Эпоха и Я. Хроники хулигана
Шрифт:
Дмитрий Быков: Да, это энергия такая страшная.
Oтар Kушанашвили: Да, но после того, как такая глыба по параметрам и по поведению была в стране, каким же должен быть человек, который его заместит? Таких людей нет.
Дмитрий Быков: Поскромней, попроще. Ельцина же смог заместить Путин, хотя Ельцин спал по шесть часов или четыре, а Путин, думаю, спит по семь и совершенно иначе выгладит. Там нет маленького скромного человека, который скажет, давайте расплатимся.
Oтар Kушанашвили: На
Дмитрий Быков: Скажи, пожалуйста, ты довольно резко проезжаешься по тандему, что по Путину, что по Медведеву. У тебя тоже есть ощущение, что они не страшные ребята, что, может быть, придут и пострашнее?
Oтар Kушанашвили: Я допускаю, что придут и пострашнее. Но очень не нравится тон.
Дмитрий Быков: Мне тоже не нравится.
Oтар Kушанашвили: Я попытаюсь объяснить на своем дилетантском уровне. Я в Кутаиси, Кутаиси – город воров в законе, по последним событиям понятно, что воры в законе чуть ли не Москву себе подчинили. Я из города, где поножовщина начиналась чуть ли не с колыбели. Вот один из них разговаривает, как блатной в моем районе, который наказывал нас, избивал. Он со всеми разговаривает таким образом, и мне тон этот очень не нравится. Тон априорного превосходства над всеми, который совершенно неуместен. Это один из них, а про второго я могу сказать, что… в книге же открытое письмо Медведеву! Я жду от него дома хорошего, у меня семеро детей за городом, я искренне попросил его дом, меньше попросил обращать внимания на Суркова, у которого совершенно определенный…
Дмитрий Быков: Сурков – это, по-моему, довольно страшное явление.
Oтар Kушанашвили: Ox, страшное! А его кровь, учитывая ее состав, – конечно страшное. Но я попросил Медведева перестать все время пить чай с Сурковым, обратить внимание на меня, на гения.
Дмитрий Быков: Да, ты бы в качестве главного идеолога России был бы наименее вредоносен, ты иногда веришь в то, что говоришь, а это очень важно, он-то не верит ни одному своему слову. Кстати, про неуемного публициста Минкина я очень порадовался, это здорово, хотя я очень люблю Сашу, но меня очень интересует вопрос, что это за развод, который ты так часто упоминаешь?
Oтар Kушанашвили: Развод, приучил себя уже говорить о нем с иронией, но развод был такой кровоточащий, самый грязный, пять лет назад.
Дмитрий Быков: У тебя четверо же детей?
Oтар Kушанашвили: Семеро! У меня четверо пацанов и три ослепительных барышни, старшей из которых 15 лет.
Дмитрий Быков: А младшей?
Oтар Kушанашвили: Полтора года.
Дмитрий Быков: Великолепно, то есть ты в
Oтар Kушинашвили: Нет, я не в браке.
Дмитрий Быков: Ты просто широко осеменяешь собой.
Oтар Kушанашвили: Я бы рад так сказать и обратил на это внимание Дмитрия Анатольевича, и, если он до 2012 года прочтет это письмо, он поймет, что это все говорящееся и никогда не исполняющееся. У меня семеро детей, моя, когда ходила за каким-то вспоможением от государства, всегда была посылаема, хотя она гражданка Российской Федерации, и семеро детей, и развод при таком количестве детей, при шести тогда, дался мне тогда кровавым образом. Это самое болезнетворное ощущение за всю жизнь. Невозможно было помириться с человеком, когда исчезает все и в глазах пустота и переходит в ненависть потом.
Дмитрий Быков: Сколько ты был в этом браке?
Oтар Kушанашвили: Я женился после выпускного вечера в Кутаиси, эта барышня была со мной оттуда, я обещал, что кроме лампочки Ильича мы узнаем много нового о жизни, например, как делаются журналы.
Дмитрий Быков: Скажи, а где ты сейчас числишься? Или ты абсолютный фриланс?
Oтар Kушанашвили: Я числюсь в составе подхалимов при Сунгоркине.
Дмитрий Быков: Сунгоркин главред Комсомолки вообще, замечательный человек.
Oтар Kушанашвили: Да, и я описал для них на kp.ru блестящие заметки на фоне того, что там публикуется, и получил предложение от Александра Ивановича Куприянова. Это работа, я схватился за нее, а они подозревали с дисциплиной, всем казалось, что я не дисциплинированный. Но я пью в выходные с неистовством, но в рабочие дни… А как вот книга Синего Колера, которую ты издал в Питере, там написано, что вот я работаю там много, что это постепенно вытеснило… а у меня нет.
Дмитрий Быков: Скажи, а нет у тебя ощущения, что надо было ехать в Штаты, а не в Москву?
Oтар Kушанашвили: Нет, не было. Я из тех парней, которые знают, что я не могу делать что-то. Когда мои товарищи из «Московской правды» разлетались, был один парень, армянин, он уехал, но великим публицистом не стал, пишет какие-то статьи, но чувствует себя там шикарно. Приезжал туда в ужасе от того, что здесь мрачно, серо, давяще. А для меня – я не рожден для этого.
Дмитрий Быков: А есть ли тебе как музыкальному журналисту, чем сегодня заниматься в России?
Oтар Kушанашвили: Конечно, есть.
Дмитрий Быков: Расскажи чем.
Oтар Kушанашвили: Сергей Шнуров ходил на эфир к Алле Пугачевой, и они разговаривали. Там он говорит: «У меня есть такой товарищ, музыкальный критик, Максим Семеляк, и он ушел из профессии, писать не о ком». Я, например, думаю, что сегодня до сих пор никто не сказал, какой Леня Агутин мирового класса музыкант.
Дмитрий Быков: Ну это Эл Ди Меола сказал уже много раз.