Енох
Шрифт:
Комар сел Адаму на бровь, и Ева согнала его плавным движением руки. И тут же почувствовала, как слабый палец Адама погладил мозоль на другой ее ладони.
- Он слышит меня, - тихо сказала Ева и, немного погодя, продолжила: - Наконец мы дошли до места, где река разделилась на четыре рукава. Вот тут-то, Сиф, и таится то главное, о чем я хочу тебе напомнить. Когда мы подошли к четырем рукавам, все, абсолютно все, потеряло свою легкость. Мы как будто перешагнули через что-то... У меня нет слов, чтобы объяснить. Казалось, мы ступали по той же земле и опять же уже не по той же самой. Не та! И небо было не то же самое, что еще вчера. Другая земля и другое небо! Господи, поймешь ли ты меня, Сиф? Это был как бы последний рубеж
- Ты хочешь сказать, что та неоскверненная персть, из которой Господь сотворил Адама, совсем не та, по которой ступаем мы?
- Но я не уверена, Сиф. Может, и нет.
- И ты боишься, что мое путешествие будет напрасным, потому что я не смогу преодолеть рубеж у четырех рукавов по причине отсутствия легкости... доброты... любви, какую вы имели там, на той земле?
- Может, я все это придумываю, Сиф? Это было так давно, что кажется сказкой с не очень хорошим концом.
– Ева бережно положила руку Адама на топчан, хотела приподняться со стула, но не смогла. Сиф поддержал мать. Он подумал: "И Ева уже стара".
- Он очнулся! - сказал Сиф. Во влажных глазах Адама с порозовевшими веками будто отразилась чья-то улыбка. Волнение мешало Адаму сосредоточиться. Губы его дрожали.
- Не так давно... я видел... не так давно я видел, Сиф, - глухо прошептал Адам. Движения его губ были необыкновенно медленными.
– Я видел, как ангелы помазывают человека елеем жизни.
– Глаза Адама затуманились. Он смежил воспаленные веки. Хотел еще что-то сказать, но только вздохнул. И жалобно улыбнулся. Судорога сжала горло Сифа.
- Отец, ты хочешь, чтобы мы принесли елей из потерянного рая? Чтобы мы помазали тебя елеем жизни?
– Адам неопределенно покачал головой на слова Сифа. Тот вопросительно глянул на Еву, потом - снова на отца. Адам прошептал что-то и снова провалился в забытье.
- Мне надо... Я должен принести елей жизни, - в задумчивости проговорил Сиф.
– Я помолюсь, и Господь покажет мне путь!
12. Ева принесла сыну одежды чистого белого цвета. Сиф покрыл себя от шеи до пят и, пока укорачивал подол с помощью пояса, вспоминал, как впервые отец взял его с собой в святилище на молитву.
В то утро юноше Сифу привиделся страшный сон. Маленькие дети, толпясь у топчана, утешали плачущего брата. Адам успокаивал его и неловко гладил по голове.
"Что тебя так расстроило, Сиф?"
"Двое мужчин, очень похожих на тебя... Один убил другого... А убив, пил у него из горла кровь".
– Сиф заметил, что его рассказ испугал отца.
"Это всего лишь сон", - сказал Адам и вышел. Сиф уловил в словах отца неуверенность...
Старая Ева, глядя, как одевается на молитву ее престарелый сын, вспомнила тот же день, что и он.
В то утро она раскатывала каменной скалкой в плоском каменном корыте лепешки.
"Сифу приснился твой сон", - выйдя из дома, сказал Адам. Ева, уловив тревогу в голосе мужа, оставила скалку и вытерла пот со лба.
"Какой сон?"
"Тот, в котором Каин убивает Авеля".
"Рано или поздно, Адам, детям придется рассказать правду. Или они узнают полуправду от каинитов".
"Каин скрывает братоубийство, - неуверенно сказал Адам, - есть ли нужда открывать это нам?"
"Если ты собираешься научить Сифа молитве в святилище, тебе придется рассказать
– И в большом смущении добавила: - Иногда молчанием предается Бог".
