Эра голодных псов

Бессонов Алексей Игоревич

— Виррен действительно много должен… Я думаю, это не худший вариант. А что с его крейсерами?

— Где-то попали в трёпку, как я понял. Но вроде ничего серьёзного.

— Да, Виррен всегда найдёт, где получить по шее.

— Зато голова у него до сих пор на месте, тебе не кажется? В отличие от многих других. Если бы Бодуэн предложил мне в дело кого-нибудь помоложе, я, наверное, сослался бы на старый насморк… А Виррен повидал жаб больше, чем мы все здесь.

Склад они покинули вместе с Гукмасовым и его подругой — Ицек ждал внизу, разговаривая со своим знакомцем-лидданом.

Старец в плаще порядком заинтриговал Детеринга. Очевидно, он был одним из старших инженеров клана; получается, Ярдвар, помимо всего прочего, ещё и вкладываются в разработки столь сложной боевой техники? Или только модернизируют закупленное на стороне? Никакой информации по этому вопросу он не имел, а она между тем могла оказаться весьма ценной.

— Значит, буду ждать карту загрузки и сигнал, — Гука протянул руку Костасу.

— Обсудим, — кивнул тот. — Если что — плановая связь завтра утром.

— Понял…

Подхватив Ройне, Гукмасов забрался в стоящий на краю площадки лёгкий атмосферный катер, прихваченный, очевидно, с его корабля, и ожидавший шефа пилот резво взял с места.

— Занятная житуха, не правда ли? — произнёс Тальберг, с задумчивостью глядя, как в небе тает крохотная тёмная точка.

— Тебя давит? — заботливо поинтересовался Драпендра.

Инженер только фыркнул в ответ. Как это было уже не раз, подлинный смысл услышанного остался для Йорга в тумане, но очередную галочку в свой «внутренний блокнот» он на всякий случай поставил.

— …Сегодня можно «булькнуть», — острый локоть Костакиса пребольно воткнулся в бок Детеринга. — Крайний раз на этом шарике.

— Я должен понимать это как прямое указание? — поднял брови Йорг.

Командир постучал пальцем по его макушке и шустро рванул вверх по трапу «Шерпы».

— Чем ближе этот старт, тем всё более странные ощущения меня корёжат, — произнесла Кира, когда за её спиной закрылась дверь каюты.

Йорг сдвинул дверцу встроенного шкафа и принялся раздеваться.

— Что именно? — спросил он, не оборачиваясь.

— Ощущение близости финала.

— Финала или… финиша?

— Развязки… о финише нам говорить рано, это я могу сказать почти точно.

— Не думаю, что развязка для нас наступит так скоро. Пока Ледневски никак не проявляет себя. В противном случае мы бы уже услышали о нём. А пока не будет хоть какой-то ясности с этим деятелем, нам придётся болтаться, как сопле — у Костаса под носом.

— Мне начинает казаться, что тебе это нравится.

— В каком-то смысле да.

Детеринг открыл пенал, в котором хранились походные припасы, и застыл, размышляя над его содержимым. Подумав, он решительно выдернул банку оливок, ветчину в пакете, галеты и бутылку довольно дорогого виски.

— Будем выполнять распоряжение командования? — спросила Кира.

— Вне всякого сомнения. Тащи посуду. Если начальство говорит, что сегодня можно, значит, подчинённым не «можно», а «нужно».

Девушка достала из стенного бара штатные «шерповские» высокие стаканы и тонкую пачку водорастворимых одноразовых тарелок корварского производства, рассчитанных на срок жизни примерно в три часа. Глянув на звёзды имперских

ВКС, вырезанные в тёмно-синем стекле стаканов, Йорг усмехнулся. Костас когда-то прикупил себе на удивление комплектный звездолёт, что случалось нечасто — обычно на кораблях, отправляемых Флотом на аукционы, не оставалось даже молотков.

— Мне здесь действительно нравится.

— М-мм?..

— Да, — Детеринг сделал глоток виски, подцепил тонкой вилочкой оливку и откинулся на спинку кресла. — Это не значит, что я собрался менять профессию… как раз наоборот. Видишь ли, то информационное поле, в котором мы с тобой оказались, до недавнего времени считалось практически недоступным. Не было, я думаю, такого вот Костаса, да и вообще трудно было представить себе, что офицер Службы сможет благополучно адаптироваться в этих условиях.

— Мне, по крайней мере, это не удаётся. — Киру передёрнуло. — Слава богу, моё дело — молчать. Но если меня о чём-то спросят…

— Спросят, так отвечай, — усмехнулся Йорг.

— Отвечать? И что? Мне всё время хочется напиться… прямо с утра. И так каждый день. Это не страх, Йорг, это… беспомощность.

— Страх беспомощности, — задумчиво уточнил Детеринг.

«Частые переходы от взбудораженности к апатии, — подумал он. — Хорошо хоть, что внешне это незаметно. Прямо как я в первые дни на Россе — в чужих горах…»

О, ему часто снились те первые дни, насквозь пробитые ледяным ветром, ослепительным полуденным сиянием недалёких снежных вершин, и — предрассветным громом барабанов в старом монастыре. Седые шпили его башен, зажатые в узком ущелье по берегам стремительной горной речки, и слабые жёлтые огоньки в окнах, издалека приветствующие Йорга всякий раз в минуты густых синих сумерек, когда он возвращался в обитель после дневной медитации на указанном наставником склоне.

Именно там он впервые смог осознать необъятность разума. Суровые скалы, местами поросшие вечнозелёным, цепким кустарником, бесконечность синего неба, тяжесть обязательной алебарды за спиной… часы медитаций навсегда вырвали его из привычного замкнутого круга человеческого мышления, и со временем Йорг Детеринг научился ощущать себя частью единой Воли Вселенной. Он знал, что это — лишь начало пути, на который уходит жизнь; но первый шаг он сделал, и азимут был верным. Теперь для него не было ни своих, ни чужих.

Был только Последний Дракон.

И Единственный Удар, к которому нужно готовиться даже на пороге вечности, потому что на второй, скорее всего, судьба не отпустит времени…

— Когда я вижу корварцев, у меня возникает ощущение какого-то обмана, — произнесла Кира. — Как будто они… смеются над нами. А мы им верим…

— Это не так, — отозвался Детеринг, выпадая из задумчивости. — Нужно только понять, что у них другие правила и постулаты. Более сложные, чем те, к которым мы привыкли. Я знаю, что с ними трудно — они кажутся столь похожими на нас ментально, но эта схожесть обманчива. Совершенно другая эволюция, другие взаимоотношения полов, другой мотивационный вектор… боюсь, что играть с ними в «большие шпионские игры» мы не сможем никогда, даже через тысячу лет.