Эпистолярий
Шрифт:
...В крепкую осень особенно синее небо,
В зябком пространстве кричит журавлиная стая...
Утречком дождик, а к вечеру, точно, зарежут, -
Шутил мужичок, нас во дворик тюремный впуская,
В крепкую осень, в особенно синее небо...
Карл все смотрел и смотрел на летящую стаю,
Плакал... И вдруг - замахал и захлопал руками
Себя по бокам, по бокам! И подпрыгнул!.. и плакал...
Прижавшись в осеннюю грязь - как мы оба кричали!
...
Не оттого, что "прекрасна весна на границе",
Не оттого, что "Флоренция пробует лютню",
А Карл все кричит и едва различается лютня...
Не оттого, что беда мне с моею водою,
Не оттого, что уже и не жажду прощенья,
Не оттого, что за взглядом Ее мимолетным...
Не оттого, что глаза у Нее золотые!
–
Что мне увидится, если я взгляд Ее встречу?
Как утолить навсегда ненавистную жажду?
Кто станет пить мою старую, затхлую воду?
"Ту, что в пустыне!.." Но эту я вылил на Карла.
Он замолчал... Ты такой тишины и не слышал!
–
С каждым растущей сюда приближавшимся шагом.
Звякает ключ... Поболтать бы, да видно, пора мне.
Вот и поймал это слово: "Прощай", милый Лютер!
* * *
Унося свою Родину в складках гнилого плаща,
Если нет и плаща, или даже с чужого плеча -
Обернись и смотри в опустевшее чистое поле...
И покуда на лбу не появятся капельки крови,
И покуда на лбу... Уходи из отеческих мест.
У любимой моей!
– И молись на жасминовый крест.
У любимой моей!
– Вспоминай и навеки забудь.
Неразрезанным яблоком пахнет припухшая грудь,
У любимой моей - переполнены светом глаза,
Переполнены словно осеннего сока лоза,
У любимой моей...
– Уходи из отеческих мест.
У любимой моей!
– И молись на жасминовый крест.
У любимой моей! Даже если с чужого плеча -
Унося свою Родину в складках гнилого плаща...
***
Полыхнуло ливнем
Небо в белый свет!
Побежал по глине,
Набухая след.
От небес до суши
Серебрится пыль -
Это ведьмы сушат
Голубой ковыль,
Это бойкий леший,
Булькая губой,
Помогает вешать
Ведьмам голубой.
Мягко обметает
Золотую пыль
Над колоколами
Голубой ковыль.
И сквозь эту голубь
Далеко ясна
Церква - битый голубь
С лапкою креста.
***
Тройки, праздник,
Речка... Роща... Горка...
Колокольчик на дуге
Таял от восторга!
Увязая в снежный дым,
Вставший облаками,
Не бежали вслед столбы
Черными ногами.
Ждала. Жала простыню,
Трогала иконы,
Продышала полынью
В озере оконном.
С голубой ольхи халат
Уронив на спину,
Тихо порванный солдат
Иву отодвинул...
В дымный вечер голубой
Поднялись, помчались -
Между небом и землей
Странные качались
И глядели сквозь закат,
Как по бел дороге
Снова порванный солдат
К озеру подходит,
Через озеро идет
И глядят из глыби -
В пучеглазый синий лед
Вплавленные рыбы.
***
Куст ольхи дымясь растаял,
Сподобясь дневной луне,
Стала - девица лесная
В тихой глубине.
И не шла и не стояла,
Трогая лицо,
Поднимала и роняла
Белое кольцо.
Над коленкой голубою
Дымку платья занесла
И прозрачной головою
Страшно затрясла.
Подняла ли, вновь склониться -
Перья из угля
Перепуганною птицей
Лопнули в поля.
Водяные тихо воют
На протяжных пнях,
Замерла - и речка кровью
Облилась в камнях.
Только волосы качает
Мертвая вода,
Мимо с теплыми свечами
Ходят холода.
Голубое в поле тает
Ветра колесо.
Птицы небу обглодали
Черное лицо...
Только волосы качает
Мертвая вода,
Мимо с теплыми свечами
Ходят холода.
Да и не было девицы!..
Да и девица - Была!
Безъязыкой трудно ль птице
Вспоминать слова?
***
Я из леса ушёл, наугад, как уходят из леса,
Было нечего ждать, даже если и было кого,
Было - солнце гнездом прошлогодним застыло на месте,
Было - небо притихло и сжалось в горячий комок.
Всё качнулось - и всё... Замотало по лесу кругами,
Эта женщина шла не ко мне, а попала ко мне.
Я её обнимал голубыми до крови руками
И носил по стране, по большой и нелепой стране.
Я из леса ушёл наугад, как уходят из жизни,
След за мной отставал, догонял и хрипел тяжело.
И хлестали мне ветки с коротким, забывшимся визгом
И весеннее небо, как кровь захлебнулось и горлом пошло...