Эра Меркурия. Евреи в современном мире
Шрифт:
Во время Шестидневной войны и некоторое время после нее многие на постколониальном Западе получали удовольствие от косвенного отождествления со страной одновременно европейской и аполлонийской, маленькой, но победоносной, добродетельно демократичной и при этом дерзкой, загорелой, юной, решительной, затянутой в хаки, нерушимо единой и совершенно лишенной сомнений. Однако главной причиной наличия у Израиля лицензии на демонстративное неповиновение меняющемуся миру является возникшая в 1970-е годы культура холокоста. После Войны Судного дня 1973 года и особенно во время премьерства Менахема Бегина 1977—1983 годов холокост стал центральным эпизодом еврейской и мировой истории и трансцендентным религиозным понятием, обозначающим ни с чем не сравнимое, непостижимое и непредставимое событие. Оказалось, что смысл существования Израиля заключается не столько в отречении от образа жизни Тевье, сколько в мести за его смерть; «не столько в отрицании диаспоры, сколько в ее возрождении в другой форме» (как выразился Дэвид Бил). Из символа избавления от гетто Израиль превратился в его зеркальное отражение — осажденный лагерь (Масада). Плод революции сионистки
Одна из причин широкого распространения нового образа Израиля коренится в степени силы и влиятельности американских евреев, чье еврейство и, возможно, американизм зависят от сохранения Израилем статуса избранности и преодоления холокостом границ истории. Другая состоит в непрекращающейся враждебности и несговорчивости арабских соседей Израиля и растущей антипатии Запада к Исламу и арабскому национализму. Но самая важная причина заключается в самой природе еврейского геноцида, или, вернее, в особенностях идеологии и практики нацизма. Назвав евреев источником всего несовершенного и неправедного, нацисты сформулировали простое решение проблемы зла в современном мире. Век человека получил легко узнаваемого дьявола в человеческом обличье; Век национализма добился идеальной симметрии полностью этнизированного Ада (в дополнение к этнизированным Чистилищу и Раю), а Век науки обрел ясную нравственную цель, став основным орудием кровавого расового апокалипсиса. Нацисты проиграли войну (своему мессианскому близнецу и могильщику Советскому Союзу), но выиграли битву концепций. Их конкретная программа была отвергнута, но их культ этничности и одержимость демонологией стали законом. Самым существенным следствием Второй мировой войны было рождение нового нравственного абсолюта: превращение нацистов в символ универсального зла.
Став олицетворением Сатаны в космогонии, которую они помогли создать, нацисты наделили смыслом и связностью мир, который они надеялись уничтожить. Впервые с тех пор, когда европейские государства начали отделять себя от церкви, западный мир обрел трансцендентный абсолют. Бог, возможно, и умер, но силы тьмы — в их особых черных мундирах — всем известны и у всех на виду. Они смертны, как требует Век человека, этнически определенны, как предписывает Век национализма (не в том смысле, что все немцы — «добровольные палачи», а в том, что преступления нацистов этничны по определению и что немцы, как нация, несут ответственность за эти преступления) и столь методично академичны в своей жестокости, что их деяния установили прямую ассоциацию между Веком науки и кошмаром тотального насилия. Иными словами, превращение главных объектов нацистского насилия в универсальную мировую жертву было делом времени. Из Избранного народа еврейского Бога евреи превратились в народ, избранный нацистскими палачами, а став народом, избранным нацистскими палачами, они превратились в Избранный народ послевоенного западного мира. Холокост стал мерой всех преступлений, а антисемитизм стал единственной непростительной формой этнической нетерпимости в общественной жизни Запада (ни одна другая разновидность национальной враждебности, сколь бы хронической и кровавой она ни была, не обозначается особым эксклюзивным термином, если не считать слова «расизм», аналогичного «антисемитизму», но лишенного племенной специфики).
В то же время и по той же самой причине Израиль превратился в страну, на которую общие правила не распространялись. Попытка сионистов создать нормальное европейское национальное государство привела к созданию самого эксцентричного из всех европейских национальных государств. Одним следствием этого стала значительная свобода слова и дела; другим — растущая изоляция. Первое связано со вторым: свобода от условностей есть и причина и следствие изоляции, а парии имеет такое же отношение к исключительности, героизм. Избавление сионизма от чуждости привело к чуждости нового рода. Из образцовых меркурианцев среди аполлонийцев израильские евреи превратились в образцовых аполлонийцев среди универсальных (западных) меркурианцев. Олицетворяя кровавое возмездие и неразбавленный этнический национализм в мире, который отрицает ценность и того и другого, они отдалились от государств, к которым хотели присоединиться. Выбор Хавы оказался правильным в том смысле, что ее внуки стали еврейскими гражданами еврейского государства. Он оказался неправильным в том смысле, что Израиль остался парией среди наций. Так или иначе, сионистская революция завершилась. Первоначальный пафос юношеского атлетизма, аскетизма, решимости и «простейшего из» поддерживается усталой элитой обрюзгших генералов. Спустя полвека после своего основания Израиль приобрел семейное сходство с Советским Союзом спустя полвека после Октябрьской революции. Последние представители первого израильского поколения еще у власти, но дни их сочтены. Поскольку сионизм есть форма национализма, а не социализма, Израиль не умрет вместе с ними, но новым генералам и гражданским лицам, которые придут им на смену, придется установить иное соотношение между нормальным существованием и этническим самоутверждением.
