Ересь Хоруса. Омнибус. Том II
Шрифт:
Я пытался собраться, сосредоточиться на притворстве, необходимом для выживания, хотя внутри саднило от желания обрушиться с мечом и болтером на этих предателей. Некоторые пытались. И теперь лежали в таких же воронках, как и та, в которой прятались мы. Но раздумья о бесчисленных способах встретить собственную смерть могло лишь ускорить её. Так что я позволил своим чувствам вернуть меня к действительности.
Это было неприятное воссоединение.
Ноздри уловили запах крови, старой, но ещё влажной. На нёбе появился резкий металлический
Резкий стук тормозов и внезапная волна жара от всё ещё работающих двигателей возвестили о резкой остановке бронетехники.
— Кажется, я видел здесь движение, — произнёс скрипучий железный голос — как будто два заржавелых бруса тёрлись друг о друга.
Один из сынов Пертурабо.
Легионер практически излучал ненависть. Я ожидал, что сейчас услышу лязг ботинок о корпус танка, глухой отзвук, когда воины затопают по перекладинам приваренной к турели лестницы и, наконец, хруст земли под тяжёлой поступью.
Внимательный осмотр на острие штыка сведёт на нет все наши усилия. Мой гладий был под рукой и чтобы вынуть его, вставать мне не потребуется. Без боя я сдаваться не собирался…
Но вместо этого услышал металлический скрип и низкое жужжание включаемого прожектора.
Мгновением позже резкий холодный свет разлился над воронкой, и я подавил желание забиться глубже в трупное болото. Даже сквозь закрытые веки чувствовалось, как изменилось освещение, и я мог лишь надеяться, что их малейшее движение нас не выдаст. Луч двигался медленно, как нефтяное пятно расползается по воде, раскрашивая мою броню своими сальными, маслянистыми пальцами. Я оставался неподвижным, притворяясь мёртвым, на мгновение не уверенный, не мёртв ли я уже — и луч прожектор скользнул вбок.
Я слышал, как рядом утробно, по-звериному рычат танки. Отвратительно воняло прометием. Экипажи переговаривались между собой, хотя из-за комм-помех ничего нельзя было различить. Похоже, о чём-то спрашивали того, кто стоял на турели у прожектора.
Но ответ легионера был слишком хорошо различим.
— Огонь убил большинство из них. Хотя некоторые ещё свежие. Можно всё выжечь снова.
Я из Саламандр, рождённых огнём, но даже моя выносливость не позволит пережить купание в гoрящем прометии.
Пауза, во время которой из танка отвечали.
— Как скажете, сержант, — ответил боец с турели, и облегчение разлилось по мне, как бальзам.
Свет прожектора исчез, испарился — и с моей спины как будто сняли самую настоящую ношу. Позволил пульсу вернуться к нормальному — и как раз в это время Гвардеец Ворона зашевелился.
Наш брат, наполовину обезумевший от боли, и не подозревал, в каком
Решившись слегка приоткрыть глаза, я увидел, что раненный пытается двигаться, но был слишком далеко, чтобы хоть как-то этому помешать. Танки, которые как раз уже собирались уезжать, остановились. И я услышал легионера в турели, треск его вокса, когда он сказал водителю остановиться.
Усабиус пристально смотрел на меня сквозь треснувшую левую линзу шлема. Она была практически полностью расколота, и сквозь неё было видно огненное мерцание его глаза. Во время отчаянного бегства наш раненный спутник оказался с ним совсем рядом.
Гусеницы скрежетали по земле, песку, костям…
Железные Воины возвращались!
Усабиус смотрел не отрываясь. Сперва я думал, что просто пытается одной силой воли предотвратить наше обнаружение, как будто мы могли стать невидимыми, просто желая этого. И только когда моя рука мучительно медленно потянулась к болтеру, понял, что он спрашивает моего разрешения.
Если он сделает это, то вина ляжет на нас обоих. Мой брат не сможет нести её бремя один.
И я медленно, почти незаметно кивнул.
Сверху звук двигающейся бронетехники был другим — головной танк ехал один, возвращаясь, чтобы последний раз взглянуть пагубным глазом прожектора. За те несколько секунд, что были у нас до того момента, как он достигнет края воронки и найдёт в глубине её шевелящегося раненного, Усабиус дотянулся правой рукой с надетым силовым кулаком до воина, обхватил его шею и сжал.
Сопротивление было недолгим, и Усабиус оставил руку на месте, когда вернулся свет прожектора.
Больше никакого движения, никаких стонов. В нашей маскировке не было изъянов, наше укрытие на открытом месте безопасно…
…на нашей совести несмываемое пятно.
Мы прождали в темноте ещё несколько минут, пока не исчез свет и не умолк скрежет танковых гусениц — Железные Воины отправились искать ещё выживших, чтобы убить. Ещё вчера мы могли обойти эту часть Исствана и нам бы не повезло встретить ни единой живой души, но сегодня обстановка изменилась. Поисковые кордоны расширились — и увеличились наши шансы найти кого-нибудь. Жажда истребительных отрядов насладиться муками добычи была единственной причиной отсрочки приговора, единственным, что не давало врагам нас обнаружить.
Долго это не продлится, и я чувствовал, что нам осталось лишь несколько дней — а может, и меньше.
Гор шёл, или, по крайней мере, его безумные псы.
Нас всё сильнее и сильнее вынуждали забиться вглубь, дальше от кораблей и ближе к Ургалльской впадине, где уже и так было пролито столько крови. Время — единственное, что осталось, и ещё слабая надежда найти то, что мы так отчаянно искали. Но что если найдём? Тут ноктюрнский прагматизм сказал, что этот вопрос решим, когда возникнет необходимость.