Эрхегорд. Сумеречный город
Шрифт:
На ходу заметил, что Сольвин, хозяин подворья, испугался гораздо сильнее, чем может испугать чье-то неожиданное появление. Объясняться не было времени.
Распахнул входную дверь. Услышал, как Сольвин крикнул мне вслед:
– Вас все равно поймают! Можете не бежать.
Я мгновение помедлил, удивленный такими словами, но решил разобраться с этим позже. Сейчас нужно было бежать.
Тишина подворья резко сменилась шумом Ярмарочной площади. С балкона площадь была видна вся, теперь же я оказался среди людей и пришлось продвигаться наугад.
В лицо слабо задувал теплый ветер. Из-за тумана в Багульдине днем всегда чувствовалась духота. Свежесть и цветение гор угадывались лишь по вечерам.
Я расталкивал прохожих, торопливо извиняясь в ответ
Чем ближе я подходил к торговым палаткам, тем сильнее сомневался. «Не может быть…» На таком расстоянии легко ошибиться. Но этот черный костюм с высоким воротом, неуклюжая походка, тонкие ноги и руки, свернутый кнут на поясе и длинные черные волосы… Да, волосы опять были черными.
Теор. Такого трудно с кем-то перепутать.
Палатки были совсем близко, а я в очередной раз спрашивал себя, как поступлю, если тот человек в самом деле окажется Теором. Подойти и потребовать объяснения – глупо. Ни Тенуина, ни Громбакха я с тех пор ни разу не видел. Подумал даже, что они скрываются в туманной части города, боятся наказания за открытое убийство – ведь о нем могли узнать люди коменданта.
– Ну куда, куда!
Я нечаянно задел женщину, нагруженную ткаными сумками и большой корзиной с хлебом. Услышав причитания, остановился и вовремя заметил Теора.
Теперь не было никаких сомнений.
Он о чем-то говорил с продавцом из скобяной лавки. Стоял ко мне вполоборота, так, что можно было без помех рассмотреть его лицо.
«Значит, жив. Следопыт не убивал его. Но тогда кого он убил?»
Я по-прежнему не знал, что делать. Подумал, что веду себя глупо. Сделал шаг, чтобы заговорить с Теором, но, помедлив, решил для начала за ним проследить.
Багульдин больше месяца был спрятан от обозов и торговых подвод, туман скрыл поля и угодья, а запасы местных л'eдников, амбаров и складов должны были со временем закончиться; горожане понимали это и торопились скупить то, что еще было доступно на рынках, пусть даже цены поднялись до пределов, разрешенных наместником. Из южных селений еще поступали свежие продукты, и многие, готовясь к летней ярмарке, успели заполнить свои склады зерном, мукой, пряностями и прочей бакалеей, однако, проходя вдоль лавок, я видел, что торговцы уже не боялись выкладывать отчасти порченные, тронутые гнилью продукты – сейчас и на такой товар находился свой покупатель. Вечерние застолья в цоколе «Нагорного плеса» и в других тавернах могли показаться излишеством, но многие верили в скоротечность тумана. Встречались и те, кто считал гибель во мгле неминуемой, – они торопились утешить себя последними дарами жизни.
Теор выглядел беспечным. Никуда не торопился. Обошел еще несколько скобяных развалов. Отыскал интересовавшие его детали и отправился к Кузнечной улице. Я не отставал от него, стараясь при этом держаться на безопасном расстоянии.
Свернув на Смольную аллею и пройдя Скотный торг, он устремился вглубь квартала Каменщиков – прежде оживленного, шумного, а теперь таящегося в безмолвии.
Большинство каменщиков покинули Багульдин еще в те дни, когда это было возможно. Их не задержала даже близость ярмарки. Ежегодную ярмарку каменных изделий проводили в гумник [12] – последний летний месяц. Всякий раз она становилась главным праздничным событием в городе. Сюда стекались закупщики со всех Восточных Земель. Приезжали кочевники-музыканты, бродячие художники, калики, бывавшие в песках Саам-Гулана, блаженные предсказатели из Дегауля. На ярмарку заглядывали даже из Пекель-Зорда – огненного города Северных Земель. Его жители привозили жидкие горящие камни, устраивали перед ратушей огненное представление.
