Еретик Жоффруа Валле
Шрифт:
— Побойтесь бога, — перекрестилась она.
— Почему я должен его бояться? Я не труслив. И потому остаюсь.
— Вы остаетесь?!
— Почему это так удивляет вас? Я приехал жениться. Я влюблен в вас с детства. Вы так очаровательны! Как я могу оставить вас? Чтобы вы достались кому-нибудь другому? Вроде Генриха Гиза. Я умру от ревности.
— Вы страшный человек, — потупилась Маргарита. — Вы понимаете, что произошло с вашей матерью?
— Я значительно страшней, чем вам кажется, — признался он. — Вы мне дали понять, что отступать некуда. Здесь могила самого дорогого для меня человека,
— Тот, кто греется слишком близко к огню, Генрих, рискует обжечься.
— Но тот, кто не рискует, ничего не добивается. Вы меня вполне устраиваете, Марго. Вы и красивы, и умны.
— Главное, чтобы вы устраивали Карла. Этот брак нужен ему. Вы женитесь не на мне.
— Вы рано топаете на меня ножкой, дорогая, — улыбнулся Генрих. — Женщинам положено топать на мужей ножками после свадьбы. У вас все впереди.
— Я вас ненавижу!
— Не все ли равно, в каком качестве быть посмешищем? — пожал он плечом. — Только над отступающими и трусами смеются значительно громче. Видите, как мы мило признались друг другу в своих искренних чувствах. Думаю, что не многие влюбленные столь откровенно объясняются перед свадьбой. Ведите же меня к королю, дорогая. Я еще не имел чести быть представленным вашему брату.
И Генрих Наваррский подставил Маргарите согнутый локоть. Однако его невеста не заметила жеста Наварры. Разгневанная, с гордо поднятой головой, она направилась к кабинету короля.
А вечером Маргарита закатила матери истерику.
— Вы обещали мне, — кричала принцесса, — что он сам откажется от свадьбы! А он и не подумал!
— Что поделаешь, если он абсолютный мужлан, — с грустью констатировала королева. — Грубый и неотесанный деревенщина, у которого нет ни сердца, ни чувства собственного достоинства, ни фамильной гордости. Но ради счастья своей дочери я готова совершить невозможное. Я кое-что придумала еще. Гибель матери должна была разжечь в Наварре ненависть. Теперь мы попробуем его как следует напугать. Он все равно откажется от твоей руки, дочка. Я его заставлю это сделать!
В незапамятные времена папа Пий V, который носил тогда мирское имя Антонио Гислиери, был учеником булочника. Плохо замешанное тесто или не вовремя вытащенные из печи булочки вызывали у его учителя и хозяина профессиональное раздражение. И случалось, что пекарь употреблял деревянную скалку не по ее прямому назначению. Где ему было предвидеть, что из сопливого ученика со временем вырастет великий инквизитор!
В жизни везет тем, кто умеет смотреть вперед. Бедняга булочник этим даром не обладал. Он подчас ошибался даже в том, как станут раскупаться придуманные им новые булочки. Просчет с учеником обошелся булочнику значительно дороже всех выпеченных за двадцать лет изделий. Антонио Гислиери полной мерой расквитался со своим учителем, едва стал делать первые шаги в инквизиции.
— Булочник, — сказал он, подвесив своего учителя на дыбе и разведя
— Я никогда ничего не подмешивал в тесто! — орал булочник. — Вы сами видели, что я ничего не подмешивал!
— Зря упрямишься, булочник, — огорчался Антонио. — Тебе придется во всем признаться.
В конце концов булочник, разумеется, признался. Он подробно рассказал, как на протяжении двадцати лет подсыпал в тесто порошки, которые способствовали возбуждению плоти.
Деяния папы римского Пия V, который прошел суровую школу инквизиции, необыкновенно возвысили его авторитет и укрепили могущество христианской церкви. Спорить с папой или хотя бы высказывать при нем собственное мнение граничило с самоубийством.
Понятно, какой переполох вызвало в Ватикане появление двух французов, посмевших оказать сопротивление папской охране. Да еще один из них кощунственно выкрикивал в адрес папы различные непристойные выражения.
— Мне трудно предположить, что вы столь отважный человек, — сказал папа Базилю, когда того усадили в пыточной камере в кресло следующего. — Отвага имеет свои пределы. Дальше идет глупость. Как вас зовут, молодой петух?
— Меня зовут маркиз де Бук, — ответил Базиль. — Я приехал к вам по поручению французского короля, который...
— А как зовут вас? — обратился папа к Жоффруа Валле.
— Жоффруа Валле, ваше святейшество, — ответил Жоффруа. — Я прошу вас проявить милосердие к моему юному другу, который наговорил в горячности того, о чем сейчас искренне сожалеет.
— Да ни капли я не сожалею! — возразил Базиль. — Все идет так, как надо.
— Не сожалеете? — удивленно спросил папа. — Чего же вы хотите?
— Сказать вам в глаза то, что я о вас думаю, ваше святейшество, — дерзко ответил Базиль. — Но сначала вы должны выслушать то, что передал вам мой король. И удовлетворить его просьбу.
— Больше ничего? — ласково поинтересовался папа.
— Больше ничего, — подтвердил Базиль. — Король Франции Карл Девятый просил передать вам, что вы останетесь довольны французскими католиками. Для изведения крамолы хороши все средства.
— Брависсимо! — воскликнул папа. — Как я должен это понимать?
— Вы должны, — сказал Базиль, — дать согласие на брак принцессы Маргариты с Генрихом Наваррским.
— Выходит, я что-то должен французскому королю, — грустно констатировал папа. — Чтобы он успешно извел у себя крамолу. В данном случае для изведения крамолы предлагается обручение католички с еретиком. И меня обязывают благословить сие непотребство. Что же последует дальше?
— Вероятно, новая война, — вставил со своего кресла Жоффруа Валле.
— Что? — глянул в его сторону папа. — Вот с вас-то мы, милейший, и начнем. А ваш дружок полюбуется и послушает. Вам никогда не приходилось испытывать, как из вас вытягивают жилы?
Легко хлопнув в ладоши, папа подал знак, и четверо подручных палача, освободив Жоффруа от кресла, стали его раздевать.
— Кровопивец! — закричал Базиль. — Ты не сделаешь этого!! Отпустите его! Вампир! Ты называешь себя наместником Христа на земле, но на самом деле замещаешь сатану!