Эрхегорд. Сумеречный город
Шрифт:
– Будто растворяетесь в тумане. Сами становитесь туманом.
– Да, да! Ущипните себя, схватите за нос, но ничего не почувствуете. Даже не будете знать, прикоснулись к себе или нет. Не скажете, холодно вам или тепло. А дальше…
– …дальше тело настолько немеет, что нельзя наверняка сказать, стоите вы или лежите.
– Уперлись в скалу или падаете в обрыв!
– Никаких чувств. Проткните себя иголкой, отрежьте себе ухо и – ничего. Непонятно, идет кровь или нет.
– Многие так и погибли.
– Отрезали себе ухо? – хохотнул Громбакх, расправившийся
– Нет. – Швик замотал головой и серьезно ответил: – Так и не поняли, что сошли с дороги и упали с обрыва.
– А я вот думаю, – прошептал Шверк, – они, конечно, упали на камни и разбились… Только ведь о своей смерти так и не узнали. Навсегда остались в тумане. Так и бредут по нему в надежде вернуться в город или спуститься в низину.
– Бредни, – отмахнулся Громбакх.
– История про Иодиса тоже бредни? – нараспев, подначивая охотника, спросил Теор.
Ему давно принесли яблочный пирог и новую чашу хмеля с соком эльны, но Теор не торопился приступать к ужину. За все это время только расшнуровал рукава и закатал их повыше. На правой кисти у него была сигва с изображением взмывшего над ареной акробата.
Громбакх взглянул на Тенуина. Тот, как и прежде, молчал, не шевелился, но теперь я был уверен, что он внимательно за нами следит и все хорошо слышит.
– Кто такой Иодис? – неуверенно спросил я.
– Гонец Тирхствина, нашего наместника, – ответил Шверк.
– Лучший гонец! – поправил Швик, выскребывая остатки крапивного супа.
– Да, лучший.
– Никто не верил, что туман пройдет через стены Багульдина.
– Но он прошел. Когда стало понятно, что туман никуда не отступит, Тирхствин отправил своего гонца с тревожной вестью в Целиндел. Нужно было сообщить эльгинцам. Такие дела по их части.
– Иодис был хорош! – Швик доел кабачки. Промокнул губы салфеткой и теперь говорил, поковыривая в зубах заостренной щепкой. – Из маоров [11] . У них там все настоящие бегуны. Такой и дикую кошку догонит в открытом поле.
11
Ма'oры – племенной народ в Землях Нурволкина. Отличается удлиненной голенью, коротким туловищем, приплюснутым лбом. Культурное наследие древних маоров, живших на юге от Гардаильских сопок, было уничтожено во время Второй Месатоланской войны. Остатки племен вынуждены были перекочевать в Земли Нурволкина.
– И места наши он хорошо знал. Мог вслепую до Целиндела добежать. Ему и лошади не надо было. Тракт идет петлями по косогору, а он, если что, бежал напрямик – по пастушьей тропке.
– Да, знал каждый отворот.
– Чтобы уж с ним наверняка ничего не случилось, придумали привязать к нему веревку.
– Веревку нам заказали, – с гордостью, приосанившись, добавил Швик.
– Ну, не только нам. Тут весь квартал Портных
– А тут другая веревка не поможет. Ему бы под конец пришлось ее на всю длину тащить. А картулина тонкая, легкая, но прочная – руками не порвешь.
– На пару верст должно было хватить. Он ее там собирался, по возможности, крепить, чтобы получилась веревочная тропа.
– Это наместник хорошо придумал.
– Только не он, а его дочь.
– В общем, обвязали и выпустили Иодиса в северные ворота. Тогда еще не знали, что в густом тумане все чувства пропадают.
– И не знаешь, держишься за веревку или нет. А может, уперся в скалу и продолжаешь, как безумный, в нее тыкаться носом.
– Или вообще в пропасть обвалился, повис и болтаешься себе. Не понимаешь этого. Висишь в пустоте, а думаешь, что по-прежнему идешь. Только ногами дрыгаешь.
– Да… – одновременно вздохнули близнецы.
– А гонец? – спросил я.
– Пропал, – пожал плечами Шверк.
– Его долго вели, а потом веревка замерла. Подумали, что перетерлась. Стали ее обратно наматывать.
– А там – ни обрыва, ни разреза. Просто развязана.
– Это как? – удивился я.
– Так.
– И кто ее развязал?
– А нам откуда знать? – усмехнулся Швик.
– Иодис и развязал. Аккуратно так, внимательно. Узел сложный был. Вот и неизвестно, что с ним случилось. Дошел или погиб.
– Вот вам и бредни! – Теор посмотрел на Громбакха.
Тот не обратил внимания на его слова.
– Это не просто мгла, – неожиданно повернулся к нам старик – тот самый, чья борода была переплетена серебристой проволокой. – Это туман забвения. Наказание нам за то, что мы сделали с городом.
– А тебе неймется, да? – встрепенулся охотник.
Соседям старика вновь пришлось его успокаивать. Правда, в этот раз он и не рвался к нашему столу, только прикоснулся к рукоятке меча и на этом успокоился.
– А Багульдин и в самом деле изменился, – с грустью согласился Шверк.
Швик впервые промолчал, не стал дополнять брата и только с сожалением кивнул.
Служанки принесли нам вторую смену блюд. Разговор за столом стал путаным, разбился на отрывочные диалоги и рассказы.
Портные говорили, что Багульдин, прежде известный город каменщиков, в последние годы превратился в перевалочный пункт, через который на горные термальные здравницы проезжали богатеи из низин.
– Сколько их там застряло из-за мглы!
– Смешно подумать!
Теор, то и дело поправляя волосы, говорил, что у него нет возможности так долго ждать, что ему нужно вместе с охотником и следопытом срочно попасть в Целиндел.
– У меня ведь младший брат пропал. Два месяца. И так надежды мало, а тут еще – туман.
Громбакх, окончательно захмелев, порывался рассказать мне о своих приключениях в Кумаранских предгорьях, в Саильских пещерах, в огненных песках Саам-Гулана. Бормотал что-то про гиблые лишайники, орды летучих хвойников и ядовитой саранчи. Я едва разбирал его слова.