Ереван. Мифология современного города
Шрифт:
Хороший шрджапат – разнообразен, считали ереванцы. Хорошо было сказать о своем шрджапате: “Кого тут только нет!”. Поэтому часто присутствовали в шрджапате люди разных возрастов, обоих полов и т.п. Без этого шрджапат как бы был ущербным.
Конечно, понятие шрджапата использовалось и для разграничения, отстранения от чужих людей. “У тебя свой шрджапат, у меня – свой”. “Иди в свой шрджапат”. Если сказать это без соблюдения неких правил вежливости – это откровенный конфликт. С проявлением уважения к собеседнику, в мягкой форме – наоборот, возможность избежать почти любого конфликта. Подчеркнуть, что у тебя за спиной стоит твой круг, и одновременно дать знать, что признаешь
Насколько сильно было влияние шрджапата в жизни ереванца, хорошо видно из одной истории, произошедшей в 80 – х годах.
В среде курдов решение совета старейшин тейпа считалось непререкаемым. Совет избирал шейха (судью), в обязанности которого входило разрешение споров между курдами. В Ереване 80х после смерти старого шейха (и, одновременно, известного политолога, консультанта ЦК КПСС), новым шейхом решено было избрать его сына, молодого физика. В планы молодого человека такая обременительная должность никак не укладывалась, тем более, что старейшины обязали бы его поскорей жениться (шейху не полагалось быть холостым). Тогда парень обратился к друзьям с необычной просьбой: в нарушение всех традиций поприсутствовать на совете курдских старейшин. Друзьям надлежало продемонстрировать, что у парня “есть шрджапат”, который имеет на его счет иные планы… Через несколько дней совет выбрал шейхом другого человека.
Можно представить, какую тонкую дипломатическую операцию пришлось совершить молодым людям: за невинными застольными разговорами выказать полнейшее уважение курдским старейшинам, подчеркнуть роль “кандидата в шейхи” в своем шрджапате и, в то же время, позволить взрослым людям позже принять свое собственное “независимое” решение. Конечно, в этом эпизоде не могло и речи идти о каком-либо проявлении давления или даже настойчивости со стороны молодых людей. Наоборот, он хорошо иллюстрирует недюжинные способности “шрджапатов” к дипломатичному поведению и поиску компромиссов. Стоит внимания и то, что совет старейшин проигнорировал личные планы человека, но не стал идти наперекор “планам” его шрджапата.
Если курды и азербайджанцы в Ереване сохраняли свои стойкие общинные традиции, то немногочисленные русские никак не проявляли склонности к отдельному от других общению. Круг общения русских в 60-е годы в Ереване сразу же приобрел черты обычного “шрджапата” с соблюдением тех же, если не более строгих (хотя совсем ничем не специфичных) правил, что и в других шрджапатах. К 70-м годам никаких замкнуто “русских” шрджапатов просто не существовало: круг общения можно было свободно расширять без риска ассимиляции или принятия каких-то нежелательных для себя правил игры. Правила поведения в шрджапате (и уж тем более – язык, бытовые традиции) могли быть практически любыми.
С большой охотой ереванские шрджапаты зачисляли в себя ереванцев с неармянскими фамилиями будь то пловец Новиков, театральный администратор Козлинер или физик Ян Ши.
Единственное, что роднило шрджапаты – их “обязательность” для ереванца.
Сказать человеку: “У тебя нет шрджапата” или “Ты бесшрджапатный” – это грубое оскорбление, наверно, почти самое болезненное для ереванца 60х – 80х годов.
Если о сыне, дочери, брате вдруг намекнут, что, мол, по молодости лет, наверное, у них нет приличного шрджапата (или шрджапат “не такой”), то ереванец не будет находить себе места, пока не пристроит несчастного хоть к какому-нибудь кругу.
Ереванец – член любого ереванского шрджапата. Вот и все. Где бы он ни жил, какой национальности
В жертву, однако, придется принести какую-либо возможность уединения: ереванцы не делают особой разницы между одиночеством и желанием просто побыть одному. “Один – значит несчастен!” И десятки людей кидаются “спасать” такого беднягу…
Объем родственных связей, которые поддерживает типичный армянин, очень велик. Однако кровное родство и степень этого родства играют здесь не решающую роль. “Требуется” общаться лишь с каким-то количеством родственников, а кто именно это будет – дело личного выбора.
Родственные “звания” – во-первых, это удачный повод для установления личных отношений с кем-либо. Во-вторых, выяснение, проявление и реализация в общении родственных связей – своего рода национальное “хобби”, интересное, приятное занятие для многих армян. Это часть того увлечения “поиском сходства”, о котором уже упоминалось.
С каким смаком армянин упомянет, что, например, такой-то приходится братом посаженному отцу тещи его дяди! Это может означать одно из двух: либо говорящий как-то заинтересован в налаживании личных отношений с этим человеком, либо отдается чувству “единения с миром”, хочет почувствовать или подчеркнуть свою связь с жизнью, доброжелательность к ней, надежду на благосклонность мира к себе. Ведь быть собой – значит быть в родстве с другими, не быть чужим, не быть одиноким.
Человек, связанный с кем-либо, вызывает доверие. Достаточно рассказать армянину о своих детях, родителях, близких друзьях. Конечно, рассказать только хорошее, выразить гордость за них.
И наоборот, “ничей человек” вызовет или острую жалость или – подозрение. Например, человек, рассказавший кому-то в подробностях о своей ссоре с матерью или с братом, рискует больше не восстановить доверия собеседника.
Для армянина не так остро стоит вопрос самостоятельности в связи с такими “плотными” отношениями с близкими. Он осознает, что живет и будет жить среди связанных с ним людей, и чаще предпочитает не делать “резких движений”: разорвав одни связи приобрести новые труднее, чем проявляя свою способность, наоборот, беречь имеющиеся отношения.
Собственное “я” он старается выражать таким образом, чтобы оно было понятно окружению: несколько демонстративно и как бы растолковывая и “вменяя”. Любой конфликт должен найти свое завершение в присутствии тех же свидетелей, при которых он начался и, конечно, “дальние” родственники не должны знать о конфликте “ближних”.
Когда же речь идет о самостоятельной жизни, то особо вожделенной для характерного армянина она не является. В дальнейшем изложении будет рассказано об армянском детстве – наиболее самостоятельном периоде жизни армянина. Годы прибавляют армянину любви к близким и ответственности за них. Снять с себя ответственность и потерять при этом любовь – это ли не трагедия?
Даже слово “инкнуруйн” (“самостоятельный”) имеет оттенок понятия “своеобразный”. Своеобразие поведения приветствуется окружением, лишь бы оно не сопровождалось противопоставлением себя всем.
Само по себе кровное родство не является залогом “близости”.
Слово “азгакан” (строго – “родственник”) кроме буквальной, никакой нагрузки не несет. Не означает оно ни “родной”, ни “близкий”.
Настоящие отношения выражало слово “барекам” (“желающий мне добра”, “благоволящий”), которым с 60-х годов называют и добрых родственников, и добрых знакомых.