Енох
Шрифт:
- Это арбалет, - сказал он, с восхищением рассматривая оружие.
– С ним мы забудем, что такое голод.
"Все успехи каинитов родились не от творческого избытка человека, а из глубокого несчастья нашего грехопадения, - с горечью подумал Сиф.
– И об этом никогда не надо забывать".
Мафусаил, рассматривая арбалет, сиял.
- Хотите, я расскажу вам, как покупал оружие?
– спросил Мафусаил.
– Вот послушайте!
Сиф отщипнул от лепешки и, положив маленький кусочек в рот, стал медленно жевать.
"Мафусаил говорит искренне, - размышлял Сиф, - и, наверное,
- ...я положил оружие. Рука на столе снова ожила, протянулась ко мне, и я пожал ее на прощание... Тебе неинтересно, Сиф, то, о чем я говорю?
– вдруг спросил Мафусаил.
Сиф очнулся от размышлений.
- Не сердись на меня, Мафусаил. Я жду, когда ты расскажешь об отце своем Енохе, и никак не могу дождаться.
– Он улыбнулся. И Мафусаил улыбнулся. Улыбнулась и Ева беззубым ртом, понимая, что мир за трапезой восстанавливается. И ручей во дворе зажурчал веселее.
– Я должен найти елей жизни в потерянном раю и помазать Адама. И тогда все чада его вспомнят вместе со мной тот мир, когда Адам казался большим и взрослым. Я сегодня молился, и мне показалось, будто Господь сказал мне, что в моих поисках мне должны помочь люди. И в тот же вечер приходишь ты, Мафусаил, и говоришь, что вернулся Енох, которого мы считали погибшим. И говоришь, что он вернулся от ангелов.
- Прекрасно! - сказал Мафусаил.
– Значит, у меня будет попутчик.
- Смотрите!
– вдруг вскрикнула Ева. Ее рука и испуганное лицо устремились в небо. Все подняли головы.
- Что это?
– спросил Мафусаил, выронив из рук арбалет.
Нет ответа.
По небу проплывал черный шар, уменьшенный расстоянием до величины тыквы. Некоторое время с легким испугом наблюдали его плавный таинственный полет. Он заплыл за гору, как заплывает луна.
...На другой день, когда спала жара, Сиф и Мафусаил отправились в путь. Ева провожала их до поворота. Ева нежно расцеловала Сифа, а Сиф губами прижался к загорелой до черноты руке матери. Белый рукав делал ее руку еще чернее.
Поехали вниз на ослах, прямо на солнце.
- Все же, что за шар мы видели вечером, - спросил Мафусаил.
Сиф не знал, что ответить.
- Интересно, - сказал он, точно не расслышал вопроса, - где сейчас Енох и Мелхиседека?
19. Енох и Мелхиседека, глядя на человека, спускающегося по широкой горной тропе, сразу догадались, что он - сифит, потому что путник был очень высокого роста.
- Ты, похоже, Енох, сын Иареда?
– после приветствия спросил путник, с любопытством рассматривая Еноха. И когда тот кивнул, продолжил: - Про тебя рассказывают всякие небылицы.
– Его слова опечалили Еноха. Путник заметил это и, чтобы перевести разговор, спросил: - Что привело тебя в наши края?
- Мы едем в дом вдовы Сапанимы.
Путник нахмурился.
- Ты назвал ее вдовой. Что это значит?
- Это женщина, у которой умер муж.
Путник поморщился.
- Новые слова... и темная история! Все только и говорят об этом.
- Говорят - что?
– спросила Мелхиседека.
- Говорят, что она убила своего мужа, как Каин убил Авеля.
- Скоро смерть придет в дома и других сынов Божиих, - сказал Енох, - и тогда люди перестанут судить Сапаниму и устыдятся своих подозрений.
Путник долгим испытующим взглядом посмотрел в глаза Еноху.
- Ты говоришь страшные вещи, Енох!
- Испытуй людей, что клевещут на Сапаниму. Мы не видим в других греха, которого нет в нас самих. Эти люди на уровне помысла носят в себе грех убийства.
- Откуда тебе знать это, Енох? От ангелов?
– дерзко спросил путник, обиженный словами Еноха, и зашагал прочь.
Когда он удалился, Енох в задумчивости сказал:
- Никто не верит, что я был у ангелов.
Мелхиседека улыбнулась.
- Поверят, Енох!
– Она улыбнулась так открыто и счастливо, будто Еноху уже все поверили.
– Они будут помогать Сапаниме, Енох.
– И спросила: - А каиниты помогают друг другу?
– Ей хотелось, чтобы каиниты не помогали.
- Почему бы им не помогать друг другу? Конечно, помогают. Они же люди.
Тропа стала еще шире. Енох и Мелхиседека поехали рядом.
- Еноше, а как жить, чтобы умереть до потопа?
Енох ответил не сразу.
- Там, в пророческом будущем, я перечитывал книги одного из апостолов вочеловечившегося Бога, - сказал Енох, бережно подбирая слова.
– В ней было написано о чужой совести. Жить так, чтобы мою свободу не осуждала чужая совесть. Когда я прочитал эти слова, они показались мне знакомыми, а на душе стало радостно, как бывает при воспоминаниях о детстве. И, знаешь, я вспомнил, вспомнил там, что очень похожие слова слышал от Адама, когда отец наш Иаред привозил меня к нему на благословение. Наверное, Адам говорил эти слова всем, кого благословлял, но с годами мы забывали их. Во всяком случае, здесь, в допотопном мире, я их больше никогда не слышал. Может быть, кто-то из сифитов живет по этим словам, но дело в том, если жизнь свою устраивать по этой мудрости, то этого никто и не заметит.
Мелхиседека обеспокоенно сказала:
- Однажды я вслух упрекнула отца... за его... сношения с каинитянками. С тех пор его совесть осуждает мою свободу? Но разве я была не права? Разве отец не предал нас, когда спустился в шатры каинитянок? Разве наша мать Сахарь не ослепла от слез? И разве ты, Енох, пусть в юношеской запальчивости, не предлагал матери уйти от отца и построить новый дом?
Енох долго молчал.
- Если бы в тот миг, когда мы упрекали отца, мы желали бы ему спасения, наши сердца не породили бы упрека, и он не слетел бы с наших уст.
- А каиниты? И их совесть не должна ограничивать нашей свободы? Недавно ты говорил о тех, кто осуждает Адама за грехопадение, а сам ты, Еноше, - о, прости, я не осуждаю, - ты (Мелхиседека улыбнулась) произнес эти слова с упреком.
Енох виновато улыбнулся.
- Наверное, надо быть готовым терпеть и несвободу. За Господа. За Адама... Не осуждай отца, Мелхиседека! Он охладел к молитве и потерял защиту Господа, но остался человеком с чистым сердцем... и... ему помогли спуститься к каинитянкам.