Ересь Хоруса. Омнибус. Том II

Торп Гэв

— А Лев — вон там.

Гор чувствовал, что он сам окружен светом, окутан холодным сиянием. Сам того не зная, он повторял шаги, которые делал почти сто лет назад.

Гор отодвинулся назад, отделившись от образа собственного тела, созданного окружающим светом. Как и призраки братьев-примархов, его лучащийся двойник опустился на колени, когда к нему по озеру приблизилась фигура. Золотое пламя и пойманная молния. Император без своей маски.

— Что это? — требовательно спросил Абаддон, подняв болтер и приготовившись стрелять. Фигуры только теперь становились видимыми для

них. Гор жестом велел им опустить оружие.

— След, оставшийся с минувших дней, — произнес он. — Психический плод общности сознаний.

Призрак его отца ступал по поверхности озера, безмолвно повторяя какое-то психокогнитивное преобразование, которое сотворил, чтобы переделать пути разумов своих сыновей.

— Здесь я забыл Молех, — произнес он. — Быть может, здесь же я и вспомню его.

Аксиманд вскинул болтер, прицелившись в загадочное существо на воде.

— Вы сказали, это отголосок? Психический след?

— Да, — ответил Гор.

— А почему тогда от него кипит озеро?

Металлические пальцы хирургеона подрагивали, прилаживая на правую руку Рэвена очередной лоскут плоти. Кожа от грудных мышц до запястья была розовой и свежей, как у новорожденного. Боль была сильна, но теперь Рэвен знал, что физическое страдание переносить проще всего.

Гибель Эдораки Хакон означала, что на него легла обязанность сохранить жизнь тысячам солдат, спасшимся из Авадона. Легио Фортидус выиграл для отступающих имперских войск возможность надлежащим образом перегруппироваться в лесных долинах земледельческого пояса. При наличии удачи и попутного ветра через два дня они должны были соединиться у стен Луперкалии с авангардными подразделениями молехской гранд-армии Тианы Курион.

Координирование венного отхода было нелегким делом само по себе, но Рэвену приходилось разбираться еще и с постоянно растущим гражданским компонентом. С севера и востока текли потоки беженцев. Из Ларсы, Хвиты, Леосты и Люфра. Со всех земледельческих коммун, заливных ферм и скотоводств.

Десятки тысяч перепуганных людей на армаде наземных машин, грузовозов и прочего движущегося транспорта, который они нашли, двигались к оборванному воинству Рэвена.

Он принял бремя с радостью, эта роль поглощала его в достаточной мере, чтобы не давать сосредоточиться на утрате сыновей. Однако стоило угрозе немедленного уничтожения отступить, как Рэвен ушел в себя.

От пролитых слез и припадков подпитываемой скорбью ярости дюжина слуг оказалась избита до полусмерти. Внутри раскрылась дыра — пустота, которую, как он понял лишь теперь, заполняли собой сыновья.

Ему никогда не доводилось испытать счастья, сравнимого с рождением Эгелика, и появление Осгара было не менее чудесно. Даже Киприан неохотно улыбнулся. Старый ублюдок наконец-то оказался доволен тем, что сделал Рэвен.

Бэнан появился на свет нелегко. Осложнения при родах едва не погубили его вместе с матерью, однако мальчик выжил, хоть и постоянно сидел в трапезных. Его было сложно любить, но в нем была бунтарская жилка, которой Рэвен не мог не восхищаться. Смотреть на Бэнана было все равно, что глядеться в зеркало.

Теперь же остался

лишь Осгар — мальчик, который никогда не проявлял склонности или энтузиазма к рыцарству. Вопреки здравому смыслу, Рэвен позволил ему последовать за Ликс в Змеиный Культ.

Хирургеон завершил свою работу, и Рэвен глянул на малиновую, насыщенную кислородом плоть руки. Он кивнул, отпуская человека, который со словами благодарности удалился из серебристого павильона Рэвена. Прочим хирургеонам повезло меньше.

Рэвен встал со складного походного кресла и налил большой кубок цебанского вина. Он двигался неловко, новая плоть и восстановленные кости груди были еще хрупкими. «Бич погибели» получил тяжелые повреждения, и отдача от боли рыцаря пришлась на его тело.

Он выпил вино одним глотком, чтобы притупить боль в боку. Налил еще один. Боль в боку угасла, однако ему требовалось куда больше, чтобы приглушить боль в сердце.

— Разумно ли это? — произнесла Ликс, входя в палатку. Она прибыла из Луперкалии поутру, великолепная в алом платье с пластинами из меди и перламутра.

— Мои сыновья мертвы, — огрызнулся Рэвен. — И я собираюсь выпить. В сущности, много выпить.

— Этим солдатам необходимо руководство имперского командующего, — сказала Ликс. — Как это будет выглядеть, если ты станешь обходить лагерь, шатаясь, будто пьяница?

— Обходить лагерь?

— Этим мужчинам и женщинам нужно тебя видеть, — произнесла Ликс, подойдя ближе и прижав кувшин с вином к столу. — Тебе необходимо продемонстрировать, что Дом Девайн с ними, и тогда они встанут рядом с тобой, когда это будет важнее всего.

— Дом Девайн? — проворчал Рэвен. — Дома Девайн уже практически нет. Этот ублюдок убил Эгелика и Бэнана, или ты меня не слышала, когда прибыла сюда?

— Я тебя слышала, — ответила Ликс.

— Правда? Просто хотел убедиться, — бросил Рэвен, развернувшись и швырнув кубок через весь павильон. — А то на тебя это произвело такое впечатление, будто я рассказывал, как особенно славно сходил облегчиться.

— Их убил сам Гор?

— Не произноси этого имени! — взревел Рэвен, схватив Ликс за шею и сжимая руку. — Я не желаю его слышать!

Ликс сопротивлялась, но он был слишком силен и разъярен от горя. Рэвен выдавливал из нее жизнь, и ее лицо сморщилось и приобрело синюшно-лиловый оттенок. Он всегда считал ее глубоко омерзительной, пусть даже ее внешность указывала на противоположное. Она была сломлена внутри, и от этой мысли по его телу прошел спазм отвращения. Он был так же сломлен, как и она.

Возможно, они оба заслуживали смерти.

Может и так, но она станет первой.

— Мои сыновья должны были стать моим бессмертием, — сказал он, едва не плюя ей в лицо и прижав ее спиной к стене павильона. — Моим наследием должно было стать славное продолжение Дома Девайн, но ублюдок Магистр Войны положил конец этой мечте. Доспехи моих сыновей ржавеют на пляже Авадона, а их тела лежат сгнившими и неприбранными. Пища для стервятников.

Он почувствовал у своего паха что-то острое, глянул вниз и увидел, что к внутренней стороне бедра прижат крючковатый клык наги.