Эрхегорд. Сумеречный город
Шрифт:
– Мы и сами тут застряли.
Судя по тому, что его капюшон был повернут в мою сторону, он обращался ко мне.
– От северных ворот туман слишком густой, – кивнул охотник. – Но теперь и на востоке пакостно. Тебе повезло. В обратную сторону так просто не выскользнешь.
– Мы тут все застряли, – с деланной грустью обронил Теор, при этом дернул головой и бережно провел по волосам ладонью.
– Мы с Теном сюда поднялись за крауглом, – продолжал Громбакх. – Сенозар [10] – самое время для этой пакости. Мерзкая она,
10
Сеноз'aр – второй летний месяц по вольмарскому календарю (27 дней). Название по старому календарю – «Второй месяц Большой луны» или «Большун» (29 дней).
Да он сам и даром никому не нужен. Его мясом даже лечавка побрезгает. Но в сенозар крауглы откладывают яйца, вот тут можно заработать.
– О да! – согласился Теор. – Яйца краугла фаршируют трюисами и подают с мальдинской икрой. По три золотых за порцию.
– Хорошее дельце! – Охотник придвинул к себе тарелку с бараниной. – Главное, не зевать. Только вот отроги, где они пасутся, к тому времени занесло туманом. Это на юг от Карнальской каменоломни.
– Почему вы сразу не вернулись в низину? – спросил я, разглядывая новых соседей за столом.
– Да так… Кое-кому пришла умнейшая идея. – Громбакх, шутливо скривившись, посмотрел на Тенуина. – Давай, говорит, поищем какашки горного барана. За одну корзину в Целинделе не меньше двух четвертаков дают. Зря, говорит, что ли, в горы лезли. Какашки горного барана – великая ценность, природное серебро, не меньше.
– Назем коагаров ценится, – кивнул один из близнецов.
– Лечебный, – тут же добавил его брат. – Из него делают настойки и мази.
– От простуды и ушибов.
– Народное средство.
Я едва сдержал улыбку, до того слаженно, словно продолжая одну общую фразу, говорили близнецы.
– Ну да, – вздохнул Громбакх. – А пока мы с этим вашим наземом носились, туман вошел в город. Заодно и дорогу к Целинделу затянуло. Теперь вот почти месяц сидим тут с тремя мешками бараньего дерьма.
Близнецы хохотнули и тут же одновременно качнули головой, будто стыдясь, что их развеселили грубые слова охотника.
В таверне тем временем началось оживление. Пришли музыканты. Кравчий и служанки помогли им расположиться возле каменной стойки. Протянулась первая тоскливая нота струнной тойбы, затем не спеша вступила тиала. Когда они стихли, коротко забасил тумбалон. Музыканты будто искали мелодию, пытались нащупать ее тон и настроение. Мягкие, бережные ноты переплетались с эвкалиптовым дымом, со смехом и разговорами посетителей, терялись в них, потом находили себя и крепли. Наконец ударили медные тарелки, загудели сразу три лютры, и все музыканты разом сошлись в ритмичном проигрыше. Посетители оживились еще больше, и теперь многие покачивали плечами в такт задорной мелодии.
– Вы пробовали выехать из города? – спросил я у Теора, который сейчас, сидя на табурете, еще больше походил на паука из-за чуть сгорбленной спины и расставленных угловатых локтей.
Говорить приходилось громче и четче, иначе
– Выехать?! – воскликнул Теор. – Поверьте, уважаемый, если б была хоть малейшая возможность покинуть пределы этого чудесного города, я бы давно ею воспользовался.
– Уважаемый… – тихо фыркнул Громбакх, отправив в рот большой кусок свинины.
– Должен признать… – Теор склонился к столу. Улыбнулся, показав мелкие зубы, и заговорщицки прошептал: – Своим заточением здесь я обязан этим господам. – Он поочередно кивнул на охотника и следопыта.
– Угу, – выдавил Громбакх, хотел сказать что-то еще, но ему помешало мясо, которое он теперь натужно пережевывал.
– Да, именно так. – Теор резко отстранился от стола. Поправил сбившиеся на лоб волосы и пояснил: – Я рассчитывал найти в Багульдине хорошего следопыта. Летом их тут бывает немало. В сенозар эти места популярны у охотничьей братии.
– Братии… – опять фыркнул Громбакх, еще не прожевавший, но уже отрезавший себе новый кусок свинины.
– В этом я, как видите, не ошибся, но… – вздохнул Теор. – Небольшое промедление меня погубило. Никто не думал, что туман так резко продвинется вперед.
– Никто, – согласился один из близнецов, придвинув к себе миску крапивного супа.
– Даже наместник этого не ожидал, – сразу добавил его брат. Ему принесли нарельские кабачки с зеленью.
– Вам повезло, что вы не заблудились и попали к нам.
– Да, вопрос в том, сможете ли вы от нас уехать.
– Это вряд ли. Теперь даже с предместьями и крестьянскими полями пропала связь.
– Правда, с южных селений еще едут телеги.
– Да, но туман так сгустился, что из низины уже никто не найдет дорогу сюда.
– И отсюда.
Близнецы говорили быстро и при этом чуть посмеивались. Я только успевал поворачивать голову от одного к другому.
– Мы не представились.
– Я Швик.
– А я Шверк.
– Братья.
– Портные.
– Если что, заходите к нам в мастерскую, сошьем костюмчик.
– Это за кварталом Каменщиков.
– Он, наверное, еще не ориентируется в городе.
– Это точно.
Близнецы рассмеялись. Их, кажется, забавляло, что я так усердно крутил головой. Различить их было непросто: до того старательно они подобрали одинаковую одежду. Даже каменные пуговицы на сюртучках застегивали в неизменном порядке – пропускали две верхние и одну нижнюю. Кроме того, оба близнеца чуть присвистывали на шипящих. Я бы не удивился, узнав, что от рождения это было свойственно лишь одному из них, а второй просто перенял такую особенность. Единственным отличием были седые волоски, которые проглядывали в шевелюре одного из братьев.
– Неужели туман настолько густой, что через него совсем нельзя пройти? – с сомнением спросил я, вспомнив, как сам медленно, ощупью, но все же продвигался по брусчатке и в конце концов достиг городских стен Багульдина.
– О да, – закивал близнец, кажется, Шверк – тот, у которого была седина.
– По дороге в Целиндел, – подхватил Швик, – он такой плотный, что вы не слышите, как бьется ваше сердце. Дальше и того хуже.
– Пропадают всякие чувства. Можете хлопнуть себя по лбу, но не ощутите этого!