Эрелинги
Шрифт:
Из всего разнообразия персонажей на южной стороне можно было найти даже Эрвика V, каким его запомнил Лертэно. Слава богу, что юному герцогу не пришло в голову где-нибудь поместить графа Вользуанского. Видеть себя среди этого безумия Ноариону совсем не хотелось. Зато рядом с Эртером была запечатлена кислая физиономия отца Ласэра. Священник сидел на понуром ослике, выпятив кругленький живот и многозначительно подняв пухлый пальчик. Когда Лертэно останавливал взгляд на изображении преподобного отца, его начинал разбирать смех и он разражался речами, которые вряд ли пришлись бы по вкусу Ласэру, но весьма понравились бы «свободным сынам».
Ноарион считал, что все
Да-да, с книг все и началось. Сначала герцог тыкал пальцем в слонов и верблюдов, решив поразить Армалон именно этими зверями. Разыскали купца, который, посмотрев на Лертэно как на умалишенного, сказал, что таких крупных животных привезти пока не может, но достать что-нибудь более маленькое и изящное ему под силу. Так появилась обезьяна. Граф раньше видел этих забавных зверушек, одна как-то жила у его матушки. То были смешные существа, радующие владельцев своими мелкими проказами. Эртеру же привезли большое, рыжее, поистине дьявольское создание, очень похожее на недоделанного человека. Герцог держал обезьяну в своей опочивальне, кормил с рук, радовался как ребенок, когда она выкидывала что-нибудь эдакое. Но радовался он один, поскольку от ее полночных воплей, раздававшихся по замку, у всех начинало неприятно екать сердце, и рука сама по себе тянулась совершить крестное знамение. К всеобщему облегчению, отвратительное животное вскоре издохло. Лертэно скорбно гладил ее холодные ладошки, шерстку, морщинки на жуткой морде. Ноарион, желая его утешить, произнес что-то прочувствованное. Эртер поднял голову и задумчиво сказал в ответ:
– Я хочу знать, что у нее внутри.
Срочно был вызван лекарь его светлости. Маленький деспот указал на тело обезьяны и приказал немедленно его вскрыть. Лекарь выпучил глаза, затряс бородкой, замахал руками. Наконец смог выдавить, что вскрывать, дескать, – грех. Конечно, медики препарировали трупы, но исключительно по особому разрешению, а так – никак нельзя, к тому же подобное животное, явно созданное дьяволом. Лертэно внимательно выслушал его бормотание и заявил, что обезьяна очень похожа на человека, а значит, и на самого герцога. Следовательно, изучив ее внутреннее устройство, лекарь будет знать, как лучше лечить своего господина. Несчастный, обливаясь потом, все-таки нашел в себе силы для отказа, к тому же граф попытался его поддержать. Лертэно прищурился, нехорошо так прищурился, и предупредил, если лекарь не вскроет животное и не узнает, почему оно умерло (спросил бы у графа, тот бы сразу сказал, что от обжорства), герцог прикажет вскрыть его самого. На этом воля медика была сломлена, так как его светлость слов на ветер не бросал.
Ноарион, осознавая последствия эртеровского любопытства, тут же бросился к отцу Ласэру и все рассказал. Глаза преподобного отца сначала взлетели на лоб, а потом вылезли из орбит. Он схватился за сердце и заявил, что жизнь при юном герцоге скоро сведет его в могилу. Граф настойчиво поторопил священника вмешаться, пока не произошло нечто ужасное.
Ласэр, дав пинка дремавшему у входа Туларо, сам распахнул двери и остановился на пороге. Через его плечо Вользуан увидел, что обезьяну еще не успели препарировать. Медик только занес руку, чтобы сделать первый надрез.
– Эт-то что такое?! – воскликнул священник, грозно глядя на Лертэно.
Затем последовала гневная проповедь, в которой преподобный отец обвинил герцога в ереси, богохульстве, попрании всех законов: и Божеских, и человеческих. Тельсфор был обличен, как царство Сатаны, а Эртер – как приспешник нечистого. Лертэно угрюмо внимал словам Ласэра, бросая злобные взгляды на графа. Когда духовник остановился, чтобы перевести дух, герцог пообещал покаяться, выбросить останки обезьяны в нечистоты и больше никогда не заниматься подобными мерзостями.
Что мир? Когда в мгновеньеЗаложен смысл моей любви.Когда лишь миг и упоенье,И только ты горишь в крови.Лертэно самодовольно улыбнулся и сообщил:
– Это я сочинил. Может быть, и не так складно, как у Родо Неверингского, но очень красиво, правда?
Ноарион никогда в своей жизни не слышал ничего более отвратительного, однако согласно кивнул. Герцог, впрочем, ничуть ему не поверил.
– Ты старый ханжа и невежда, который ничего не смыслит в поэзии. Вы, мезеркильцы, все такие.
Граф вопросительно приподнял брови и спросил:
– А разве Гверн – не Мезеркиль?
Юноша прикусил нижнюю губу и принялся указательным пальцем гладить фигурку золотого слоника, украшенную жемчугом и изумрудами. Ноарион испугался, что Лертэно может отказаться присягнуть на верность Эрелингам, и тогда все его труды обратятся в прах, а о последствиях такого провала лучше не думать. Он торопливо бросил:
– Эрвик очень благочестив. Когда поедешь в Армалон, постарайся помнить об этом, и было бы неплохо, чтобы ты соответствовал двору. Насмешки, видишь ли…
Лертэно, залпом осушив кубок, прервал его:
– Мы варвары?
– Что?
– Я варвар?! Разве ты не считаешь меня таковым? Я же вижу, как ты и этот толстый дурень Ласэр морщите свои мезеркильские носы! «Когда поедешь в Армалон, делай так-то… вынь серьгу из уха…» Что во мне не так? У меня не белокурые волосы? Тебе не нравится, как я пахну? Или я говорю на непонятном тебе языке?.. Кто ты такой, чтобы говорить мне, принцу крови, что делать, а что нет?!
Ноарион почувствовал, как кровь приливает к лицу. Больше терпеть он не мог. Расшвыряв на столе книги, он выхватил одну, где на развернутых страницах были изображены человеческие внутренности. Он сунул фолиант под нос Гверну и закричал:
– Варвар! Да! Еще хуже! Как назвать человека, который копается в мертвых телах?! Принц крови…Кем ты был год назад? Сопливым грязным мальчишкой. Все, все, что ты имеешь, тебе дал наш король. Ты всем, гвернский щенок, обязан его величеству и Мезеркилю. Забыл уже, кто привел тебя в собор Архангелов?
Герцог вскочил и ударил графа по руке. Книга выпала, и юноша ногой отшвырнул ее в угол. В таком бешенстве Ноарион его еще не видел. Белое лицо стало пепельно-серым, а потом неожиданно пунцовым, губы превратились в узкую щелку. Эртер сбросил остальные книги на пол и начал выкрикивать такие слова, какие Вользуан не слышал даже от солдатни. В спальне возникли испуганные Туларо и стража.