Энола Холмс и Леди с Лампой
Шрифт:
Вот что у меня получилось:
О да, ну теперь мне все ясно!
(Надеюсь, любезный читатель догадался, что таким образом я попыталась пошутить.)
Я сверлила взглядом листок до тех пор, пока у меня не потяжелели веки. Действительно, я ведь почти не ела и совсем не спала уже около двадцати часов. Обычно это не мешало мне размышлять, однако сейчас выжать
Вероятнее всего, два листа отмечали конец — чего? Слова? Предложения?
А что тогда означал один лист?
Он тоже походил на некий разделитель. Оставались только звездочка и точка (так я стала называть про себя седмичник и розу) — но разве можно было составить послание всего из двух символов?
Очевидно, я что-то упустила. Значение цвета? Французские узелки вместо сердцевин седмичников? Возможно, они чем-то различаются между собой? Не выпуская бумаги из рук, я бросилась к кровати, где все еще лежали синие ленты, и принялась всматриваться в крошечные стежки. Уже наступила ночь, и их освещал лишь слабый огонек свечи.
Наконец, поддавшись усталости, я рухнула на постель — не раздевшись, с зажатым в руке листком — и тут же уснула.
Глава восьмая
Судя по всему, перед тем, как уйти домой, Флорри заходила в мою комнату и, не желая меня тревожить, задула все свечи, чтобы предотвратить возможность пожара. Только такое объяснение я нашла тому, что ночью проснулась в кромешной тьме.
Меня разбудила сильная боль — от голода скрутило живот. Застонав, я попыталась вспомнить, кто я такая и что здесь делаю. Я села в кровати — и тут же замерла как статуя...
...услышав другой стон.
Стон старого дома. Тихий и жуткий. Это стонали ступеньки.
Кто-то крался вверх по лестнице.
«Опасность!» — закричал голос у меня в голове. Под весом хрупкой миссис Таппер они никогда так не скрипели. По частоте звуков я догадалась, что в дом вторглись двое, и теперь они молча поднимались по лестнице, нащупывая путь в темноте.
Поразительно, как быстро реагирует человек, даже уставший и сонный, на любые признаки опасности. Я мгновенно и неслышно смела с кровати все ленты и листы, и с этими ценными уликами осторожно опустилась на пол между кроватью и стеной.
Ровно в ту минуту, когда я растянулась по полу, повернулась дверная ручка, и дверь открылась. В комнату просочился тусклый свет. Я старалась лежать неподвижно и по возможности не дышать.
— Кровать до сих пор заправлена, — заметил один из них хриплым голосом, который выдавал в нем уроженца Ист- Энда. — Видно, курочка сбежала из курятника.
— Полагаю, испугалась похитителей, что с ее стороны вполне разумно, — сухо отозвался его спутник. По аристократическому акценту и приятному тенору я поняла, что это мой преследователь, от которого я сбежала сегодня на Парк-лейн. — Что ж, если ее здесь нет, почему бы нам не одолжить несколько свечей?
Они
Я перевела дыхание и торопливо, но пытаясь не шуметь, поднялась с пола, разулась и положила обувь на кровать. В одних чулках я на цыпочках подкралась к двери и прислушалась.
Они обыскивали спальню миссис Таппер.
— ...синий шелк, пышная юбка, как на платьях моей бабушки, — насмешливо произнес аристократ, как будто ему казалось забавным, что он копается в гардеробе бедной старушки. — Должно быть, оно.
— Наверняка. Дайте-ка я подол разрежу.
Довольно долго из соседней комнаты раздавался треск ткани, разрезаемой ножом (в конце концов, платье было огромным). А затем — сначала тихо, а потом с нарастающей громкостью и возмущением — из здоровяка посыпались ругательства.
— Ни черта! — взревел он.
— В самом деле, — со смешком отозвался аристократ. — Великий Пу-Ба (персонаж комедии "Микадо") будет недоволен. Почтовая голубка сказала, что послание в подоле?
— Старуха-то? Да какая она холубка, ничехо не знает, глухая как пень — чехо от нее добьешься. Птица ей платье подарила, вот и все, што мы из нее смогли вытянуть.
— Возможно, в оборках спрятана записка?
Снова раздался треск ткани. Бедное истерзанное платье! Кем бы ни был «Великий Пу-Ба», определенно он разговаривал с живой миссис Таппер, и от этой мысли мне стало чуть легче на душе. Однако расслабляться было рано.
— Ни черта, — пожаловался грубый здоровяк. — Его светлость подумает, што мы делаем работу спустя рукава.
Тогда я решила, что «его светлостью» эти бандиты называют загадочного Анонима, которому служат и которого, похоже, недолюбливают.
— Что ж, — скучающим голосом отозвался аристократ, — заберем платье с собой. Пускай он сам убедится, что здесь ничего нет.
— Ну и по-дурацки же мы будем выглядеть с этим чертовым платьем под мышкой!
— Однако вы не постеснялись таскать за собой старую даму в чертовом платье...
— Эт’ друхое.
— ...при свете дня.
— Да кто б нас заметил?!
— А кто заметит нас сейчас, кроме пьяниц и продажных девиц? — парировал аристократ.
Послышался шум шагов. Оба негодяя, пройдя мимо моей комнаты, начали спускаться по лестнице.
«Я вас замечу», — подумала я про себя, приоткрыла дверь и выглянула в щелочку, чтобы посмотреть на них при слабом свете, льющемся в лестничное окно с улицы. Они выглядели как силуэты в театре теней. Здоровяк меня мало интересовал, поскольку все мое внимание привлек знакомый Классический Профиль. В эту напряженную минуту я внезапно осознала, что уже видела его раньше. И едва не ахнула: к счастью, здравый смысл вовремя уберег меня от этого.
А вот удержать на месте не смог. Безопасность сейчас волновала меня куда меньше возможности проследить за похитителями и, быть может, найти миссис Таппер.