"Не упрекнет ли нас Сиф, как упрекнул Каин?"
"Господь послал нам Сифа вместо Авеля, а он никогда не упрекал нас, Адам... Я хочу напомнить тебе один вечер, когда мы подходили к четырем рукавам реки. Помнишь, мы увидели, что рядом с нами по водам идут люди, великое множество людей. Они ступали плавно, точно были сотканы из облаков. Столько людей и сейчас не живет на земле. Они брели так же понуро, как и мы, будто их тоже изгнали из рая. Вспомни их скорбные темные силуэты. И сколько, сколько их шло на фоне темнеющего фиолетового неба. Мы не знали, что это были за люди. Мы спрятались в прибрежных ивовых деревьях, а они шли и шли мимо нас, не замечая нас, точно нас уже не было. Помнишь, мы думали, что они, как и мы, сотворены Богом. Может, Бог сотворил человека как человечество, - помнишь, мы думали так? Но вспомни, Адам, мы же из вечности переходили во время, и, может быть, это были наши внуки и правнуки. Один из них прошел так близко, что я запомнила его лицо. А когда родился Сиф, и я впервые взглянула на малютку, мне почему-то вспомнилась именно та ночь и лицо именно того человека, который, скорбный, точно изгнанный из рая, прошел мимо дерева, на котором мы прятались. Наш сын все больше и больше становится похож на того человека. Они все - наши дети. И те, которые, может быть, уже не будут помнить нас, - они должны понять, что мы все, все люди в падении. Все! Но если они не поймут, что тоже изгнаны из рая, они падут еще ниже, чем мы. Наш сын Каин не понял этого! Мы все, все!
– и те, кто не родился, - мы все изгнаны из рая".
Адам долго что-то говорил о парных галлюцинациях, но прервал сам себя и сказал:
"Если ты права, и каждый человек низвержен из рая, весь мир низвержен с высоты пакибытия, если это в каком-то приближении именно так, то должно быть и спасение падших".
"Господь пошлет утешение! Помнишь, Адам, когда мы отчаялись, что не хотелось и жить, когда все живое и неживое отвернулось от нас, когда мы стали думать, что Он нас уже не любит, утром в нашу пещеру пришел зверек, которого в раю ты назвал кошкой. А потом мы услышали блеяние овец... Придет время, Адам, и Господь простит нас и снова поднимет на небо, и мы не будем чувствовать притяжение планеты..."
...Сиф облачился и, пройдя через высеченный в скале ход, зашел в святилище.
Для устроения оного Господь оставил Адаму мудрость, ибо влекло сердце Адама к Богу, и Адам приступил к работе и работал. Сделал жертвенник из дерева длиной пять локтей и шириной пять локтей и высотой около трех локтей. Пустоту внутри жертвенника наполнил освященной землей.
У порога, в умывальнице, выдолбленной маленьким водопадом, Сиф омыл ноги и руки. Здесь все оставалось таким, как и несколько сот лет назад, когда сын впервые помог Адаму омыть ноги. И теперь, омывая свои, Сиф подумал, что они очень похожи на ноги Адама, даже волосяной покров после воды ложился таким же рисунком.
Сиф снял белое покрывало с жертвенника и, отвернувшись, хлопком сбил с материи пыль. На столе в привычном порядке стояли горшки для пепла, лопатки и угольницы из костей животных, острые каменные ножи, деревянные вилки.
"Отец, - спрашивал юноша у Адама. Сиф точно услышал из прошлого свой незрелый, ломкий, резкий голос, - отец, ты говорил, что в раю слышал голос Бога. Как же ты можешь молиться сейчас, когда не знаешь, слышит ли тебя Господь?"
"Он удалился от нас после нашего ослушания, но он бесконечно близок. В это надо верить, Сиф, и, если ты поверишь моим словам, то будешь выше меня, потому что я видел, в моей вере есть опыт, а ты не видел и уверовал. И когда ты почувствуешь, что молитвенно вошел под Божью любовь, тебе не надо будет ничего объяснять..."