Из трех дорог, открытых перед дочерьми Тевье на заре Еврейского века, наименее революционная оказалась наиболее успешной. К концу века огромное большинство потомков Тевье сошлись на том, что выбор Бейлки был самым разумным. Выбор, который сам Тевье ни во что не ставил, страна, которая привлекала наименее образованных и наименее идеалистичных, Земля Обетованная, которая не обещала ни чудес, ни постоянной родины (а обещала лишь надежду на удачу в старой игре), — именно этот выбор вышел победителем. Америка оказалась добродетельной, а не просто богатой, а богатства в ней было так много, что даже Тевье мог преуспеть. Америка олицетворяла меркурианство у власти, кочевое посредничество без чуждости, полную свободу и богатеть, и учиться.
Евреи — самая богатая религиозная община в Соединенных
Евреи — самые образованные из американцев (почти все евреи студенческого возраста являются студентами, а доля евреев среди специалистов-профессионалов вдвое превышает долю неевреев). Евреи не просто более образованны — они лучше всех образованны; как правило, чем престижнее университет, тем выше в нем процент евреев — преподавателей и студентов. Согласно исследованию 1970 года, 50% наиболее влиятельных американских интеллектуалов (больше всех публикующихся и рецензируемых в двадцати самых престижных интеллектуальных газетах и журналах страны) были евреями. В академической (определенной таким же образом) доля евреев составляла 56% в общественных науках и 61% в гуманитарных. Из двадцати наиболее влиятельных интеллектуалов США, названных в ходе опроса самих интеллектуалов, оказались пятнадцать (75%). Доля евреев в общем населении Америки не превышает 3%.
Богатство и ученость приходят своим чередом, но в первую очередь Меркурий был вестником. Согласно исследованиям, проводившимся в 1970-х и 1980-х годах, евреи составляли от четверти до трети «медиаэлиты» (отделов новостей трех коммерческих телевизионных компаний, общественного телевидения, трех ведущих журналов новостей и четырех главных газет). Кроме того, евреями оказались более трети «наиболее влиятельных» кинокритиков, литературных критиков и рецензентов радио и телевидения, и также примерно половина голливудских продюсеров наиболее прибыльных (прайм тайм) телевизионных передач и около двух третей режиссеров, сценаристов и продюсеров пятидесяти самых успешных кинофильмов 1965—1982 годов. В октябре 1994 года журнал «Вэнити фэр» напечатал «профили» двадцати трех медиамагнатов, образующих «новый истеблишмент» эры глобальных коммуникаций: «мужчин и женщин из индустрии развлечений, связи и компьютерных технологий, чье честолюбие и влияние сделали Америку подлинной сверхдержавой века информации». Одиннадцать из них (48%) были евреями.
Истеблишменты и сверхрдержавы приходят и уходят, а степень соответствия традиционных меркурианских навыков экономике посттрадиционного общества остается очень высокой. Американские евреи добиваются успеха в тех же профессиях, что и европейские и советские евреи, то есть в тех же профессиях, которыми всегда занимались письменные меркурианцы (и которыми в сегодняшних США занимаются, среди прочих, ливанские христиане, индийцы и китайцы). Врачи и юристы — старейшие еврейские профессии в Европе и символ социального успеха (и еврейского лидерства) среди представителей среднего класса Соединенных Штатов. В середине 1980-х годов концентрация евреев среди элиты и отрыв евреев от неевреев с точки зрения профессионального статуса и уровня образования продолжали расти.
В национальных государствах (или потенциальных национальных государствах) Европы, Азии и Африки такого рода триумфы чужаков над туземцами приводили к дискриминации и насилию. Однако в Соединенных Штатах — по крайней мере, на уровне политической риторики — нет государственных туземцев, а потому нет и вечных чужаков. Соединенные Штаты замечательны тем, что меркурианство — включая меритократию — является официальной государственной идеологией, что традиционные меркурианцы — включая евреев — не сталкиваются с правовой дискриминацией и что туземная клановость — включая антисемитизм — играет относительно небольшую роль в политической жизни страны. Американские евреи имеют право на успех, потому что они американцы, — точно так же, как советские евреи 1920-х и 1930-х годов имели право на успех, потому что были советскими. Из всех нееврейских государств, известных мировой истории, только в довоенном СССР евреи играли более важную роль в политической жизни, чем в послевоенных Соединенных Штатах. Евреи непропорционально представлены в обеих палатах конгресса (в три-четыре раза больше, чем в общем населении страны) и особенно среди политических консультантов, политических технологов, политических активистов и финансовых спонсоров. Евреи предоставляют от четверти до половины всех средств, используемых Демократической партией на избирательные кампании, и, согласно Зееву Хафецу, в двадцати семи из тридцати шести избирательных кампаний в сенат США, проводившихся в 1986 году, «по меньшей мере у одного кандидата (а часто у обоих) начальником штаба кампании или финансовым распорядителем был еврей». Проведенное в 1982 году исследование экономической, культурной и политической элит США показало, что большинство протестантов, включенных в эту категорию, обязано своим возвышением бизнесу или выборам, большинство католиков — профсоюзной или партийной деятельности, а большинство евреев — работе в средствах массовой информации, общественных организациях и на государственной службе. Нет сомнения, что еврейская стратегия эффективнее других по причине ее более высокой степени совместимости с современным постиндустриальным государством. Роль евреев в американской политической элите начала ощутимо возрастать в 1970-е годы, когда резко повысилось влияние общественных организаций, политических фондов, некоммерческих фирм, новых информационных технологий, государственных агентств по социальной политике и юридических фирм по защите общественных интересов. Единого «еврейского интереса» во всем этом, разумеется, не было (если не считать тенденции поддерживать дальнейший рост подобных учреждений), но был один вопрос, в котором все внуки Бейлки сходились, и вокруг которого можно было организовать их чрезвычайно значительные финансовые, интеллектуальные и политические ресурсы: благополучие их заграничных соплеменников.