Эрагон.Наследие
Шрифт:
«Сапфира!» — мысленно окликнул дракониху Эрагон и, сердито выругавшись, принялся ходить взад-вперед по поляне, отшвыривая ногой камешки и ветки.
Сапфира приземлилась у подножия скалы, когтями оставляя в мягкой земле глубокие борозды и подняв вокруг себя целый вихрь из сорванной травы и листьев.
Когда она окончательно остановилась после столь резкого торможения, упершись всеми четырьмя лапами и сложив крылья, Эрагон подошел к ней, и Глаэдр спросил у него:
«Ну что? Похоже, по-прежнему никаких результатов?»
«Нет!» — сердито буркнул Эрагон,
Старый дракон тяжко вздохнул:
«Этого я и боялся. Есть только одно объяснение…»
«Ты думаешь, Солембум все наврал? Неужели он послал нас не-знаю-куда искать не-знаю-что, желая, чтобы Гальбаторикс смог в наше отсутствие уничтожить варденов?»
«Нет. Конечно же, я так не думаю! Просто мне кажется, что для того, чтобы открыть эту… этот…»
«Свод Душ», — подсказала Сапфира.
«Да, Свод Душ, о котором тебе говорил Солембум… Короче, для этого мы должны назвать свои истинные имена».
Слова старого дракона упали на душу Эрагону, точно тяжелые камни. Мысль о подобной необходимости страшно его смущала. Ему не хотелось даже думать об этом и казалось, что это неким образом может лишь ухудшить создавшуюся ситуацию.
«А если это ловушка?» — спросила Сапфира.
«В таком случае это поистине дьявольская ловушка, — сказал Глаэдр. — Вот что вы должны решить прежде всего: доверяете ли вы Солембуму? Нам придется рискнуть не только своей жизнью, но и свободой. Если вы ему доверяете, то сможете ли быть достаточно честны по отношению к самим себе и друг к другу, чтобы открыть ваши истинные имена? Сделать это нужно без особых промедлений. Захотите ли вы и дальше жить с этими знаниями, ведь они могут иметь весьма неприятные последствия? Если же вы Солембуму не доверяете, то мы должны незамедлительно покинуть этот остров. Я сильно переменился с тех пор, как погиб Оромис, но я все еще помню, кто я такой. А ты это знаешь, Сапфира? И ты, Эрагон? Вы действительно можете сказать мне, что делает вас драконом и Всадником?»
Растерянность охватила Эрагона, и он снова посмотрел на скалу Кутхиана, думая: «Кто же я?»
52. И весь мир — сон
Насуада засмеялась, когда звездное небо завертелось вокруг нее, и кувырком полетела куда-то в бездонную пропасть, навстречу сверкающему белому огню.
Ветер трепал ей волосы, срывал с нее одежду, рваные края широких рукавов щелкали, как бичи. Огромные летучие мыши, черные и отчего-то промокшие, хлопая крыльями, на лету вгрызались в ее раны, и Насуаде казалось, что ее тело насквозь прокалывают острые льдинки. Но она по-прежнему смеялась.
Пропасть стала шире, и она словно растворилась в том ярком белом свете, на мгновение совершенно ослепнув. Когда зрение ее вновь прояснилось, она обнаружила, что стоит в зале Ясновидящей и смотрит на себя, распростертую на каменной плите цвета золы. А рядом с ее безжизненным телом стоит Гальбаторикс, высокий, широкоплечий, с черной тенью вместо лица и с алой огненной короной на голове.
Он подернулся к ней, стоящей, и протянул руку
— Иди сюда, Насуада, дочь Аджихада. Смири свою гордыню, принеси мне клятву верности, и я дам тебе все, чего бы ты ни пожелала.
Она только усмехнулась и бросилась на него, вытянув вперед руки. Но вцепиться ему в горло она не успела: он исчез, превратившись в облачко черного тумана.
— Более всего на свете я хочу прикончить тебя! — крикнула она куда-то в потолок.
И ей ответил громкий голос Гальбаторикса, звучавший, казалось, со всех сторон одновременно:
— В таком случае ты останешься здесь, пока не осознаешь, что горько заблуждалась.
…Насуада открыла глаза. Она по-прежнему лежала на каменной плите со связанными руками и ногами; и страшные раны, нанесенные ей теми жуткими личинками, по-прежнему причиняли ей невыносимые страдания.
Она нахмурилась. Она что, была без сознания? Или в забытьи? Или все-таки действительно разговаривала с Гальбаториксом? Было так трудно отличить сон от яви…
Насуада вдруг заметила, что в углу зала толстый упругий кончик стебля плюща пробился сквозь разрисованные плиты облицовки, и они от этого даже потрескались. Затем рядом с этим первым побегом появились и другие; побеги, извиваясь, как змеи, вползали в зал откуда-то снаружи и растекались по иолу, покрывая его зеленым ковром.
Глядя, как побеги ползут к ней, Насуада засмеялась:
«Неужели это все, что он способен придумать? У меня каждую ночь сны бывают куда интереснее».
Словно в ответ на ее мысли, каменная плита под нею растаяла, и она оказалась на полу, а побеги хищного плюща, точно пытливые щупальца, мгновенно опутали ее всю, обвились вокруг ног и рук, удерживая их крепче любых кандалов. Насуада уже плохо видела, что творится вокруг, а побеги все множились, покрывая ее тело, и единственное, что она теперь слышала, это шуршание листьев плюща, напоминавшее сухой шелест сыплющегося песка.
Стало жарко и трудно дышать; она чувствовала, что ей с трудом удается наполнить легкие воздухом. Если бы она не знала, что эти побеги — всего лишь иллюзия, она могла бы уже впасть в панику. Однако она этого не сделала. Наоборот, плюнув куда-то в темноту, она громко прокляла Гальбаторикса. Прокляла далеко не в первый, но и не в последний раз, в этом она не сомневалась. Нет, она не доставит ему такого удовольствия — он никогда не узнает, что ему удалось поколебать ее душевное равновесие!
Свет… Золотые солнечные лучи лились на склоны округлых холмов, на которых разноцветными пятнами были разбросаны возделанные поля и виноградники. Насуада стояла на краю дворика под решетчатым навесом, увитым Цветущими вьюнками. Отчего-то побеги этих вьюнков показались ей знакомыми; они словно напоминали ей о чем-то крайне неприятном. На ней было красивое желтое платье. В правой руке она держала хрустальный бокал с вином, ощущая на языке густой вишневый привкус этого вина. С запада дул приятный легкий ветерок. В теплом воздухе по-домашнему пахло только что вскопанной землей…