Энохиан. Крик прошлого
Шрифт:
руками, а пальцы с силой тянут за растрепанные волосы.
– Каталина Ботрайт!
– зовут они меня.
– Я не хочу этого помнить!
– уже во всю глотку ору я, надеясь, что вот-вот санитары займутся
и мной. Пусть лучше я буду чувствовать их безжалостные удары. Это лучше всего того, что
разгорается в моей голове. Мне страшно от осознания того, что мои воспоминания могут
вернуться. Вот только чего именно я боюсь?
Часть первая
В
1. Незнакомый мне безумец
Мое тело все еще била нервная дрожь, но я все же шла в общем потоке больных. Нас, словно
стадо овец, вели на прогулку в больничный двор. Это было жуткое место с моей точки
зрения. Повсюду все такие же серые стены и решетки. Земля почти везде залита бетоном.
Будто мы не выходим на улицу, а заходим в помещение без крыши. Нас заставляют побольше
двигаться и дышать полной грудью, но отсутствие крыши над головой совсем не означает, что я не чувствую едкого запаха лекарств, дезинфекции, сумасшествия и смерти.
Легкое дуновение летнего ветерка заставило меня вынырнуть из мрачных мыслей. Мы
приближались к открытым настежь железным дверям, в которые проникал яркий солнечный
свет. Какой же жестокий обман это был для каждого, кто еще не до конца утратил рассудок и
втайне надеялся однажды выбраться из лечебницы! Ты видишь перед собой открытые двери, чувствуешь свежий воздух на щеках, следишь, как робкие лучи солнца встречают тебя, но
стоит лишь переступить порог, как натыкаешься на очередную неприступную стену высотой
в несколько футов и колючей проволокой, проведенной на ее вершине. Порой мне казалось, что суть подобных мест была не в том, чтобы вылечить душевнобольных, а в том, чтобы
убить их окончательно. Ведь если нельзя просто пристрелить нас, так почему же не отобрать
единственную дорогую вещь, которая помогала нам еще хоть как-то держаться в этом мире?
Почему бы не отобрать надежду? Наверное, им нравилось напоминать нам о том, что выхода
из этого места нет и никогда не будет.
Этой ночью прошел сильный дождь, и поэтому вокруг витал запах мокрой земли и асфальта.
Он что-то мне смутно напоминал, но совсем недавняя процедура с использованием ЭСТ не
позволяла этим воспоминаниям прорваться и обрести форму.
Больные медленно разошлись по небольшому двору. Им даже позволили играть в мяч или
просто сидеть на немногочисленных лужайках, наслаждаясь солнцем. Санитары и некоторые
медсестры стояли у входов во двор или у стен и внимательно следили за каждым из нас. Я
устроилась на небольшом холмике, который был под самой стеной и едва покрывался свежей
травой.
Мое одиночество продлилось совсем недолго. За все то время, что я пробыла в этом месте, хотя, наверняка я не могла сказать, как долго это было, у меня был один-единственный друг, которым я очень дорожила. Тиму было не больше восемнадцати, хотя пробыл он в этом месте
большую часть своей жизни. Он, как и я,не помнил, почему здесь оказался, но продолжал
верить, что однажды нам удастся сбежать, и тогда мы будем по-настоящему счастливы.
Я заметила, как он с улыбкой идет ко мне. Худощавый, но высокий. С темно-русыми
волосами, которые стоило бы подстричь. Большие светло-карие глаза на выкате и очень худое
лицо с резкими и угловатыми чертами. Возможно, он и не был ослепительно красив, но все
же меня всегда к нему тянуло, словно магнитом. Я ведь и сама не была красавицей со своей
бледной кожей, черными, словно воронье перо, волосами, большими и неестественно
голубыми глазами и маленькими чертами лица.
Наверное, многие могли бы подумать, наблюдая за нами со стороны, что между нами есть
какие-то романтические отношения. Мне всегда хотелось рассмеяться, когда мои врачи
предполагали нечто подобное. Во-первых, любая романтика была бы дикостью в подобном
месте. Ну, сами подумайте, какие могут быть сантименты, когда тебя хотя бы раз в неделю
бьют током, а каждый вечер пичкают лекарствами, после которых ты даже на овоща не особо
смахиваешь?
А во-вторых, Тим был для меня кем-то вроде брата. Я действительно любила его, но только
как человека, с которым меня очень многое связывает. Как друга.
– Как твое лечение?
– плюхаясь рядом со мной на траву, спросил Тим.
Он всегда замечал свежие ожоги на моих висках, которые оставались после ЭСТ. Я
неуверенно передернула плечами и опустила взгляд. Руки Тима тоже подрагивали, и он
постоянно их потирал, будто пытался унять дрожь. У нас был один и тот же диагноз:
шизофрения. Вот только у меня врачи выявили легкую форму шизофрении, главным
симптомом которой были слуховые галлюцинации, а с Тимом все было куда сложнее. Порой
он не только слышал голоса, но даже видел их владельцев, которых на самом деле никогда не
существовало. Я несколько раз видела, как он кричал и бился в истерике, пытаясь избавиться
от «непрошеных гостей». Были ли они реальны или же мы действительно больны? Кто знает.
– Знаешь, - неожиданно бодро заговорил мой друг.
– Я думаю, что, когда мы выберемся, нужно поселиться где-нибудь у моря.