Эрика
Шрифт:
— Вам же, князь, нельзя пить, — тихо сказала Мари.
Но Гедеминов громко ответил:
— Так моим товарищам по палате можно. Вечерний обход пройдет, они и выпьют за наше знакомство.
— Да, нам можно. Мы уже здоровые, а нас из больницы не выписывают. Мы даже в магазин пойти не можем.
— Обе бутылки выпьют? — удивилась Мари.
— Зачем же мне их спаивать? Другую завтра выпьют.
Граф Петр сказал Мари:
— Мы посекретничаем, подожди меня в холле.
Он нагнулся и прошептал Гедеминову на ухо: «Я к
— Вмешивать не хотел. Думал, один справлюсь, — тихо ответил Гедеминов.
— Но это не только ваш враг, но и мой.
— Ваша жена знает? — спросил Гедеминов.
— Нет, конечно, нет. Ну, прощайте до ночи. Я легонько в окно стукну, если вдруг проспите, — сказал граф Петр и вышел из палаты.
Пока не начался обход, Гедеминов откупорил бутылку вина и незаметно всыпал туда снотворное.
После обхода врача долго рассказывали анекдоты, потом кто–то сказал: «А где обещанное вино?»
— Я думал, вы не хотите, — ответил равнодушно Гедеминов и затем спросил: — вам действительно можно? Спросим врача?
— Да брось ты! Мы здоровые. Давай свое вино! — сказал один из них.
— Я немного отпил. Это укрепляет мои силы. Дайте стаканы, я вам налью.
Он разлил по стаканам вино и посмотрел на часы. Было 12 ночи. «Доза снотворного небольшая, но до семи утра никто не проснется», — подумал он и тоже задремал. Но, услышав легкий стук в окно, вскочил и открыл его. Все спали. Он вылез в окно в пижаме. В саду он переоделся, обулся, надел перчатки и застегнул пояс с ножами. И в половине второго они были уже под мостом, где ждал их Володька.
«Ну вот, я снова на своей гражданской войне — подумал Гедеминов. — Только открыто не могу вступить в бой. Что ж, я прибег к военной хитрости ради победы.»
Он обратился к графу Петру:
— Вы, кажется, поручик. Вот и довоюем свою войну. Покончим с этой красной мразью.
Спрятались за кустами. Прошло минут сорок. Кто–то шел. Это был Попов. Из–под моста вышел Володька. Он нес сумку.
— Вот, начальник, его туфли и рубашка, — сказал Володька. — Я все выполнил, как договорились, давай деньги и документы.
— Покажи, — Попов фонариком осветил рубашку.
— Не доверяешь, начальник, с фонариком пришел. Утро уже. Это, между прочим, кровь. Кровь твоего врага. Пощупай, — говорил Володька, потеряв бдительность.
— Знаю, что выполнил. Князь не пришел на работу. Ну, пора расплачиваться. — Попов полез в карман. Я рад, что князь на небе… — начал было злорадно Попов, но вдруг вскрикнул. Это Гедеминов метнул нож ему в руку, которая была в кармане. От боли в руке Попов нажал на курок. Пистолет выстрелил. Пуля едва не попала Володьке в ногу. Володька взревел:
— Ах ты гад! У него был пистолет в кармане!
— Ты жив! — ужаснулся Попов, увидев Гедеминова.
— Не только жив, но и здоров. А к тебе смерть пришла, —
В сознание промелькнуло то, что он в князе больше всего презирал и ненавидел — его благородство. И теперь он ухватился за это его качество, как за соломинку, и взмолился: — Князь, не станешь ты безоружного добивать. Зачем тебе жизнь такого простого и несчастного человека, как я?
— Молись, спасай душу. Может, Господь и услышит, — ответил холодно Гедеминов.
Из–за спины Попова выступил граф Петр и тихо сказал:
— И заодно вспомни, как ты мне на спине звезду выжег. Не узнаешь, палач? И я пришел засвидетельствовать твое преступление. И я тебя сейчас прощаю. Молись.
— А кто надругался над моей сестрой? — зарычал Володька — Кто виноват в ее смерти, в смерти моих родителей? Кто мою судьбу искалечил? Кто сейчас хотел меня убить, подлец? — И Володька вынул нож, торчащий в руке Попова, вытащил его руку из кармана и достал пистолет. — Смотрите, трофейный, немецкий. Сберег скотина!
От боли Попов вскрикнул, упал на колени, прижал к груди раненную руку и взмолился:
— Я виноват князь, прости меня! Сдай в милицию. Я заслужил, все раскажу. Князь, твоя жена… она жива и у вас все хорошо. Я раскаялся. Ты же верующий. Я истекаю кровью.
Володька выступил вперед:
— А я неверующий. Просто убить собаку — грех, но уничтожить бешеную — это благо для всех. Да, туфли тебе больше не нужны. На тот свет босиком приходят.
И Володька стянул туфли с ног Попова.
— Вот и закончилась наша с тобой гражданская война, — жестко сказал ему Гедеминов. — Сейчас ты в моих руках и ранен, но, увы, пленным ты мне не нужен. — повернулся к Володьке: — Кончай его!
Попов в ужасе посмотрел в сторону другого берега, где табором расположились цигане. «Помо…» — вырвалось у него. Но Володька не дал ему крикнуть, зажав ему рот. Попов посмотрел со страхом в воду и в ужасе замычал: к нему тянули руки утопленные им в ранней юности Лора и Левушка. И тут Володька стал накидывать ему на голову мешок. Попов отчаянно сопротивлялся.
Гедеминов сказал графу Петру:
— Пойдемте. Казнить — не слишком благородное дело. Володька пострадал больше всех. Пусть он и кончает его.
Володька разделся догола, взялся за длинный конец веревки и поплыл на островок. Он вылез на берег и тянул мешок, пока тот не оказался на середине реки. Потом бросил веревку в воду и поплыл назад, ныряя в том месте, где утонул мешок. Вынырнул, поплыл к берегу и, продрогший, стал одеваться. Там где утонул мешок, по воде шли пузыри.
— Так, — сказал Гедеминов, — пока его душа по пути в ад, приведем берег в порядок. Кровь песком посыпьте, граф. Володька, возьми нож, помой его с песком. Дай туфли этого гада. Я их обую, войду в дом, возьму его документы. Если что подозрительное услышите, швырните камушек в окно.