Эр-три
Шрифт:
Вместо того, что мне хотелось, я исполнил то, что подобало: вид принял строгий и надменный, немного повернулся к собеседнице серьезной, кареглазой, стороной морды, и сообщил медленно и внятно:
– Я – эфирный физик, специальность – низкие и сверхнизкие температуры, взаимодействие эфирных тел и физических объектов! Я великолепно владею магией торможения частиц, как и обратными воздействиями, но меня нельзя, – я чуть приподнялся с диванчика и стал как бы нависать над девушкой – ни в коем случае нельзя
Конечно, пришлось объясняться.
Понимаете, дело в том, что для любого современного исландца определение «ледяной маг» – страшно обидное колониальное прозвище. Это не менее обидно, чем назвать, например, американского темнокожего словом «ниггер», жителя Поднебесной – «шина-мен» или тюркоязычного жителя Ферганского нагорья – «малай», хотя последнее, вроде, их собственное слово.
Прозвище это, по неизбывной своей привычке, придумали британцы во время тресковых войн, шедших с переменным успехом во второй половине минувшего века.
Я, конечно, читал, смотрел и слушал массу материалов на тему этих самых войн, и во всех публичных источниках они представлены как несуразный пограничный конфликт, случившийся между гигантской империей и маленькой, но гордой и независимой, страной, гордость и независимость сохранившей по одной причине: никому не была нужна.
Так вот, треска, как предлог, фиговым листком прикрывала главное, ради чего могучая Британия пошла войной на маленькую Исландию, и главное это называлось умно и интересно: геотермальная энергия.
Ради бесплатного доступа к этой энергии Британия, уже лет тридцать к тому времени держащая метрополию на голодном энергетическом пайке, и развязала серию конфликтов с северным соседом.
Готовилось, конечно, полномасштабное вторжение, оккупация и порабощение мирного населения: примерно так просвещенные соседи много лет назад поступили с Ирландией, и последствия британского владычества икаются давно уже независимому королевству Пяти Пятин по сию пору – спустя сто с лишним лет после обретения независимости!
Готовилось всерьез: одним из этапов подготовки стало так называемое расчеловечивание, в ходе которого соседей старательно убеждали: заселившие остров ледяные маги – не совсем даже и люди. Они, дескать, не испытывают настоящих эмоций, не готовят горячей пищи, питаясь заморозкой, не любят своих женщин, механически продолжая род, и вынашивают коварные планы обретения всемирного господства – через полное замораживание теплых морей и превращение всех людей свободного мира в ледяные туши... Для последующего поедания.
Еще у исландцев нет настоящей свободы, обретаемой посредством всеобщих тайных выборов из двух и более кандидатов: вместо этого ледяные чудовища собираются на всенародный тинг, да еще и нагло называют такое сборище
Все бы у коварных альбионцев вышло лучшим образом, но пропагандисты Придайн совсем немного перегнули палку, обвинив вольных соседей в тесных контактах с Советским Союзом. Дальнейшее зримо и весомо прояснили узнаваемо зубастые боевые дирижабли, зависшие над Рейкьявиком.
Вторжение не состоялось.
В общем, называть взрослого исландца ледяным магом не стоит.
Куяным Тычканова выслушала мою отповедь с окаменевшим от зримого стыда лицом, и совсем было принялась извиняться за допущенную по незнанию бестактность, но я ее перебил: попросил закрыть тему и вернуться к беседе доктора и пациента.
– Итак, Локи, в Вашей медицинской карте подробно описана эфирная аллергия как симптом, и собственно проклятье как клиническое явление, - доктор поступила ровно так, как я ее об этом попросил.
– В этой связи я просто обязана задать Вам несколько вопросов...
В общем, доктору я рассказал все: и о своих страшных снах, и о чудовищных ожиданиях, и о невнятных опасениях. Тычканова слушала, более ни разу не перебив, и я, будто дорвавшись до чутких ушей и заинтересованного взгляда, выдал такие подробности и в таком объеме, коих совершенно от себя самого не ожидал.
– Вот примерно так. Больше мне добавить нечего.
– Я посмотрел на часы. Механодемон уверенно двигал секундную стрелку, минутная плыла значительно медленнее, часовая и вовсе будто стояла на месте, но в совокупности они показывали: с момента начала моего монолога прошло чуть больше часа.
– Мне почти уже нечего спросить, - вернула подачу доктор Тычканова. Она, кстати, улыбалась, но я, увлеченный вниманием к собственной персоне, заметил это не сразу.
– Более того, - уточнила моя визави, - действия Ваши нахожу правильными и своевременными. Путевку на продолжение консультаций и лечение я, конечно, подпишу, но сначала...
Я немного напрягся. По опыту своему, далеко не всегда позитивному, красивая женщина, ставящая условия, может потребовать столь многого и разного, что лучше заранее отказаться – еще до того, как условия эти будут озвучены.
О том, что конкретная красивая женщина, вообще, доктор, а я, на минуту, пациент, Ваш покорный слуга по неистребимой своей кобелиной привычке уже успел забыть.
Перед ментальным взором встала Рыжая-и-Смешливая. Смотрела она с немым укором, вот-вот грозящим перейти в негромкий, но болезненный, укус, и меня это, конечно, отрезвило.
Тем временем, красивая женщина доктор Тычканова уже вовсю говорила о чем-то важном, и важное это касалось, очевидно, меня самого. Я отвлекся от моральных терзаний и принялся слушать.