Эр-три
Шрифт:
Терпения моего хватило на три дня: за это время я детально вник в букву и дух злополучной инструкции, запросив, на всякий случай, нотариально заверенный ее перевод на британский язык, разобрался с ситуацией на Объекте и Проекте в целом, ситуации этой ужаснулся и понял: пора решительно действовать.
Точнее, я решил, что на одного меня такой ответственности много, и отправился делать то, чему советская бюрократия научила меня уже довольно успешно: объемную ответственность разделять.
Администратор Проекта, Наталья Бабаева, встретила меня с дежурной улыбкой и с несвойственным вечно позитивной
– Дело даже не в том, Наталья, что мне не хочется всем этим заниматься, - сообщил я после дежурных расшаркиваний и предложения перейти к делу.
– И даже не в том, что у меня нет на все это времени, и в контракте моем такой странной административной работы не было. Мне такую функцию просто не потянуть, знаете ли. И дело в том, что...
Оказалось, что волоокой сирене (кстати, не вздумайте называть русалку в глаза сиреной: это еще обиднее, чем определить исландца ледяным магом) вполне свойственна ироничность на грани ехидства и даже почти хамства.
– Я вижу нечто необычное, - перебила меня Наталья Бабаева.
– Профессор Амлетссон нашел задачу, с которой не в состоянии справиться?
Слова администратора оказались тем более обидны, что были совершенно правдивы. Неуступчивый характер мой и привычка собачиться по любому вопросу, ставящему под сомнение мою профессиональную компетенцию, на Проекте были известны уже очень хорошо и практически каждому. Очень хотелось вздыбить шерсть и приподнять уголки губ в пародии на агрессивную улыбку, но я сдержался: в общении с начальством, да еще и при решении достаточно сложного вопроса такое поведение было бы, как минимум, неуместным.
– Дело в том, Наталья, - продолжил я прерванные администратором дозволенные речи, - что я, при всех моих неоспоримых достоинствах, не просто не травматолог, а даже и не врач! Все, что я могу сделать – зарегистрировать происшествие и попросить кого-то, кто недостаточно быстро бегает, помочь доставить пострадавшего на аэроплощадку для эвакуации. Штатный пилот Проекта, превратившийся за последние две недели в водителя санитарной машины, уже смотрит на меня волком, вовсю меня избегает, и скоро начнет огрызаться!
– Вообще-то, для этого у нас есть медпункт!
– сообщила мне администратор. Я жизнерадостно осклабился и повел линию нападения дальше.
– У нас есть медпункт, верно. Только в нем дежурит единственный медбрат, он, при всем уважении, все же не врач, койка в медпункте всего одна, да и та, скорее, осмотровая кушетка. Набор медикаментов, специальная аппаратура, свод эфирных техник, в конце концов!
– я вглядывался русалке куда-то в переносицу, искренне пытаясь разглядеть, издевается ли надо мной собеседница или и вправду не понимает, к чему я клоню.
Немного помолчали. Я молчал сдержанно и деловито, продолжая сверлить начальство, пусть и временное, взором. Начальство молчало растерянно и выжидающе, не делая даже попыток догадаться, чего я, собственно, он него, начальства, так скандально хочу.
«Да она же устала, как собака! Как комнатная собачка, пробежавшая чудовищные сто миль на коротеньких и слабых лапках!» - вдруг устыдился
– Наталья, все очень просто. Проекту нужен нормальный лазарет, коек, хотя бы, на десять, второй медбрат или даже фельдшер (я, кстати, удивился, когда узнал, что в Советской России подобный медицинский персонал называется этим германским словом), и, наконец, проекту нужен постоянный врач!
– я перевел дух, и продолжил.
– И, при всем моем уважении к товарищу Железо, врач специальности более приземленной, например, травматолог!
О том, что в некоторых случаях нужнее токсиколог, а в совсем редких – еще и нарколог, я разумно умолчал, предполагая, что с редкими случаями случайного отравления алкоголем справится и специалист по травмам. Следовало, правда, снабдить такого доктора нужной аппаратурой и медикаментами, эфирными и химическими.
Я ожидал чего угодно: вспышки начальственного негодования, новой порции убийственной иронии, обещания, наконец, заняться вопросом когда-нибудь потом, по факту появления времени и других ресурсов, но действительность актуальная оказалась куда неожиданнее ожидаемой.
Наталья Бабаева улыбнулась: не дежурной, набившей уже ментальную оскомину, формальной насквозь улыбкой, а как-то весело и по доброму, что твой индоктринолог или советский астронавт. Некая доля ехидства, при этом, в выражении начальственного лица сохранялась.
– Mea culpa, профессор!
– щегольнула администратор знанием языка древних римлян.
– Вам просто не успели сообщить. Или не сочли нужным, или не подумали, что Вам это будет интересно, пожалуй, в первую очередь. И время удачно совпало...
– Наталья наматывала один слой загадки на другой, и я, профессор Амлетссон, вдруг показался себе личинкой тутового шелкопряда, из которой вот-вот готовилось вылупиться нечто совершенно иное, с жесткими крыльями, фасетчатыми глазами и тонким хоботком.
– Сейчас без двух минут полдень, - продолжила издеваться моя визави. Сядьте, пожалуйста, вон в то кресло, - взмах руки показал, в какое именно, - и немного подождите. Не думаю, что она опоздает.
Пересесть в кресло удалось за несколько – пятнадцать, что ли – секунд. Пересесть и обратиться во внимание.
Ровно в двенадцать часов дня по местному времени раздался уверенный стук в дверь. Если бы дело было где-нибудь в Европе, я бы заметил, что так стучатся полицейские, чиновники опеки или судебные приставы, в общем, те, кто в любом случае войдет в помещение, но проявляет остаточную служебную вежливость.
– Войдите!
– сообщила Наталья Бабаева куда-то в сторону двери.
Вошедшая девушка средних лет – примерно тридцати или чуть меньше – оказалась орчанкой, правда, почему-то, не в ожидаемой военной или полицейской (то есть, конечно, ополченской) форме. Наоборот, светлое платье, перепоясанное кушаком из цветного газа и легкомысленные туфли на высоком каблуке создавали образ какой угодно, но не привычный для всех (в моих глазах) советских орков утилитарно-служебный.
Была она, опять же вопреки ожиданию, подтянутой до худобы, и очень, на универсальный человеческий вкус, красивой. Мелькнула даже мысль о том, что это какая-то актриса, и я даже видел ее в хорошем кино, но в каком именно, почему-то забыл.