12
Г'yмник – третий, предпоследний
У северных ворот Багульдина собирался целый остров из карет, гартолл и повозок. В крестьянских селах открывались летние постоялые дворы. Ярмарочная площадь застраивалась деревянными времянками. Лотки с поделками из разного камня стояли по всей Парадной улице. Город шумел, радовался. Снизу, из Целиндела, едва успевали подвозить новые бочки хмеля. Дети набивались в палатки, где странники рассказывали им о далеких краях, о затерянных землях.
Ярмарка работала и днем, и ночью. Одновременно с ней проводили Праздник хмеля и Праздник взросления – в эти дни подросткам, которым уже исполнилось шестнадцать лет, разрешалось сделать первую кистевую сигву.
В Багульдин приезжали богатые купцы, представители знатных родов. Они гостили в горных подворьях, гуляли по укрепленным тропинкам, а в конце месяца увозили домой узорные плиты, барельефы и даже статуи, нередко сделанные мастером на заказ – с фигурой и лицом заказчика.
Первая ярмарка прошла больше двух столетий назад, в правление Вольмара Адельвита, девятого Венценосца из рода Эрхегорда, и с тех пор отменялась лишь семь раз – в годы Венценосного траура.
Когда пришел Хубистан, каменщики испугались. Просьбы Тирхствина, наместника Багульдина, не удержали их в городе. Из главных мастеров остался лишь Орин – наследник рода Торгорда. Возле его дома сейчас и ходил Теор.
Он по-прежнему выглядел беспечным, при этом уже трижды обошел владения каменщика. Моя слежка становилась навязчивой – Теор мог заметить неотступно идущего за ним человека. Впрочем, его внимание было явно отдано чему-то другому. Он то и дело поправлял завязки на рукавах, останавливался, чтобы перешнуровать ворот или проверить подошвы кожаных баерок, но, конечно, думал вовсе не об одежде.
«Что он тут потерял?» Я решил спрятаться на веранде соседнего пустующего дома.
Все рассказы Громбакха об охоте, о желании скорее вернуться в Целиндел могли быть ложью. Я допускал, что в действительности они с Тенуином и Теором – простые грабители или мародеры, придумавшие наведаться в отчасти пустые кварталы Багульдина. Дом Орина охраняли наемники: безусловно, там было, чем поживиться.
«Если они воры, то знают, как выбраться из города. Иначе бы так не рисковали. Награбят свое и уйдут. А я – с ними. Найти их убежище, сказать, что знаю их планы, но не буду вмешиваться. И предложить хорошую плату за сопровождение, – думал я, глядя на то, как Теор в четвертый раз пошел вдоль ограды. – Ну да. Они согласятся. А при первой возможности пустят мне стрелу в горло, заберут мою гартоллу со всеми сундуками… Хороший план».
Дом Орина был самым большим и богатым в квартале Каменщиков. Приблизиться к нему не давала витая металлическая изгородь, но и с улицы хорошо просматривалось его великолепие. Все балконы были сделаны в виде молотов, их рукоятки колоннами опускались к узорчатому цоколю. По карнизу вереницей тянулись огромные, вырезанные из камня инструменты: кирки, зубатки, колотушки. Над окнами висели маскароны горных зверей. Мансарда была исполнена в виде красной наковальни, над которой, взметнув молот, высилась статуя каменщика – первого из рода Торгорда, в свое время приложившего руку к возведению Свирной башни.
Вокруг дома тянулись крытые аллеи. Они были уставлены всевозможными изделиями: фигурами, капителями, фонтанами. Отдельно, в деревянных оградках, стояли вырезанные из карнальского камня виноградные кусты, орешники, разлапистые эльны. Орин и в самом деле не прекращал работу. Несмотря на туман и отъезд других каменщиков, продолжал готовиться к ярмарке.
«Если она состоится, то пройдет под его именем. У каменщика, должно быть, настоящая армия помощников. Одному столько не сделать…» – подумал я и заметил, что Теор, в последний раз взглянув на изгородь, пошел дальше, в сторону квартала Теней. Я последовал за ним.