более оно имеет место в нем самом. А это значит, что ни чем случилось стать, то он и есть, а напротив он есть то, чем сам восхотел быть, ибо он желает лишь того, что подобает ему, и это ему подобающее тождественно с его энергией; это подобающее тут вовсе не есть субстрат, а есть чистая первая энергия, являющая себя таковой, какой ей подобает, следует быть. Вот как приходится говорить о Нем, не имея возможности выразить мысль свою лучше.
19. Кто, принимая в соображение все вышесказанное устремится к Нему мыслью и сподобится узреть Его, тот не сумеет выразить величие Его, узревши же Его, за неимением подходящих выражений, скажем по крайней мере одно, что Он существует сам от себя или через себя, и что если в нем есть сущность, то она подчинена ему, как им же самим положенная, и уже никоим образом не дерзнет выговорить в применении к Нему такое слово, как случай, случилось, а иначе он тут же сам остолбенеет от своего богохульства. Кому удастся подняться мыслью до Него, тот не может даже сказать, где Он, потому что Он повсюду и отовсюду предстоит духовным очам, и куда бы ни направила взор душа, она повсюду будет зреть Бога, пока не отвратит от него взоры и мысли на что-либо другое. Должно думать, что загадочное выражение древних "Бог выше сущности" имеет такой смысл: Бог выше самой сущности не только потому, что сам производит сущность, но и потому, что не стоит ни в какой зависимости от нее, да даже и от самого себя; даже сущность не есть начало Его, а напротив Он есть начало сущности, потому что хотя он произвел ее, но произвел не для себя и произведши, положил ее вне себя, не имея нужды даже в бытии как создатель бытия. Поэтому, даже выражение "он есть, существует", не выражает вполне того, что Он есть.
20. Но, - возразят нам, - по вашему выходит, что Бог существовал прежде своего существования, ибо сколь скоро Он сам есть свой создатель; то насколько ему пришлось самого себя создать, он не существовал до этого, а насколько лишь сам же Он мог создать себя, Он должен быть существовать до этого. На это мы ответим, что Бога никоим образом нельзя приравнивать к созданному, а должно мыслить его исключительно только как творческое начало и творение его следует представлять, как акт абсолютный, т.е. как такой, который не простирается ни на что другое и не производит ничего другого кроме самого себя, так что он во всей целости остается в самом себе и не содержит в себе никакого двойства, а представляет чистое единство. Нечего бояться, что в таком разе эта первая энергия оказывается как бы неимеющей под собой /готовой/ сущности, или субстанции, ибо за то она может быть представляема как ипостась /все заключающая в своей энергии/. Иное дело, если бы кто полагал /как начало/ ипостась, но без энергии, - в таком разе конечно то начало, которое должно быть совершеннейшим всех начал, оказалось бы несовершенным уже потому, что появление в нем /позднее/ энергии было бы нарушением его единства. Итак, если верно, что энергия совершеннее, чем сама сущность и что первенство всегда принадлежит самому совершенному, то ясно, что энергия есть самое первое. Это значит, что Бог вместе со своей энергией есть сразу то, что есть, и нет никакого смысла говорить, что он существовал, прежде, чем создал себя: прежде чем создать себя, Он конечно не мог существовать, но Он существовал сразу весь /в своей энергии/. Он есть энергия, не зависящая даже от сущности, абсолютно свободная и вот в каком смысле и почему Он есть сам через себя. Если затем сохранение его существования зависело от чего-либо другого, то и в таком разе Он не был бы первым началом - которое из себя, а так как правильным следует считать убеждение, что Он сам сохраняет свое существование, что уже из этого само собой следует, что он и полагает сам себя, что все, заключающееся в его природе, им самим от начала положено в себе. Если бы в самом деле было некогда время, когда Он не существовал, тогда пожалуй можно было бы сказать, что Он создал себя; а так как прежде всех времен Он был, то что есть, то фраза "сам себя создал" может быть допущена лишь под тем условием, если оба элемента ее мыслятся слитыми воедино, потому, что его существование тождественно с его творческой энергией, или, если можно так выразиться, с его вечным рождением. Равным образом, если говорится, что Он сам есть Господь над собой, то и это выражение можно было бы принимать в точном смысле, лишь в том случае, если бы в нем было двойство; а так как Он есть чистое единство, то очевидно, Он есть только Господь, господствующий, ибо нет в нем ничего, что должно было бы повиноваться /господству/; как он в самом деле стал бы повелевать, когда и повелевать то некому и нечему?! Поэтому, когда все-таки говорится, что Он сам над собой господствует, то это лишь в том смысле, что Он не имеет никого и ничего над собой; а если ничего уже нет выше Его, то значит Он есть самый первый, и это не столько по чину, или порядку, сколько по своему могуществу и владычеству абсолютно свободному. Так как Он абсолютно свободен, то несвободного ничего в нем нет и быть не может, так что Он весь во всей целости с совершенной свободой пребывает в самом себе. В самом деле, что в нем может быть такого, что не было бы им самим? Или что такого, в чем бы не присутствовало его собственная энергия? Или такого, что не было бы его собственным делом?! Вот, если бы что-либо действительно не было его собственным делом, тогда конечно Он не был бы ни совершенно свободным, ни всемогущим, не был бы совершенно свободным, потому, что не был бы властным над этим /чужим и посторонним/ нечто, не был бы и всемогущим, потому что того, что не лежит в пределах его власти, Он и совершить не мог бы.